Павел Калмыков

THE NAVAL REVIEW Vol. LIII No. 1 – 3, 1965.
Воспоминания Уильяма Петти Эшкрофта (фрагмент)
(Сначала даем перевод, потом оригинальный текст с захватом соседствующих глав.)
Война С Россией ('Крымская война')
Корабль пошел в Кальяо и затем снова в Панаму, где однажды вечером капитан возвратился на борт приказал сняться с якоря: была объявлена война против России. Следующим утром на рассвете мы увидели российский фрегат, который, казалось, пытался подрезать (?cut off) нас, думая, что мы почтовый пароход. Но поскольку мы везли декларацию о войне и корреспонденцию, наш капитан не решился открывать огонь. А то завяжется "игра в вышибалы" (? game of 'long ball' – т.е. перестрелка), пароход может пострадать, и жди потом, пока спасет один из наших фрегатов. В Кальяо мы нашли President (50) и Forte (60) под флагом французского адмирала, также Obligado, французский бриг. Загрузившись углем, мы пошли на Маркизские острова, где рассчитывали встретить Pique (40) посланный из Англии, чтобы пополнить нашу эскадру, противостящую русским кораблям – Паллада (60), Двина (50) [путает с «Дианой»] и Аврора (40). Прождав на Маркизах больше двух недель, мы пришли в Гонолулу (President ради экономии топлива вел Virago на буксире), где и и встретили Pique. Здесь мы ублажали короля Ка Меамеа - возили его со свитой на украшенном корабле вокруг острова. Потом двинулись в Петропавловск, и снова President буксировал Virago.
Во время перехода фрегаты были сплошь закрашены черным. Однажды, когда ветер был очень слаб, адмирал перешел на наш корабль, чтобы обозреть окрестности. Мы были у 'линии перемены даты', и адмирал сказал нашему капитану, что забавно было бы повстречать нашу Китайскую эскадру и подраться с ними: по их судовым журналам это был бы один день, а у нас другой, поскольку мы пришли через Мыс Горн, а Китайская эскадра через Мыс Доброй Надежды. Но так уж обернулось, что Китайскую эскадру мы не встретили.
Нападение на Petrpovlovski
Мы достигли российского берега однажды вечером, и Virago подняла пар и отцепилась от флагмана. Мы приняли на борт обоих адмиралов, капитанов всех кораблей и пошли на разведку; мы насчитали шесть береговых батарей и увидели Аврору позади песчаной косы и возвратились к эскадре в 2:00, когда они все помогали для закрепления с очень легким ветром. В 4 пополудни был дан сигнал становиться на якорь поудобнее; наш капитан (Маршалл) ворчал первому лейтенанту, мол, зря адмирал не атаковал врага сразу как зашли, и тут русская батарея открыла огонь по нас. Адмирал дал сигнал 'Virago вступить в бой с неприятелем', таким образом мы открыли бал и продолжали огонь с полчаса. Затем нас отозвали к флагману, чтобы капитан мог перейти и послушать план на утро. Но едва подошли на расстояние голоса, адмирал велел нашему капитану идти и разобраться, что там за парус, о котором сообщил французский адмирал. Когда мы проходили маяк на высоком утесе милях в трех от стоянки, он по нас выстрелил; это, по-моему, против всех законов морской войны. Мы ответили одним из наших 68-фунтовых орудий для высокой стрельбы [мортирой]; пристрелявшись, мы выпустили разрывной снаряд, который угодил прямо во вражескую пушку и разнес и ее, и всю прислугу. Затем мы осмотрели горизонт с топа мачты, никакого паруса не увидели и вернулись к эскадре.

Ранняя трагедия
Когда мы подошли к флагману, адмирал приказал нам действовать по плану, принятому прошлым вечером, а именно: взять President в буксировку кормой, Pique - правым бортом, и французский флагман [чем останется] и доставить к порту. И вот, когда мы брали President на буксир, а Pique - правым бортом, нам крикнули с флагмана отдать якорь. Капитан Pique, сэр Фредерик Николсон, приказал, чтобы наш капитан отцепил President [раз уж они так просят], а потом заявил: 'Никакой адмирал меня не остановит; я шел из Англии, чтобы биться с русским фрегатом. Поехали дальше!' Мы отцепили President, и наш капитан скомандовал было ‘полный вперед’ с Pique "под ручку", когда с флагмана подошел бот. Оказывается, адмирала нашли застреленным из собственного пистолета на квартердеке в WC [water-closet??]
Ночь мы простояли на якоре; тело адмирала было положено в гроб, который поместили в гичку и заякорили отдельно [?anchored off].
Наутро мы отбуксировали все три фрегата к месту боя, один за кормой и по одному с каждого бока; поскольку батареи, которые надо было атаковать, находились прямо впереди, наша мортира [bow pivot gun] была единственным орудием, которое мы могли использовать. Каждый выстрел с батарей делал черное дело; первый попал нам в орудийный лафет на баке у правого борта и повредил орудие, другой снес у французского фрегата половину фока-рея, который рухнул у нас на баке, следующее перелетело наши нижние реи, попало в President'ский крюйс-эзельгофт [?mizzen cap], и гафель упал. Мы спускаем с привязи President, потом Pique, и затем флагман французского адмирала, и корабли один за другим начинают обстреливать батареи. Virago заняла позицию против шестипушечной батареи; в полчаса орудия были оставлены противником, и мы послали в два катера, 'людьми груженных, вооруженных' , чтобы вывести из строя орудия и взорвать погреб. Под музыку нашего волынщика, одетого в наряд горца, они зашагали к другой батарее, чтобы сделать то же самое, как вдруг откуда ни возьмись отряд из 200 русских двинулся им наперерез. Был поднят сигнал 'отзыв' , и все наши орудия принялись беспрестанно палить картечью и шрапнелью, чтобы не подпустить русских.
Virago тяжело повреждена
В разгар боя Virago дрейфовала у берега, ближе расчетной огневой позиции. [? не уверен в переводе]. Внезапно все батареи и русский фрегат перенесли свой огонь на нее. Буквально ливень ядер обрушился на старую бедную посудину; многие достигали цели, и огни в наших топках почти не горели [ну, буквально цитата из "Раскинулось море широко"!]; мы подали сигнал, что корабль погружается, но сумели-таки выйти из зоны обстрела и исправить повреждения. Самое поганое отверстие было в корме, в левом борту, ниже ватерлинии; нам пришлось перетащить все что можно кпереди, чтобы задрать корму и затем с лодки заткнуть пробоину одеялами [?], свинцом, салом; если затычка вылетит, плата будет слишком высока.
Сэр Фредерик Николсон, который был теперь командующим, пришел на борт поинтересоваться, чем может нам помочь, но наш капитан смог рапортовать, что мы вновь готовы действовать, и нам было приказано подтащить Pique и поставить бок о бок к русскому фрегату. Но тем временем французскому флагману пришлось туго, и нам пришлось выводить его из трудного положения.
Тогда нападение было прервано, а следующим утром мы пошли за бухту, это приблизительно девять миль, с баркасами, чтобы набрать воды для кораблей и похоронить мертвого. Мы похоронили Адмирала под деревом, на котором вырезали его инициалы. Будучи на берегу, мы наткнулись на нескольких американских моряков, живших в палатке; они дезертировали с судна в Охотском море. До темноты мы вернулись к эскадре, и французский Адмирал и все капитаны собрались на военный совет.
Атака возобновлена
На следующий день мы оставили Pique готовым [очищенным] к бою, но без команды, поскольку половина его команды была в десантном отряде у нас на борту, а другая половина замещала орудийную прислугу на President’е, тоже ушедшую в десант. Задачей десантного отряда, с полевыми орудиями, было взять город с тыла, в то время как корабли атаковали бы с фронта.
В два часа утра мы просвистали 'койки катать', затем снялись с якоря и взяли французский флагман и President в буксировку. Оставили их на позициях, после чего корабли открыли огонь и заставили две батареи замолчать. Когда мы добрались на берег, нам пришлось взобраться на почти перпендикулярный холм, и едва мы добрались до вершины, первым был подстрелен боцман - тоже волонтер, как и я. Я был сержантом команды правого борта. Теперь у нашей команды не было офицера, и вообще никакого офицера в поле зрения; наш капрал сказал мне: 'Если не найдем офицера, следуйте за мной и примкните штыки'. Мы стянулись плотнее, но тут оказалось, что из тридцати примерно человек нашей команды на ногах осталось не более шести. Капрал сказал мне: 'Билл, я ранен'. Пуля прошила его портупею чуть ниже левого плеча и вышла из спины. Мы вроде как оказались в гуще боя, но сказать, где друг, а где враг, было трудно. У всех наших имелась широкая белая повязка на рукаве, но русские и французы были одеты в большие мундиры (big coats) и выглядели все одинаково. Морской пехотинец и я пробивались, чтобы соединиться с основными силами, когда я увидел, белую лошадь, тянущую полевое орудие, и выстрелил в нее. Другой морской пехотинец сказал: 'Они отступили, мы - единственные на холме '.*
Отступление
Обратный путь к берегу подразумевал скатиться с крутого холма, а для меня - прыгнуть с высоты, затормозив падение мушкетом. При этом штык с мушкета отвинтился, а большой палец на руке завихнулся кзади. Когда мы добрались до берега, то увидели, что Pique беспрерывно палит из двух своих пушек, прикрывая отступление. Virago также подошла близко к берегу, стреляя картечью и шрапнелью; это было побоище. Я доплыл до баркаса, где наш второй лейтенант с баковым гребцом втянули меня на борт; и в следующий миг пуля пробила голову гребца. Когда мы вернулись на корабль, мой брат, находившийся на Virago, не узнал меня: я был в крови, голова разбита в нескольких местах, а по плечу скользнула пуля, пробив рубаху и фланелевое белье. Наши потери были очень тяжелы; Virago вышла из боя с застрявшим 32-фунтовым ядром. То был день 3 сентября 1854, а пишу я это 3 сентября 1890; немало взлетов и падений повидал я в промежутке этих дат.
Следующим утром мы подняли якоря и покинули город; в 9:00 были замечены два паруса и дан общий сигнал 'Преследование'. Фрегаты преследовали большее, полноснастное судно, а Virago меньшее, которое оказалось шхуной с 6 пушками, мы захватили ее, нагнав бок о бок. Мы отправили на борт призовую команду и взяли шхуну на буксир, пленников же привели к себе. Тем временем фрегаты поймали другой русский корабль, как оказалось, транспорт снабжения с провизией и припасами для русских фрегатов. Его отвели к Ванкуверу, а потом отослали в Англию с ранеными. Шхуну было решено сжечь, поскольку рук ей управлять не хватало, а ее команду оставили, пообещав все условия, работать на Virago, но только на палубах, на снасти их не пускали.
President, прекрасный парусник, часто буксировал Virago, и если на Virago тоже ставили паруса, то иногда скорость достигала 12 узлов. Как-то раз нам пришлось сигналить, что буксир нас того гляди утянет под. (?) Буксирных тросов не хватало, и под конец нам пришлось отдать под это дело лучший якорный канат. Иногда казалось, наши буксирные кнехты вот-вот оторвутся. И наконец, сэр Фредерик просигналил нам самостоятельно идти к Эсквимальту (Эскимо, Esquimault), да не нарваться на русские фрегаты. Миновав мыс Лести (Cape Flattery), мы подошли к Pique и втащили его в Эсквимальт.

Неприятность с пленниками

Мой приятель и я взяли на поруки русского боцмана; он был поляком, и мы окрестили его "Хелл-анд-олл-ски" ("Ад-и-вся-лыжа"). Еще из команды шхуны был парень лет двенадцати лет, который мечтал стать мичманом. Наши капитан и мастер взялись давать ему уроки навигации, капитан и обедать его взял за свой стол. Русские офицеры столовались с нашими, а команда отдельно на передней войсковой палубе (fore troop deck, - наверное, место для кучкования десантников). Как-то в воскресенье наш капитан сказал русскому мальчику надеть свою униформу; когда же тот вышел в ней на палубу, русский капитан спросил его, что это значит, и мальчик ответил, что капитан Маршалл велел надеть. 'Капитан Маршалл не распоряжается вашей униформой, - сказал русский капитан, - это компетенция Императора Николая, пойдите и снимите это'. Когда наш капитан увидел, что мальчик переоделся, то спросил причину, и когда мальчик объяснил, то приказал поднять вымпел и знамя, вызвал русского капитана, офицеров и команду на квартердек и обратился к ним:
- Хорошо ли с вами, как с военнопленными, обращались?
- Да.
- Вы сказали этому парню, что его униформа не принадлежит ему или мне, но Императору Николаю. - Он указал на знамя и продолжил. - Теперь каждый из вас подчиняется не императору Николаю, но Королеве Виктории. Сейчас вы все оденетесь парадно, и каждый раз, когда команда моего судна расходится на дивизионы или четверти (? построение или перекличка?), вы будете строиться на квартердеке.
Мы пришли к берегу Мексики и загрузили новый груз серебра, которое доставили в Панаму и часть отправили в Англию. В Кальяо мы нашли, что из Англии пришел Brisk, наш избавитель, так что, зайдя еще только в Вальпараисо, мы поплыли домой, чтобы получить расчет.