Оборона Камчатки в Русско-японскую войну
(по материалам ЦГА РФ ДВ)

Одним из наименее изученных аспектов русско-японской войны является ее влияние на дальневосточные окраины, и в частности, на Камчатку. Фраза, вынесенная в заголовок статьи (оборона Камчатки в русско-японскую войну) строго говоря, не совсем соответствует действительности, поскольку из «военных» действий мы можем назвать только бомбардировку Петропавловска японскими крейсерами 1 августа 1905 года. Во всех остальных случаях имели место столкновения с японскими браконьерами («хищниками», по тогдашней терминологии). Тем не менее, события на Камчатке очень интересны с точки зрения реакции разных слоев общества на русско-японскую войну, которая для жителей Камчатки к тому же была близкой и далекой одновременно. Далекой - поскольку основные боевые действия совершались «где-то там» - в Маньчжурии, в Порт-Артуре и т.д. Близкой - поскольку нападение японцев на Камчатку весь период войны напряженно ждали, и в какой-то степени дождались.
Основным источником для написания статьи послужили материалы ЦГА РФ ДВ, в частности - бумаги Приамурского генерал-губернаторнства.
Прежде чем переходить непосредственно к теме, стоит, думается, хотя бы кратко остановиться на общем положении дел на Камчатке. Даже согласно специальным отчетам, в которых действительность старались по возможности приукрасить, состояние дел на Камчатке было удручающим. Положение местного населения, особенно туземного, было крайне тяжелым. Снабжение населения припасами и продовольствием по линии «Камчатского торгово-промышленного общества» было организованно неудовлетворительно, существующие склады обслуживали громадные районы по 400-600 верст, так что местные жители могли посетить склад не чаще одного раза в год, а в период голодовок - не могли вообще, так как голодным собакам было не под силу покрыть расстояние в несколько сотен верст. На недостаточности снабжения играли местные купцы, которые произвольно завышали цены на припасы и продовольствие (зачастую в 15-20 раз) и снижали - на меха, из-за чего все инородческое и казачье население попадало от них в полную зависимость. Весьма распространено было спаивание местного населения, увеличивавшее и без того большую смертность камчатских жителей. Представители местной администрации оставляли желать лучшего, да и тех не хватало.
Согласно отчету Гребницкого, начальника Командорских островов и уполномоченного министерства по снабжению продовольствием северных уездов Приморской области, который в июле 1904 года совершал поездку по Камчатке и Охотскому побережью, административное управление Камчаткой велось из ряда вон плохо. Характеристики, которые он дает местным чиновникам, священникам и фельдшерам полны язвительной иронии. Например, на острове Медном «служащие административные лица - оба надзиратели - вполне добропорядочные чиновники, склонны, к сожалению, но не во время исполнения служебных обязанностей, к употреблению напитков не в меру. Полуграмотный священник, к великому счастью, сбежал во Владивосток; жители остались без священника, о чем очень печалятся: некому венчать и крестить. Школа стоит в запустении, учителя нет второй год... фельдшер, по отзыву врача, знающий свое дело - типичный алкоголик, - опрятно содержит, благодаря жене, свою аптеку и дом. Население вымирает: за два года число живущих уменьшилось: рождения не покрывают убыль от смерти» (1).
Не лучше дела обстояли на острове Беринг. Казенные дома и имущество казны, согласно отчету, содержались крайне небрежно и неопрятно, масса хорошего строевого леса лежала и портилась прямо на земле. Управляющий уездом Павский все время доводил местного священника, связавшись с фельдшером, который, собственно, и управлял округом. «Обращение его (фельдшера) с жителями и вымогательство поставили его во враждебное отношение к населению, которому он не хотел оказывать помощи на дому, требуя посещения аптеки. Павский взял его с собой в Петропавловск, так что остров Беринг остался без всякой врачебной помощи» (2).
Далее в отчете читаем: «В Петропавловском порту царит полное запустение, нет пристани, склады ветхие и требуют ремонта… Камчатский рабочий слабосилен и сильно подвержен крепим напиткам, живя впроголодь, окруженный обилием пищевых веществ в воде и на суше - результат его нравственно-социального развития, для поднятия которого ни школа, ни духовенство, не говоря уже об администрации полицейской ничего не сделали» (3).
И вот в этих-то условиях 21 апреля 1904 года на Камчатку пришло известие о начале войны с Японией. Петропавловский уездный начальник А.П. Сильницкий, сразу по получении сообщения, развил бурную деятельность. Примечательно, что к моменту получения известия о войне, А.П. Сильницкий находился с местной интеллигенцией (врачом Тюшевым, горным инженером Симоновым, начальником училища Робертом, благочинным священником отцом Комаровым, маячным смотрителем и другими) в таких напряженных отношениях, что был объявлен врачом Тюшевым сумасшедшим (параноиком). Перечисленными лицами было даже проведено что-то вроде совещания, на котором было решено просить вышестоящие инстанции расследовать дело о А.П. Сильницком и отозвать его с Камчатки, заменив его помощником, Д. Павским. А.П. Сильницкий, узнав об этом совещании, возбудил дело о камчатском бунте среди местной интеллигенции и провел ряд арестов (в том числе, Тюшева, Симонова, смотрителя маяка, горнорабочих). Священник (отец Комаров) был взят под домашний арест. Но эти события произошли как раз накануне 21 апреля.
Получив сообщение о войне, А.П. Сильницкий освободил священника, попросив его провести молебен о даровании русским войскам победы в войне, что отцом Комаровым и было исполнено. Последний обратился к прихожанам с соответствующей речью, в которой призвал не бояться врага и надеяться на Божью защиту. А.П. Сильницкий перед молебном зачитал приказ по поводу объявления войны Японии. Приказ весьма любопытен. Населению предписывалось «верить в могущество нашего Великого Государя и его беспредельную любовь ко всем подданным от Петербурга до Петропавловска. Никто никакой опасности ожидать не может, потому что о нас печется Государь и Его Наместник на Дальнем Востоке, кто этому не верит, тот не любит своего Царя» (4).
Запасные нижние чины, казаки и волонтеры от населения приглашались к формированию дружины, начальником над военными силами назначался штабс-капитан Векентьев. Кроме того, А.П. Сильницкий в приказе объявил «все домашние недоразумения» поконченными и попросил каждого недовольного «отложить свое неудовольствие до окончания войны». Все, взятые под стражу, были немедленно выпущены.
22 апреля 1904 года было принято постановление, согласно которому всякий, услышавший что-либо относящееся к войне, должен был явиться в Управление и записать свой «слух». Кроме того, любой желающий мог предложить меры по обороне Камчатки от врага, для чего была заведена специальная книга, в которую и должны были записываться предложения. Предложения были очень скоро занесены. А.Т. Зубков, горный инженер А.М. Симонов и врач В.Тюшев предлагали увезти в глубь Камчатки порох и продовольствие, раздать населению оружие и вывезти из Петропавловска женщин и детей в долину р. Камчатка (предлагался ряд поселений, а также конкретные меры по организации вывоза людей и грузов в глубь страны). Смотритель маяка Косачев и штабс-капитан Векентьев предлагали меры по организации сигнализации.
Совсем другого характера были предложения отца Комарова и заведующего Петропавловским горным училищем Роберта. Их предложения ясно указывают на то, что, по крайней мере, у части камчатского населения, возникала мысль о сдаче японцам. Так, например, священник Комаров указывает: «Есть намерение в случае прихода неприятельского судна зажечь в виду его запасы каменного угля и стоящие на рейде шхуны. На мой взгляд, приведение такой меры в исполнение, не принеся ровно никак вреда для неприятеля, который несомненно, если придет, то имея с собою транспорт с углем и провиантом, а не будет рассчитывать на чужой предполагаемый уголь, может, однако, принести громадный ущерб нам же самим; с одной стороны это приведет японцев в страшное раздражение и тогда, разумеется, о белом (парламентском) флаге не может быть и речи, и от Петропавловска не останется камня на камне, с другой - вслед за японским судном может придти наше русское, которое будучи осведомлено о запасе угля в Петропавловске может придти без своего угля; 2) В случае прихода неприятельского судна имеется, кажется, в виду поездка на судно,
для сдачи Петропавловска представителя административной власти не в парадной форме, а в домашнем костюме (тужурка). Такое намерение, на мой взгляд, не может быть оправдано ни с точки зрения международного этикета (ведь мы считаемся культурным европейским народом), ни по своей конечно цели показать презрение к японцам, но тогда лучше безусловно совсем не ездить на судно» (5).
Роберт, согласившись с предыдущим мнением, написал: «К этому я могу только еще прибавить свою искреннюю просьбу к Петропавловской Администрации, что, в случае прибытия в Петропавловск японцев или представителей другой какой-либо враждебной нам нации, никакой враждебности к ним не выказывать. Это будет самое лучшее, что в данном своем положении мы только и можем сделать» (6).
Однако, пораженческие настроения на Камчатке не возобладали. Тем более, что уездный начальник А.П. Сильницкий был настроен на решительную оборону края от неприятеля. Им была организована дружина (которой придали форму регулярного воинского подразделения) и ополчение, установлена сигнализация створа в Авачинскую губу, выставлены дозоры в бухты Жупановскую, Кроноцкую и на мыс Лопатка, произведена раздача населению оружия, установлена застава на реке Большой (15 мая 1904 года застава имела бой с японцами, пришедшими на шхуне за рыбой, в ходе боя 13 японцев было убито, а шхуну сожгли). Согласно рапорту А.П. Сильницкого военному губернатору Приморской области, после объявления войны им, А.П. Сильницким, было созвано общее совещание, на котором он предложил присутствующим решить вопрос: оборонять Камчатку или нет. Все решительно высказались за оборону, после чего А.П. Сильницкий потребовал всем расписаться в безусловном выполнении всех его распоряжений и приказов по обороне уезда, что в условиях, когда над ним висело объявление в паранойе, было далеко не лишним. Тон его приказов был весьма решительным. Так, приказ от 10 мая 1904 года гласил:
«9 с. мая на американский пароход «Редондо» мною сдана русскому консулу в Сан-Франциско телеграмма в адрес подлежащего начальства, к сему в копии приобщаемая. Объявляя эту телеграмму во всеобщее сведение, предупреждаю сельских старост, что если бы кто из них осмелился не объявить всем общественникам содержание сей телеграммы, а равно и предыдущих моих приказов за №№ 204, 238, 251 до войны относящихся, если бы в каком селении нашелся бы такой общественник, который, получивши ополченский крест, не нашил таковой на шапку в знак своей готовности постоять, если это потребуется, против врага, в лице ожидаемых мною японских хищников, которые, дай только им волю, непременно перережут не только нас самих, но и наших жен и детей, разграбят и сожгут наши дома и пожитки, то, я ответствую перед Царем и Отечеством за всю Камчатку, буду наказывать описанных ослушников моих приказов без всякого милосердия, ибо тот, кто не слушает Начальство в виду возможного нападения неприятеля, на случай его появления в стране, явится первым изменником, в надежде на милости врага, но да будет всем известно, что изменников своему Царю и родине часто вешают и те, ради которых они изменили, а свои, то есть свой Царь и свои законы наказывают изменников смертною казнию во всяком случае. Я говорю это отнюдь не потому, что думаю, что среди камчатских жителей найдутся изменники, глубоко убежден, что их нет, никогда не было и не может быть, а только лишь объявляю, насколько важно, при военных обстоятельствах полное повиновение распоряжениям Начальства. Наша сила в единении в боге и Великом Государе и от лица Его императорского Величества действую я, Начальник Уезда» (7).
В копии с телеграммы приводилась информация о деятельности против японцев (формирование дружины, раздача ополченских крестов, вывоз боевых припасов, продовольствия, женщин и детей вглубь страны; установка сигнализации маяком и прочее). Там же А.П. Сильницкий еще раз напомнил населению Камчатки о необходимости быть преданными Царю и Отечеству: «Сколько бы врага не появилось на Камчатском полуострове, и откуда бы он не появился - будем его бить во славу Царя и Отечества без милосердия и, глубоко убежден, победим, потому что нам союзник - дикая и величественная природа девственной, бездорожной, гористой, лесистой и болотистой Камчатки, и враг, кто бы он ни был, сильнее нас в том только случае, если у него пушки, вот эти-то пушки и есть единственная причина, что я оставляю Петропавловск, если на его рейде появится неприятельское судно, вооруженное артиллерией. Прошу глубоко верить, что на Камчатке ни при каких условиях не будет нарушена так дорогая всему верноподданному честь русского имени» (.
В еще более жестком тоне был составлен приказ А.П. Сильницкого от 29 мая 1904 года. В приказе сообщалось, что А.П. Сильницким, по настоянию уездного врача Тюшева, были освобождены от военной службы камчатские казаки, Роман Пшеников и Савва Копылов. А.П. Сильницкий заявил, в связи с этим, что даст подобное освобождение любому казаку, страдающему болезнью и предоставившему свидетельство врача. Однако те, кто «под предлогом недомогания» уклоняются от службы военное время - «суть трусы и негодяи», честные люди идут на битву с врагом даже тогда, когда сил едва хватает на то, чтобы зарядить ружье. «Я прошу дружину иметь в виду мои слова, что я не поведу в бой трусов и всем таковым я дам полную возможность уйти из сферы огня, если таковой будет, а потому уверен, сколько-нибудь порядочный дружинник не воспользуется тем или иным недомоганием, без которого слабая человеческая природа никогда не обходится, и вполне здоровых людей никогда не было, как нет их и в дружине. В дружине есть лишь трусы и негодяи, и есть люди честные, последних, уверен, больше, а если и меньше, то не беда: древние спартанцы в числе 300 человек, защищались от стотысячной персидской армии, а японцы не представляют никакой армии, а представляют, единственно, хищников, хотя и вооруженных» (9).
Хронологию событий на Камчатке в годы войны можно восстановить по целому ряду рапортов и докладных записок лиц, принимавших участие в военных действиях. Так, согласно докладу и.д. Петропавловского уездного начальника Д.Павского военному губернатору Приморской области от 28 ноября 1904 года за № 703, в течение лета 1904 года по западному и восточному побережью Камчатки рыболовным промыслом занимались 50 хищнических рыболовных шхун. Было решено оказать вооруженное сопротивление японцам в Петропавловске, если последние придут на рыболовных шхунах и без артиллерии, если же придет японский броненосец - оставить город без выстрела.
17 мая в Петропавловске была получена полетучка из Большерецка о прибытии в устье р. Большой японской шхуны. Векентьев был послан на западный берег с поручением воспрепятствовать промыслу рыбы в устье р. Большой японцами. 24 мая была получена вторая полетучка с сообщением, что большерецкие жители составили дружину во главе с казаком Михаилом Нагорным и ратником ополчения Бирулем, 16 мая вышли из Большерецка, а 17 прибыли устье р. Большой, где попытались узнать силу врага, не смогли и решили «отправиться в сражение» имеющимся составом (6 человек: Алексей Максимович Селиванов, Михаил Нагорный, Ксаверий Бируля, Павел Логинов, Петр Кравченко). Пройдя немного, дружинники заметили на реке шлюпку, которая оказалась русской, с охранниками, возвращавшимися с бобрового лежбища на мысе Лопатка в Петропавловск. Казаки охраны соединились с большерецкими и вступили в сражение с японцами. Правда сражением произошедшее событие можно назвать с большой натяжкой: японцы, застигнутые врасплох, побросали оружие (кинжалы и ружья) в реку, и были взяты казаками под стражу. Отдельно был захвачен японский капитан. Шхуну зажгли. Дальше, согласно докладу казаков, события развивались весьма трагично для японцев: заметив на горизонте дым, казаки, испуганные перспективой соединения вражеских сил, сделали по пленным залп, «как по врагам разбойникам и хищникам» и поспешно ушли.
Векентьев прибыл к устью р. Большой уже после событий 17 мая и занялся устройством сигнальных постов по всем пунктам вероятного прибытия японских шхун. Михаилу Нагорному Векентьев поручил заведовать обороной Облуковинского участка, а Сотникову - Большерецкого. Сам Векентьев с Михаилом Корякиным выехал в Усть-Камчатск. В июне от Сотникова был получен рапорт, с представлением донесения Явинского старосты. 3 июня селение (село) Явино было занято японцами и разграблено: «3 июня утром рано японцы подступили к селению и заняли три дома, а видели только 12 человек, в домах нам неизвестно было, японский народ был военный, а шхуна зашла в Озерную реку 30 мая». Явинцы бежали в сопки. 8 июня три человека пришли из Явино в село Голыгино с сообщением о занятии и разграблении села. Голыгинцы убрали из селения скот и семьи, а в селении оставили только несколько стрелков. 7 июня в реку Опалу (Апалу) вошла японская шхуна с 20 японцами (10).
Сотников отправил Алексея Селиванова на разведку в Голыгино и Явино. 18 июня Селиванов донес, что на реке Опале стоит японская шхуна с 20 рыбаками, ловит рыбу. Село Явино занято японцами, живут в трех домах и часовне, завладели имуществом жителей, всего их 12 человек с оружием. На Озерной - шхуна и две большие палатки, количество японцев неизвестно. Казак Николай Манаков донес 13 июня, что в устье реки Опалы стоит японская шхуна, «но драться в ней матерьялу нет в народе», хотя сам Манаков жаждет постоять «за веру и отечество».
Согласно протоколу Сотникова от 28 июня он собрал 55 охотников из сел Большерецкого, Апачинского, Жалкинского и отправился 24 июня к р.Опале, где соединился с «силами» Селиванова. 28 июня объединенный отряд подошел к табору японцев в устье реки. Японцы выбежали из табора, обнажив кинжалы, и пустились бежать. По убегающим японцам был открыт огонь. Параллельно 6 человек (Сотников, Селиванов, мещане Иван и Македон Ворошиловы, камчадал Иван Панов) отправились на шлюпке на шхуну. Вооруженных казаков под командой Ивана Максимовича Селиванова разместили в закрытой местности на берегу против шхуны. Взойдя на шхуну, отряд Сотникова увидел 4-х японцев с саблями, которые тут же были убиты. Всего убито было около 20 японцев (11).
Д. Павский в своем рапорте отмечает, что убитые 20 человек японцев не имели даже ружей, и подобное беспощадное отношение к врагу, вплоть до убийства связанных пленных в Большерецке, было вызвано приказами А.П. Сильницкого, в которых он восхвалял действия большерецких и ставил их в пример всему камчатскому населению (приказы №308 от 24.05.1904, №309 от 25.05.1904). Например, в приказе №309 предписывалось «и впредь на случай появления новых хищников, истребить их с тою же отвагою, с какою истреблены и первые хищники. Строго предписываю никакой жалости к врагу не проявлять, памятуя, что жалость к врагу Отечества есть только трусость, которая ляжет на нас позором и безчестием». А.П. Сильницкий так же в приказе подчеркнул, что все, взятое с вражеских шхун, составляет полную собственность победителей, то есть является военной добычей.
В предписании казаку Михаилу Нагорному переданы слова уездного начальника о том, чтобы в следующий раз «не отправлять пленных японцев, а прекращать до одного японца тут, где будет взята шхуна», продукты и товары выгружать и распределять по обществам (12).
Из рапорта Сотникова от 17 июля 1904 года за № 24 и доклада Д. Павского следует, что после действий на р. Опале Сотников, Селиванов, явинский староста Игнатьев и еще 3 человека отправились на разведку к с.Явино. Возле села увидели столб с надписью по-японски и по-русски о том, что эта земля уже принадлежит Японии и кто тронет этот столб (то есть попытается убрать), тот будет убит. Само селение Явинское было разграблено: скот угнан в Озерную, внутри домов и часовни развалены печи, сорваны обои, разбиты окна, в часовне весь Св.Престол разрушен, иконы побросаны на полу. Сотников и Селиванов произвели кроме того разведку по направлению к Озерной, обнаружив там 2 японских шхуны, 6 палаток и батарейные окопы. Причем Д. Павский в своем докладе утверждает, что рассмотреть батарейные окопы и вооружение японцев Сотников и Селиванов не могли, так как не подходили к Озерной ближе 10 верст.
После первой разведки Явино (которая произошла 11 июля 1904 года) отряд вернулся в Голыгино. Там к нему присоединились 13 человек подкрепления из Большерецка, а, кроме того, команда, бывшая на р. Опале и 16 человек, прибывших на шхуне «Мария» во главе с Жабой, всего в общей сложности 77 человек.
В рапорте Сотникова сообщается, что 15 июля его отрядом был взят в плен лейтенант Гундзи (Гунжи), командир отряда японцев. Подробности дела описывает Павский. Согласно его докладу, Егор Евойлов 12 июня был отправлен на Озерную с письмом к Гундзи, причем истинной целью его похода была разведка неприятеля. Евойлов, вернувшись, сообщил, что в помещении Гундзи насчитал 45 ружей, 10 шашек, 5 копий, а на мысу видел пушку. На следующий день к Гундзи пошел уже явинский староста Игнатьев. Гундзи приказал последнему сдаться, вместе со всем селением, жителей собрать, потом доложить Гундзи, после чего он придет и заключит с сельчанами мир.
14 июня Гундзи было передано очередное письмо, в котором говорилось, что жители селения собраны. 15 июля Гундзи с доктором Ода Наотаро и 2 японцами пришел в селение, где и был захвачен дружинниками. На допросе Гундзи показал, что в Озерной стоят 3 японские шхуны, 88 человек японцев, 50 бердан, 2 сигнальные пушки для китов. Сотников приказал Гундзи вернуть все разграбленное и снять с часовни японский флаг, тот отказался. 15 же июля с Гундзи была взята речь, которую он намеревался сказать жителям с. Явино. В речи вся вина за войну возлагалась на нечестных русских чиновников и особенно на наместника царя на Дальнем Востоке Алексеева, который сделал «очень нехорошо» для Японии, Китая и Кореи, почему японцы и вынуждены были начать войну.
16 июля отряд Сотникова (Д. Павский оценивает его численность в 85 человек), взяв с собой двух японцев-переводчиков (по-видимому, захваченных в Явино), направился к Озерной. В 2ч.30мин. утра 17 июля отряд подошел к первому табору японцев. Японцам было предложено сдаться, но они отказались и открыли огонь. Русские ответили тем же. После 1,5 часового сопротивления было убито 17 японцев, со стороны русского отряда - 5 человек ранено (один тяжело). Перед боем к второму табору японцев был послан отряд Селиванова (20 человек), который занял позицию возле мыса «дабы попрепятствовать могущему быть нападению хищниками от мыса». Японцы из второго табора выйти так и не посмели. Около 4,5 часа утра оба русских отряда отошли, «не имея при себе и в Явиной для довольствия провизию, а равно не имея даже фельдшера для малейшей помощи в несчастном случае». В 7 часов утра умер тяжело раненый дружинник Ксаверий Бируля. Возвратившись в Явино, постановили все оставшееся имущество и скот перевезти в Голыгино. Столб с надписью о принадлежности Камчатки Японии был срублен лично Селивановым, снят японский флаг. На этом столкновение с японцами было закончено (13).
Д. Павский в своем докладе пишет, что намерения захватить Камчатку Гундзи не имел, его единственной целью был хищнический лов рыбы, а столб с надписью был поставлен для того, чтобы запугать местное население, дабы оно не препятствовало лову японцами рыбы.
Далее Д. Павский описывает действия северного отряда под командой казака Михаила Нагорного, ссылаясь на его рапорт от 12 июля 1904 года. 8 июня Нагорный прибыл в село Ичу. В селе им был захвачен японец-переводчик, который прибыл в Ичу для переговоров с жителями относительно условий рыбной ловли (в устье р. Ичи находилась японская шхуна). Переводчик показал, что на шхуне 13 человек японцев, без оружия, враждебных намерений не имеют. 8 июня с отрядом в 12 человек Нагорный отправился в устье реки, захватил врасплох команду и всех забрал в плен. Японцам было объявлено, что при малейшем сопротивлении их расстреляют. Японского капитана и переводчика Нагорный отправил в селение, а остальных японцев стал переправлять на другую сторону реки. Шхуну зажег. Японцы, переправленные через реку, попытались сбежать, часть пыталась отобрать у часовых оружие. Все попытки кончились для японцев неудачей, их усмирили, после чего Нагорный всех их расстрелял (11 человек).
Вернувшись в село, Нагорный расправился еще и с японским капитаном, который, по сообщениям часовых, пытался бежать, а на увещевания Нагорного «вскочил на ноги и выпрямился, готовый броситься». Так что в итоге в живых остался только японский переводчик Эзеро Химучи (14).
В рапорте от 29 июля Нагорный сообщил, что 8 июля в устье реки Ичи вошли 4 японские шхуны, а в соседнюю реку Колпаковку - три. Нагорный с отрядом из 55 человек напал на японцев в устье р. Ичи в ночь с 16 на 17 июля, причем свою дружину он разделил на два отряда (одним командовал сам Нагорный, а другим - казак Михаил Корякин). Отряды одновременно напали на два сарая, в которых находились японцы. Застигнутые врасплох, японцы обратились в паническое бегство, лишь немногие стали защищаться. Со шхун был так же открыт огонь, но русских он не доставал, поэтому шхуны вскоре ушли в море. Всего в схватке с японцами было убито более 50 японцев, захвачено 3 ружья и 90 патронов.
После боя Нагорный пошел в селение Колпаково, причем на р. Колпаковой к этому времени находилось уже 9 японских шхун. В ночь с 26 на 27 июля русская дружина (80 человек) напала на японцев, как и в деле на р. Иче, разделившись на две части. Одна часть отряда шла сверху, другая перегородила устье, чтобы не дать японцам уйти. Под напором первого отряда (им командовал Корякин) японцы бежали. Попытались овладеть шхунами, но смогли захватить только одну, остальные 8 шхун русские сожгли. Всего японцев было около 200 человек, все, кто не попал на единственную взятую японцами шхуну, были убиты русскими дружинниками, в плен японцев не брали (15).
Жители селение Ичи жаловались на Нагорного, что он сжег невода с японских шхун, соль сбросил в море, «мы никогда не видали такого человека, мы ему ничего не сделали, а он ругался всякой бранью, какую мы не слышали; вынет саблю, замахивается и говорит зарублю. Мы скорее от казака Нагорного убежим, нежели от японцев, мы японцев идем бить, так не боимся, как Нагорного» (16).
Сотников с отрядом второй раз напасть на Озерную не решился, оправдываясь тем, что у отряда осталось очень мало провизии, а, кроме того, пришло сообщение, что на реках Ичи и Колпаковой стоят 9 японских шхун. С точки зрения Д. Павского Сотников просто «струсил превосходство неприятеля». Как бы то ни было, Сотников после дела 17 июля ушел с отрядом в Большерецк, а в ночь с 7 на 8 августа с 30 человек дружины напал на японскую шхуну в устье реки Воровской, 13 человек японцев было убито, все товары со шхуны розданы жителям ближайшего селения, причем у японцев из оружия были только одна бердана и несколько кинжалов (17).
Японцы заходили также в р. Лесновскую, р. Уки, р. Ивашки. В Лесновское селение зашли, но ущерба никакого жителям не нанесли, даже помылись в местной бане. В Укинском селении разграбили лавку, жители все ушли в сопки. В Ивашке ловили рыбу, но жителей не тронули, даже продавали им муку и крупу.
Таким образом, по мнению Павского отряды дружинников сражались, в основном, с простыми японскими рыбаками (хоть и браконьерами), вооруженными плохо или даже вовсе безоружными. Единственным случаем, когда дружинники столкнулись с более-менее регулярным воинским соединением, был случай на р. Озерной, откуда японцы как раз прогнаны и не были. Никаких особых доблестей дружинники не проявили, скорее их можно было обвинить в трусости и жестокости по отношении к противнику.
Из всех вышеперечисленных рапортов и отчетов, действительно, можно заметить, что дружинники имели дело только с японскими браконьерами. Жители при приближении японцев предпочитали просто уходить. Сами дружинники также «не лезли на рожон», хотя в ряде случаев (дело на реке Колпаковой, например) дружинникам пришлось сражаться с превосходящими силами противника. Вместе с тем русско-японская война внесла в отношения с японцами большое ожесточение: понятно, что и раньше камчатские жители вряд ли жаловали браконьеров, но до убийств пленных все же не доходило. Примечательно и то, что безжалостное отношение к японцам подогревалось начальством, в том числе - прямыми приказами уездного начальника А.П. Сильницкого.
К оценкам Д. Павского, данным им в отчете, следует относиться осторожно, поскольку на позицию Д. Павского влиял тот факт, что у него были очень напряженные отношения с А.П. Сильницким. В конце июля 1904 года на Камчатку прибыл уже упоминавшийся выше Гребницкий, имевший полномочия от министерства внутренних дел расследовать дело о сумасшедствии А.П. Сильницкого. Гребницкий, без особых разбирательств, отстранил А.П. Сильницкого от дел, назначив на его место Павского. После этих событий дело обороны Камчатки практически сошло на нет: дружины по западному и восточному берегу Камчатки были распущены, Векентьев, заведовавший обороной полуострова, был вызван в Петропавловск и, в конце концов, вынужден был уехать.
Между А.П. Сильницким и Векентьевым с одной стороны, и Д. Павским и Гребницким с другой, шла напряженная борьба. Первые доказывали необходимость и своевременность принятых мер по обороне Камчатки, вторые - что никакой серьезной угрозы со стороны японцев, по крайней мере, летом 1904 года не было, дружинники сталкивались почти исключительно с рыбаками. Наоборот, действия дружинников ожесточили японцев, поэтому в навигацию 1905 года следует ожидать наплыва японских шхун, причем хищники будут намного лучше вооружены и не остановятся перед грабежами и убийством жителей Камчатки.
В делах Приамурского генерал-губернатора имеется докладная записка Сотникова Векентьеву от 10 ноября 1904 года, в которой он жалуется на Д. Павского. Последний кричал: «За что ты убивал японцев, они же мирные», а на объяснения Сотникова, что японцы разбойники и хищники ответил, что «начальник был сумасшедший и приказы его дурацкие, а Векентьева и тебя повесят, за то что исполняли его приказы, а правительство понесет убытки за уничтоженные вами шхуны» (18).
В свою очередь, «партия Сильницкого» относилась с такими же чувствами к Д. Павскому, Векентьев в письме к А.П. Сильницкому в июне 1905 года писал, что Д. Павский «единственное безобразное явление, отравляющее всякое существование»; там же он утверждал, что камчадалы встречали Векентьева чуть ли не с триумфом, везде спрашивали о Сильницком, благодарили и благославляли, а во многих юртах были надписи: «Господи, убери Павского и пошли нам Сильницкого или Векентьева» (19).
Насколько эти сведения ложны или правдивы, по имеющимся источникам судить сложно, но при А.П. Сильницком, действительно, цены на соболя, основной предмет дохода для местного населения, были подняты в 2-3 раза.
С началом 1905 года положение с обороной Камчатки вновь изменилось: на должность Петропавловского уездного начальника был назначен Лех, Д. Павского перевели помощником Охотского уездного начальника, а на Векентьева возложили особое поручение - оборону Камчатки. Последнему по распоряжению генерал-лейтенанта Андреева и от имени Командующего, была дана инструкция по ведению партизанской войны на Камчатке. В инструкции предусматривалось разделение Камчатки на несколько районов, каждый их которых должен был обороняться своим партизанским отрядом; при появлении противника в превосходящих силах, партизанским отрядам предписывалось не вступать в открытый неравный бой с врагом, а пользуясь своим знанием местности устраивать засады, внезапные нападения, особенно ночью, нападать на тыл противника и транспорты с продовольствием.
Поскольку устья рек полуострова обильны рыбой, инструкция предусматривала организацию небольших застав из дружинников в устьях рек, чтобы воспрепятствовать хищническому лову японцами рыбы. Предполагалось так же, что оборона Камчатки будет перенесена, главным образом, вглубь полуострова, для чего заблаговременно должны были быть созданы запасы продовольствия, медикаментов и патронов в селениях, лежащих внутри полуострова. Партизанским отрядам рекомендовалось при благоприятных условиях действовать и на побережье, захватывать мелкие японские суда и шхуны, нападать с помощью их на другие японские шхуны, производящие хищнический промысел.
Жители, организованные в партизанские отряды, должны были иметь возможность заниматься своими обычными делами вплоть до появления японцев; в случае появления противника должен был быть обеспечен быстрый сбор дружинников. Дружинники не должны были стесняться требованиями строевого устава, однако дисциплина в партизанских отрядах должна быть строгой, членство в отряде не должно давать прав на недозволенный промысел и тому подобные действия. Кроме того, предполагалось пройти с дружинниками хотя бы краткий курс стрельбы (20).
Тактика борьбы с японцами, которая была разработана в инструкции, как мы можем заметить, практически ничем не отличалась от той, которая применялась жителями Камчатки в навигацию 1904 года (и на осуществлении которой настаивал А.П. Сильницкий). Упор был сделан на действия против браконьеров; вступать в бой с регулярными японскими силами дружинники были не должны, ограничиваясь исключительно партизанской войной.
В навигацию 1905 года главным «военным» событием на Камчатке стала бомбардировка Петропавловска японскими крейсерами 1 августа 1905 года. Японская броненосная эскадра, в составе крейсеров 1-го ранга «Суми» и «Идзуми» под командой адмирала Того младшего 31 июля в десятом часу утра подошла к Петропавловску и открыла артиллерийский огонь по Петропавловскому маяку, не причинив ему никакого вреда. Начальник уезда, его помощник, дружина и большинство жителей покинули город, и ушли по направлению к соседнему селению Старый Острог.
В 12-м часу дня японцы бомбардировали Петропавловск, однако городские здания повреждены не были. Прицельные выстрелы были сделаны по зданию Петропавловского уездного правления, которое было совершенно разрушено. После бомбардировки, с судов был спущен десант (около 200 человек), японцы разбили в управлении сейф и похитили из него 40 тысяч рублей казенных денег, а так же уничтожили или увезли с собой много дел и бумаг. Частное имущество не пострадало, за исключением части скота, которую японцы забили себе на мясо. 1 августа японская эскадра конфисковала стоявший на рейде Петропавловска пароход «Австралия», затем японцы ушли.
3 августа эскадра пришла на рейд села Никольского (о. Беринг), где стоял зафрахтованный пароход «Монтара» с главным уполномоченным камчатского торгово-промышленного общества бароном Брюгенном. Японцы сошли на берег (около 200 человек), взяли из здания уездного управления 19 берданок, 3 пачки патронов, несколько дел и землемерные инструменты, после чего вернулись на суда. 4 августа «Монтара» была объявлена конфискованной, после чего японская эскадра вновь вернулась в Петропавловск (6 августа).
Сойдя на берег, японская команда уничтожила в помещении уездного полицейского управления дела и бумаги, разбила казенные и многие частные склады, товары забрала на крейсера; так же забили несколько коров. 8 августа эскадра окончательно ушла из Петропавловска (21).
Согласно сведениям, собранным транспортом «Аргунь», японские хищники в 1905 году успешно отражались дружинами, было сожжено 4 японских шхуны и убито 47 японцев, 3 ранено. Со стороны дружинников потерь не было. Лежбища морских котов и бобров на Командорских островах от японцев не пострадали (22).
Интересные выводы напрашиваются при сравнении событий в Петропавловске с аналогичными «заходами» японцев в Аян и Охотск. Согласно рапорту полицейского урядника Степана Попова Якутскому губернатору от 2 августа 1905 года за №2, два японских парохода пришли в Аян 1 августа, высадив десант (около 400 человек матросов, 9 офицеров, 2 доктора). Все жители бежали из селения, в Аяне остались только якут Иннокентий Пестерев и Андрей Федорович Попов, доверенный Торгового дома «Коковин и Басов» с женой и сыном Александром, казаком Якутского полка.
Японцы стали взламывать дома и грабить, в том числе ограбили церковь. Из жителей более всего пострадал мещанин Кронид Бушуев, доверенный Торгово-промышленного Камчатского общества, у которого было похищено 17 тысяч рублей и поломана в доме вся утварь, и сам урядник Степан Попов, у которого было похищено 863 рубля казенных денег и некоторые вещи. Японцы так же начали грабеж казенных пакгаузов, но он был прекращен по распоряжению японского адмирала.
Разграбив Аян, японцы добрались и до дома Андрея Попова, угрожая все разграбить и сжечь. Благодаря знанию английского языка, Попов смог договориться с японскими офицерами и они не только запретили матросам грабить Попова, но и отменили уже сделанное распоряжение о сожжении в Аяне зданий и церкви, даже принесли извинения за разграбление церкви.
Во время этих событий, часть японского отряда морем дошла до устья реки Уи, где проживало три семьи якутов. Имущество якутов разорили, унеся все ценные вещи и ружья. Всего японцы простояли в Аяне двое суток, и все это время Александр Попов снабжал ушедших в сопки жителей пищей и водой, несмотря на то, что напуганные аянцы постоянно меняли места стоянок, так как боялись, что их откроют японцы (23).
4 августа в 5 часов вечера 2 японских судна прибыли в Охотск, судя по всему те же, что заходили в Аян. Охотский уездный начальник Попов, приняв их за русские, вышел на вельботе на рейд. Подойдя ближе, он понял, что ошибся и хотел уйти, но ему не разрешили. Попов был приглашен на японское судно, где и провел ночь. 5 августа в 8 утра на берег высадился японский десант на трех вельботах и одном катере, в составе адмирала, 5 офицеров и около ста матросов. В присутствии Попова японцы осмотрели уездное управление, где взяли три книги законов и ружье; на пороховом складе японцы забрали весь имевшийся порох, в провиантском магазине - 60 берданок, все патроны, часть свинца и дроби, табак, спирт. Местную церковь осмотрели с разрешения настоятеля, входя, снимали оружие. Кассу и продовольственные запасы не тронули, населению и его имуществу вреда не причинили, нижние чины домов не посещали. Во втором часу дня японцы вернулись на крейсер и ушли (24).
Информация, которую сообщили с мест, была проверена в октябре 1905 года подполковником Страдецким, и. д. штаб. офицера для особых поручений при Приамурском генерал-губернаторе. Страдецкий на пароходе «Бианка» посетил осенью 1905 года порты Охотского побережья с двойной целью: снабдить население продовольствием и собрать информацию о действиях японцев на охотском побережье. Имеющуюся информацию по Охотску Страдецкий подтвердил, а в отношении Аяна нет. Страдецкий в своем рапорте пишет, что казенный склад оказался почти не тронутым, найдено лишь несколько разбитых ящиков. Серебряные ризы с образов в церкви действительно сняты, но затем возвращены и положены на престол, дома местных жителей в целости, в том числе и Бушуева, и урядника Попова, лишь мебель и домашняя утварь приведены в беспорядок. Отчетность по складу, книги и наличные деньги, по словам Попова, были увезены японцами. Страдецкий считает, что это ложь:
«Представляется совершенно неправдоподобным, что бы все это действительно имело место, если принять во внимание аналогичное пребывание японцев в Охотске, где никакого существенного ущерба ими не было нанесено населению, да и в Аяне слова Попова не оправдались на деле, так как склад, церковь и дома я застал совсем не в том виде, как говорил мне ранее, на судне, Попов. Нельзя сомневаться, что все это выдумано Поповым и Бушуевым, которые пользуясь благоприятным для них случаем захода японских судов, ликвидировали всякую отчетность, надеясь получить вознаграждение за якобы понесенные ими убытки» (25).
Сравнивая события, произошедшие в Охотске и Аяне с событиями, которые имели место в Петропавловске, можно сделать вывод, что дела и бумаги из уездного управления, а так же казенные деньги японцы, вероятнее всего, не брали, тем более, что для них это не имело никакого смысла. Отчетность могла быть уничтожена самим Петропавловским уездным начальником, а деньги попросту присвоены. Таким образом, враждебные действия японцев по отношению к жителям Камчатки в 2005 году ограничились бомбардировкой Петропавловска, не принесшей серьезного вреда и некоторыми «реквизициями» продовольствия и боеприпасов. Продолжались и попытки хищнического лова рыбы, но уже в гораздо меньшем масштабе.
Впрочем, русско-японская война имела и еще одну малоприятную сторону. Поскольку удаленные уезды края в годы войны оказались практически отрезанными от остальной части страны, это привело к тому, что единственным источником информации для жителей становились слухи. На Камчатке слухи, распространяемые в мае 1904 года главным уполномоченным Камчатского Торгово-Промышленного общества бароном Брюгенном, даже стали основанием для целого судебного разбирательства, так как Брюген утверждал, что русский военный флот уже полностью потоплен, коммерческие суда захвачены японцами, а весь русский Дальний Восток блокирован. Более того, готовится заключение мира с японцами, так как русская армия не в состоянии противостоять противнику.
А.П. Сильницкий, в ответ на все эти измышления Брюггена издал специальное постановление, в котором попытался его опровергнуть. Примечательно, что поскольку сам А.П. Сильницкий не располагал достоверной информацией о войне, в постановлении он согласился с тем, что сведения, распространяемые Брюгенном (захват японцами коммерческих судов, большие потери русского военного флота, поражения на суше), могут быть правдивы. Главный упор А.П. Сильницкий делал на то, что даже серьезные поражения не могут вынудить Россию на заключение мира с Японией; что касается Брюггена, то слухи распространяются им с единственной целью - сбить цены на мех соболя. 5 мая 1904 года А.П. Сильницкий издал приказ за № 251, в котором объявил слухи, распространяемые бароном, ложными, имеющими целью коммерческую выгоду (26).
Итак, говоря об обороне Камчатке в русско-японскую войну, можно сделать следующие выводы:
1. Отношение к самой возможности обороны было неоднозначным, существовала как «партия войны», ратовавшая за активную оборону Камчатки от японцев, так и «партия мира», считавшая, что любое вооруженное противодействие японцам только ожесточит последних, а пользы не принесет.
2. С апреля по июль 1904 года, благодаря деятельности Петропавловского уездного начальника А.П. Сильницкого, был предпринят целый ряд мероприятий по обороне края от возможного вторжения японцев; параллельно велась активная борьба с японскими браконьерами. Все эти мероприятия имели успех.
3. С августа 1904 года по начало 1905 года, в связи с отстранением А.П. Сильницкого от должности, дело обороны Камчатки было сведено на нет. Мероприятия по обороне Камчатки от нападения как регулярных воинских соединений, так и просто браконьеров были возобновлены в начале 1905 года по прямому распоряжению генерал-лейтенанта Андреева и от имени Командующего.
4. Среди событий, имевших место на Камчатке, как таковым «военным нападением» можно назвать только бомбардировку Петропавловска японскими крейсерами 1 августа 1905 года, с последующей высадкой десанта. В остальных случаях имели место столкновения с японскими браконьерами. Тем не менее, противодействие хищническому лову рыбы имело свое значение и входило в тактику партизанской войны.
5. Серьезного урона японцы Камчатке не принесли, ограничившись угрозами, браконьерским промыслом, реквизициями продовольствия и боеприпасов и в ряде случаев грабежами; тем не менее, случившиеся вооруженные столкновения носили ожесточенный характер, включая расстрелы пленных японцев русскими дружинниками.
6. На общую ситуацию на Камчатке в период русско-японской войны негативно влияло полное отсутствие достоверной информации о ходе боевых действий между русской и японской армиями. Это вызывало циркуляцию разного рода слухов, панические настроения (уже в самом начале войны) и т.п. Частично негативные слухи распространялись специально, с целью извлечения коммерческой выгоды.

Примечания:
1) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 13-14.
2) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 16.
3) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 22.
4) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 728.
5) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 424.
6) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 426 об.
7) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, д. 423, Л. 279.
Там же.
9) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 264.
10) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 118.
11) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 119.
12) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 120.
13) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 2-5, 121.
14) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 122.
15) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 123.
16) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 122.
17) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 124.
18) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 825.
19) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 112-113.
20) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 456, Л. 2.
21) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 91-92.
22) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 92.
23) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 69-70.
24) телеграмма Приамурского генерал-губернатора от 6 сентября 1905 года за № 1384, РГИА ДВ, Ф. 702, Оп.
1, Д. 481, Л. 16-17.
25) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 186.
26) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 438-440.

Публикация:
Воробьева, Э.А. Оборона Камчатки в Русско-японскую войну / Э.А. Воробьева // Актуальные вопросы истории Сибири XVIII - XXI вв.: тематический сборник научных трудов. - Новосибирск: изд-во НГТУ, 2006. - С. 80-100.

eva-tinva.narod.ru/p45.htm

3 августа эскадра пришла на рейд села Никольского (о. Беринг), где стоял зафрахтованный пароход «Монтара» с главным уполномоченным камчатского торгово-промышленного общества бароном Брюгенном. Японцы сошли на берег (около 200 человек), взяли из здания уездного управления 19 берданок, 3 пачки патронов, несколько дел и землемерные инструменты, после чего вернулись на суда. 4 августа «Монтара» была объявлена конфискованной, после чего японская эскадра вновь вернулась в Петропавловск (6 августа).
Сойдя на берег, японская команда уничтожила в помещении уездного полицейского управления дела и бумаги, разбила казенные и многие частные склады, товары забрала на крейсера; так же забили несколько коров. 8 августа эскадра окончательно ушла из Петропавловска (21).
Согласно сведениям, собранным транспортом «Аргунь», японские хищники в 1905 году успешно отражались дружинами, было сожжено 4 японских шхуны и убито 47 японцев, 3 ранено. Со стороны дружинников потерь не было. Лежбища морских котов и бобров на Командорских островах от японцев не пострадали (22).
Интересные выводы напрашиваются при сравнении событий в Петропавловске с аналогичными «заходами» японцев в Аян и Охотск. Согласно рапорту полицейского урядника Степана Попова Якутскому губернатору от 2 августа 1905 года за №2, два японских парохода пришли в Аян 1 августа, высадив десант (около 400 человек матросов, 9 офицеров, 2 доктора). Все жители бежали из селения, в Аяне остались только якут Иннокентий Пестерев и Андрей Федорович Попов, доверенный Торгового дома «Коковин и Басов» с женой и сыном Александром, казаком Якутского полка.
Японцы стали взламывать дома и грабить, в том числе ограбили церковь. Из жителей более всего пострадал мещанин Кронид Бушуев, доверенный Торгово-промышленного Камчатского общества, у которого было похищено 17 тысяч рублей и поломана в доме вся утварь, и сам урядник Степан Попов, у которого было похищено 863 рубля казенных денег и некоторые вещи. Японцы так же начали грабеж казенных пакгаузов, но он был прекращен по распоряжению японского адмирала.
Разграбив Аян, японцы добрались и до дома Андрея Попова, угрожая все разграбить и сжечь. Благодаря знанию английского языка, Попов смог договориться с японскими офицерами и они не только запретили матросам грабить Попова, но и отменили уже сделанное распоряжение о сожжении в Аяне зданий и церкви, даже принесли извинения за разграбление церкви.
Во время этих событий, часть японского отряда морем дошла до устья реки Уи, где проживало три семьи якутов. Имущество якутов разорили, унеся все ценные вещи и ружья. Всего японцы простояли в Аяне двое суток, и все это время Александр Попов снабжал ушедших в сопки жителей пищей и водой, несмотря на то, что напуганные аянцы постоянно меняли места стоянок, так как боялись, что их откроют японцы (23).
4 августа в 5 часов вечера 2 японских судна прибыли в Охотск, судя по всему те же, что заходили в Аян. Охотский уездный начальник Попов, приняв их за русские, вышел на вельботе на рейд. Подойдя ближе, он понял, что ошибся и хотел уйти, но ему не разрешили. Попов был приглашен на японское судно, где и провел ночь. 5 августа в 8 утра на берег высадился японский десант на трех вельботах и одном катере, в составе адмирала, 5 офицеров и около ста матросов. В присутствии Попова японцы осмотрели уездное управление, где взяли три книги законов и ружье; на пороховом складе японцы забрали весь имевшийся порох, в провиантском магазине - 60 берданок, все патроны, часть свинца и дроби, табак, спирт. Местную церковь осмотрели с разрешения настоятеля, входя, снимали оружие. Кассу и продовольственные запасы не тронули, населению и его имуществу вреда не причинили, нижние чины домов не посещали. Во втором часу дня японцы вернулись на крейсер и ушли (24).
Информация, которую сообщили с мест, была проверена в октябре 1905 года подполковником Страдецким, и. д. штаб. офицера для особых поручений при Приамурском генерал-губернаторе. Страдецкий на пароходе «Бианка» посетил осенью 1905 года порты Охотского побережья с двойной целью: снабдить население продовольствием и собрать информацию о действиях японцев на охотском побережье. Имеющуюся информацию по Охотску Страдецкий подтвердил, а в отношении Аяна нет. Страдецкий в своем рапорте пишет, что казенный склад оказался почти не тронутым, найдено лишь несколько разбитых ящиков. Серебряные ризы с образов в церкви действительно сняты, но затем возвращены и положены на престол, дома местных жителей в целости, в том числе и Бушуева, и урядника Попова, лишь мебель и домашняя утварь приведены в беспорядок. Отчетность по складу, книги и наличные деньги, по словам Попова, были увезены японцами. Страдецкий считает, что это ложь:
«Представляется совершенно неправдоподобным, что бы все это действительно имело место, если принять во внимание аналогичное пребывание японцев в Охотске, где никакого существенного ущерба ими не было нанесено населению, да и в Аяне слова Попова не оправдались на деле, так как склад, церковь и дома я застал совсем не в том виде, как говорил мне ранее, на судне, Попов. Нельзя сомневаться, что все это выдумано Поповым и Бушуевым, которые пользуясь благоприятным для них случаем захода японских судов, ликвидировали всякую отчетность, надеясь получить вознаграждение за якобы понесенные ими убытки» (25).
Сравнивая события, произошедшие в Охотске и Аяне с событиями, которые имели место в Петропавловске, можно сделать вывод, что дела и бумаги из уездного управления, а так же казенные деньги японцы, вероятнее всего, не брали, тем более, что для них это не имело никакого смысла. Отчетность могла быть уничтожена самим Петропавловским уездным начальником, а деньги попросту присвоены. Таким образом, враждебные действия японцев по отношению к жителям Камчатки в 2005 году ограничились бомбардировкой Петропавловска, не принесшей серьезного вреда и некоторыми «реквизициями» продовольствия и боеприпасов. Продолжались и попытки хищнического лова рыбы, но уже в гораздо меньшем масштабе.
Впрочем, русско-японская война имела и еще одну малоприятную сторону. Поскольку удаленные уезды края в годы войны оказались практически отрезанными от остальной части страны, это привело к тому, что единственным источником информации для жителей становились слухи. На Камчатке слухи, распространяемые в мае 1904 года главным уполномоченным Камчатского Торгово-Промышленного общества бароном Брюгенном, даже стали основанием для целого судебного разбирательства, так как Брюген утверждал, что русский военный флот уже полностью потоплен, коммерческие суда захвачены японцами, а весь русский Дальний Восток блокирован. Более того, готовится заключение мира с японцами, так как русская армия не в состоянии противостоять противнику.
А.П. Сильницкий, в ответ на все эти измышления Брюггена издал специальное постановление, в котором попытался его опровергнуть. Примечательно, что поскольку сам А.П. Сильницкий не располагал достоверной информацией о войне, в постановлении он согласился с тем, что сведения, распространяемые Брюгенном (захват японцами коммерческих судов, большие потери русского военного флота, поражения на суше), могут быть правдивы. Главный упор А.П. Сильницкий делал на то, что даже серьезные поражения не могут вынудить Россию на заключение мира с Японией; что касается Брюггена, то слухи распространяются им с единственной целью - сбить цены на мех соболя. 5 мая 1904 года А.П. Сильницкий издал приказ за № 251, в котором объявил слухи, распространяемые бароном, ложными, имеющими целью коммерческую выгоду (26).
Итак, говоря об обороне Камчатке в русско-японскую войну, можно сделать следующие выводы:
1. Отношение к самой возможности обороны было неоднозначным, существовала как «партия войны», ратовавшая за активную оборону Камчатки от японцев, так и «партия мира», считавшая, что любое вооруженное противодействие японцам только ожесточит последних, а пользы не принесет.
2. С апреля по июль 1904 года, благодаря деятельности Петропавловского уездного начальника А.П. Сильницкого, был предпринят целый ряд мероприятий по обороне края от возможного вторжения японцев; параллельно велась активная борьба с японскими браконьерами. Все эти мероприятия имели успех.
3. С августа 1904 года по начало 1905 года, в связи с отстранением А.П. Сильницкого от должности, дело обороны Камчатки было сведено на нет. Мероприятия по обороне Камчатки от нападения как регулярных воинских соединений, так и просто браконьеров были возобновлены в начале 1905 года по прямому распоряжению генерал-лейтенанта Андреева и от имени Командующего.
4. Среди событий, имевших место на Камчатке, как таковым «военным нападением» можно назвать только бомбардировку Петропавловска японскими крейсерами 1 августа 1905 года, с последующей высадкой десанта. В остальных случаях имели место столкновения с японскими браконьерами. Тем не менее, противодействие хищническому лову рыбы имело свое значение и входило в тактику партизанской войны.
5. Серьезного урона японцы Камчатке не принесли, ограничившись угрозами, браконьерским промыслом, реквизициями продовольствия и боеприпасов и в ряде случаев грабежами; тем не менее, случившиеся вооруженные столкновения носили ожесточенный характер, включая расстрелы пленных японцев русскими дружинниками.
6. На общую ситуацию на Камчатке в период русско-японской войны негативно влияло полное отсутствие достоверной информации о ходе боевых действий между русской и японской армиями. Это вызывало циркуляцию разного рода слухов, панические настроения (уже в самом начале войны) и т.п. Частично негативные слухи распространялись специально, с целью извлечения коммерческой выгоды.

Примечания:
1) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 13-14.
2) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 16.
3) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 22.
4) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 728.
5) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 424.
6) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 426 об.
7) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, д. 423, Л. 279.
8 Там же.
9) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 264.
10) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 118.
11) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 119.
12) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 120.
13) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 2-5, 121.
14) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 122.
15) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 123.
16) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 122.
17) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 124.
18) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 825.
19) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 112-113.
20) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 456, Л. 2.
21) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 91-92.
22) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 92.
23) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 69-70.
24) телеграмма Приамурского генерал-губернатора от 6 сентября 1905 года за № 1384, РГИА ДВ, Ф. 702, Оп.
1, Д. 481, Л. 16-17.
25) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 481, Л. 186.
26) РГИА ДВ, Ф. 702, Оп. 1, Д. 423, Л. 438-440.

Публикация:
Воробьева, Э.А. Оборона Камчатки в Русско-японскую войну / Э.А. Воробьева // Актуальные вопросы истории Сибири XVIII - XXI вв.: тематический сборник научных трудов. - Новосибирск: изд-во НГТУ, 2006. - С. 80-100.

_________________