Беньевский Август Мориц
Организатор Большерецкого бунта 1771 года на Камчатке
Об этом человеке написано так много, что совершенно уже нельзя понять, какой же он был на самом деле. Я имею в виду не только личность - сложную, авантюрную и противоречивую, но даже фамилия его в точности неизвестна: Беньевский, Беневский, Бениовский, Бейпоск. Документы и письма свои в Большерецке и позже он подписывал как барон Мориц Анадар де Бенев, а родился в селении Вербово Австро-Венгрии под именем Бенейха. Правда, насчет года рождения тоже вышла осечка. По его собственным словам, это произошло в 1741 году. Но биографы уже поняли, что верить на слово Беньевскому ни в коем случае нельзя и нужно проверять абсолютно каждое утверждение барона. И когда английский издатель мемуаров Беньевского Гасфильд Оливер поднял метрические книги вербовского прихода, то оказалось, что Беньевский родился в 1746 году. А это значит, что по возрасту он не мог принять участие ни в одном из тех сражений Семилетней войны, о которых пишет в своей автобиографии,- ни при Лобовице 8 октября 1756 года, ни у Праги 16 мая 1757 года, ни при Домштате в 1758 году...
Но это еще не все. Получается, что с 1763 по 1768 год Беньевский не мог участвовать ни в одном морском плавании, так как нес в это время службу в Польше, в Калишском кавалерийском полку. Не был он и генералом, а всего лишь капитаном гусар. Не получал он и орден Белого Льва, как расписывает в своих мемуарах. Все это плод его действительно незаурядной и яркой, тут мы не сомневаемся ни на йоту, фантазии в духе другого известного барона-враля.
По сей день также спорят еще и о национальности Бейпоска-Бенейха-Беньовского - венгр ли он, поляк или, может быть, все-таки словак....
Мы же знаем его в истории Камчатки как польского конфедерата, то есть участника католическо-дворянского движения в Польше - Барской конфедерации - против ставленника русской императрицы короля Станислава Понятовского и русских войск, введенных в Польшу по приказу Екатерины. Дважды попадает Беньевский в плен. В первый раз он был выпущен под честное слово, что больше не обнажит свою шпагу. Слова не сдерживает и попадает в плен второй раз, оказывается в Казани, откуда бежит вместе со своим товарищем по конфедерации и ссылке шведом майором Винбландом в Санкт-Петербург, чтобы отсюда на любом попутном суденышке вернуться через Балтику назад в Польшу. Однако его поймали и сослали вместе с Винбландом теперь уже на Камчатку. Но прежде чем попасть туда, он с Винбландом и еще тремя русскими ссыльными, отправленными в вечную ссылку на самый край русской земли,- Степановым, Пановым, Батуриным - оказывается в Охотском порту. Здесь они были расконвоированы и отпущены на волю - до той поры, пока не будет снаряжен в дорогу галиот "Святой Петр", совершающий постоянные казенные переходы из Охотского порта в Большерецкий на Камчатке. Никто не обращал в Охотске ровно никакого внимания на ссыльных - их здесь, кроме этих пятерых, находилось столько, что и упомнить всех просто невозможно. На галиоте "Святой Петр", который готовился идти на Камчатку, было трое матросов из "присыльных арестантов" - Алексей Андреянов, Степан Львов, Василий Ляпин.
Охотская свобода смущала ссыльных, как, наверное, и любого, кто знает, что впереди его ждет неволя, а надежд с каждой новой верстой, что ведет в глубь Сибири, остается все меньше и меньше. Тысячи верст тайги и тундры уже позади - попробуй одолей.
Но был другой путь, который еще не использовал никто,- морем. До Японии, где вели торговлю голландские купцы, или до Китая - португальского порта Макао, или порта Кантон, куда заходили английские и французские суда. И нужно-то всего ничего - захватить казенный галиот, который повезет на Камчатку ссыльных, и увести его в Японию...
Скоро Беньевскому с товарищами удалось сойтись ближе с некоторыми членами экипажа "Петра". К заговорщикам, кроме ссыльных матросов Андреянова и Ляпина, примкнули также матрос Григорий Волынкин и, главное, командир галиота штурман Максим Чурин.
Нашли они сочувствующих и на берегу. Сержант Иван Данилов и подштурман Алексей Пушкарев помогли с оружием - к моменту выхода галиота в море, 12 сентября 1770 года, каждый из заговорщиков имел по два-три пистолета, порох и пули. План захвата галиота был чрезвычайно прост: дождаться шторма и, как только пассажиры укроются в трюме, задраить люк и уйти на Курильские острова, где и оставить всех не желающих продолжить плавание до Японии или Китая, а с остальными идти дальше, куда получится...
Шторм разыгрался у берегов Камчатки. И такой, что галиот вышел из него без мачты, изрядно помятый. Продолжать на нем плавание было бессмысленно, и Чурин повернул галиот на северо-восток, к устью реки Большой.
Нужно ли говорить, что это было крушением надежд. Если Беньевский с остальными ссыльными, возможно, и недопонимал трагичности своего положения и наивно полагал где-нибудь в глубине души, что они вернутся в Большерецк, отремонтируют галиот и снова уйдут на нем в море, то Чурин с матросами знал точно - это уже конец всяким надеждам: от Чекавинской гавани в устье реки Большой, где встанет на зимовку галиот, до Большерецка сорок верст бездорожья, болот, кочкарников, непролазных зарослей ольшаника... Из Большерецка незамеченным не уйдешь - сорок дворов, каждый человек на виду. А добрался до Чекавки - попробуй снаряди-ка судно в вояж, не одна неделя уйдет - и провиант нужно запасти, и паруса поставить. Уж лучше не терзаться напрасными надеждами и выкинуть из головы всякую мысль о новом захвате галиота...
В Большерецке ссыльные встретились со своими товарищами по несчастью - государственными преступниками, уже не один год, а то и не один десяток лет прожившими в этих местах,- камер-лакеем правительницы Анны Леопольдовны, матери малолетнего императора Иоанна VI, Александром Турчаниновым, бывшим поручиком гвардии Петром Хрущевым, адмиралтейским лекарем Магнусом Мейдером...
Встретились и сошлись накоротке, так как всех их объединяла общая ненависть к нынешней императрице Екатерине II. С Хрущевым Беньевский вообще подружился - они будут жить в одном доме, откроют вместе школу и... разработают новый план бегства ссыльных с Камчатки.
В бытность Хрущева в здешней ссылке - а он провел здесь уже восемь лет - большерецкий казачий сотник Иван Черных на морской многовесельной байдаре ходил на южные Курильские острова и дошел почти до Японии, описал все, что видел и слышал, а также составил подробную карту тех мест, где он побывал. С карты этой потом были сняты копии, одна из которых должна храниться в Большерецкой канцелярии. Копии делал бывший канцелярист, разжалованный в казаки Иван Рюмин. Байдара же так по сей день и лежит на мысе Лопатка никому не нужная, гниет, разваливается. Если эту байдару отремонтировать, то потихоньку, от острова к острову, на ней можно было бы дойти до Японии...
Так родился этот план. Первая его часть - непосредственно плавание в Японию - была самой простой для реализации. Гораздо сложнее было найти повод, чтобы командир Камчатки отпустил ссыльных на Лопатку. Тогда они сказали командиру - капитану Григорию Нилову,- что займутся на Лопатке хлебопашеством, он и пообещал помочь всем, что потребуется, так как по строжайшему приказу властей из Иркутска он должен был всеми силами способствовать развитию на Камчатке хлебопашества.
Гораздо труднее было раздобыть, а главное, доставить на Лопатку все необходимое для ремонта байдары - на дырявой и первый Курильский перелив не преодолеешь, а их, если верить Черных, чуть не двадцать. Решили, что байдару можно отремонтировать не таясь и за казенный счет якобы для того, чтобы священник Устюжанинов смог пойти на ней в земли язычников - мохнатых курильцев - приобщать инородцев к православной вере.
Идея была хорошая. Сам Устюжанинов ее поддерживал. Не противился и Григорий Нилов, но не он ведал камчатскими церковными делами, а протоиерей Никифоров, который находился со всем духовным правлением в Нижнекамчатском остроге. Тогда Устюжанинов отправился в Нижнекамчатск, чтобы получить благословение отца протоиерея.
Только успел уехать Устюжанинов, как планы заговорщиков изменились- в феврале 1771 года в Большерецкий острог пришли тридцать три промышленника-зверобоя во главе с приказчиком Алексеем Чулошниковым - все они были с промыслового бота "Святой Михаил" тотемского купца Федоса Холодилова и шли на Алеутские острова промышлять морского зверя. Три года готовил Холодилов свою экспедицию, все чего-то ждал, выгадывал, а тут будто на него что нашло - послал в море в период свирепых зимних штормов. Но и подвела его жадность - в один из таких штормов, что преследовали "Михаил" на всем его пути до Камчатки, выбросило бот в устье реки Явиной (южнее Большерецка) на берег. Промышленники пришли на зимовку в Большерецкий острог, где чуть раньше по пути оставили они своего хозяина, но Холодилов приказал им возвращаться на "Михаил", сталкивать его в море и идти туда, куда он им прежде велел.
Чулошников возразил хозяину. Тот сместил приказчика с должности и на его место поставил нового - Степана Торговкина. Тогда взроптали промышленники. Холодилов же обратился за помощью к Григорию Нилову - к власти. Нилов уже дал Федосу пять тысяч рублей - под проценты с промысла - казенных денег и потому даже слушать не стал никого из зверобоев.
Тогда и появился у промышленников Беньевский. Он взялся уладить все недоразумения, поговорить с начальством и - больше того - обещал промышленникам помочь добраться до легендарной на Камчатке Земли Стеллера, той самой, что искал Беринг, а потом и другие мореходы. "Именно туда,- утверждал ученый муж Георг Стеллер,- уходят на зимовку котики и морские бобры с Командорского и прочих островов". Для себя же Беньевский просил сущий пустяк - на обратном пути завезти его с товарищами в Японию - это совсем рядом. "По рукам?"- "По рукам!" - дружно ответили промышленники.
Увы, штурман Максим Чурин, специально съездив и осмотрев бот, пришел к плачевному выводу - "Михаил", к дальнему плаванию не годится. Так что новый план, к общему сожалению, сорвался. Впрочем, как и старая задумка - в заговоре участвовало уже около пятидесяти человек, и одной байдарой в случае чего было не обойтись. К тому же пополз по Большерецку змеиный слушок о том, что ссыльные замышляют побег с Камчатки и что они составили заговор против Нилова. Но командир Камчатки пил горькую и слышать ничего не хотел о каких-то там заговорах и побегах. Это, конечно, не успокаивало Беньевского с компанией - когда-то ведь он может и протрезветь?! Тут еще и протоиерей Никифоров, заподозрив неладное, задержал Устюжанинова в Нижнекамчатске, а отец Алексей был нужен сейчас Беньевскому позарез здесь, в Большерецке, потому что заговорщики снова возвращались к старому, еще недавно совершенно безнадежному плану захвата казенного галиота, и священник-единомышленник оказал бы при этом неоценимую услугу. Нужно было поднять народ на бунт против власти. А для этого должен быть общий политический мотив, надежда, веру в которую укрепил бы авторитетом православной церкви отец Алексей. Но Устюжанинов сидел под домашним арестом далеко от Большерецка. Поэтому Беньевскому срочно нужно было вовлечь в новый заговор людей, способных вести корабль туда, куда укажет их предводитель. Прежде всего - промышленников с "Михаила", озабоченных пока только лишь собственными бедами и обдумывающих вояж к богатой морским зверем Земле Стеллера, где каждый из них сможет обогатиться на промыслах.
Однажды вечером Беньевский пришел к промышленникам с зеленым бархатным конвертом и открыл им государственную тайну. Оказывается, он попал на Камчатку не из-за польских дел, а из-за одной весьма щепетильной миссии - царевич Павел, насильственно лишенный своей матерью Екатериной прав на российский престол, поручил Беньевскому отвезти это вот письмо в зеленом бархатном конверте римскому императору. Павел просил руки дочери императора, но Екатерина, каким-то образом узнав об этом, приставила к собственному сыну караул, а Беньевского с товарищами сослала на Камчатку. И вот ежели промышленники помогут Бейпоску-Беньевскому завершить благородную его миссию к римскому императору, то "...получите особливую милость, а при том вы от притеснения здешнего избавитесь, я хотя стараюсь об вас, но ничто не успевается".
И верно - Холодилов просил Нилова высечь промышленников и силой заставить их идти в море. Промышленники, в свою очередь, подали челобитную с просьбой расторгнуть их договор с купцом, так как судно потерпело кораблекрушение и они теперь свободны от всех обязательств перед Холодиловым. Незадачливого купца хватил удар, после чего, обозленные поведением командира Нилова, промышленники готовы были разгромить Большерецк и бежать куда глаза глядят.
Беньевский тут же предложил отправиться в испанские владения, на свободные острова, где всегда тепло, люди живут богато и счастливо, не зная насилия и произвола начальства. Ему поверили. Но когда многие из заговорщиков по-настоящему опьянели от чрезмерных доз социалистических утопий, наконец-то отрезвел командир Нилов, и до его иссушенного алкоголем мозга дошло, что во вверенном ему Большерецке затевается нечто опасное для власти со стороны ссыльных. Он послал солдат арестовать Беньевского и остальных заговорщиков. Но получалось так, что приказ остался невыполненным - Беньевский арестовал солдат сам и приказал своим людям готовиться к выступлению. Впрочем, до Нилова эта весть уже не дошла. Послав солдат, он успокоился и снова напился до невменяемости. А в ночь с 26 на 27 апреля 1771 года в Большерецке вспыхнул бунт.
В три часа ночи бунтовщики ворвались в дом командира Камчатки, спросонья он схватил Беньевского за шейный платок и чуть было не придушил. На помощь Бейпоску поспешил Панов и смертельно ранил Нилова в голову. Промышленники довершили убийство. После этого бунтовщики заняли Большерецкую канцелярию - и командиром Камчатки Беньевский объявил себя.
Большерецк был взят без боя, если не считать перестрелку с казаком Черных, укрывшимся в своем доме, в результате которой не пострадал ни один человек. В этом ничего удивительного, если представить острог не по мемуарам Беньевского, где Большерецк описывается как крепость, подобная европейским в период романтического средневековья, а жалким деревянным сельцом.
На рассвете 27 апреля бунтовщики прошлись по домам большерецких обывателей и собрали все оружие - его сдали без сопротивления. Затем, окружив здание канцелярии шестью пушками, заряженными ядрами, они отпраздновали свою победу.
28 апреля хоронили Нилова, который, по их словам, умер естественной смертью, вероятно, от злоупотреблений казенной водкой. Спорить с этим теперь уже официальным утверждением нового камчатского начальства никто не рисковал, хотя все знали, что было на самом деле,- слух об убийстве Нилова еще ночью облетел острог. Солдат Самойлов, отказавшийся делать гроб по заказу убийц, сидел теперь в казенке и получал зуботычины от каждого караульного.
Сразу после похорон Бейпоск приказал священнику отворить в церкви царские врата и вынести из алтаря крест и евангелие - каждый из бунтарей обязан был при всех сейчас присягнуть на верность царевичу Павлу Петровичу. Присягнули все, кроме одного, самого близкого Беньевскому человека - Хрущева. Но этого вроде как и не заметили, опьяненные общей победой. И хотя бунтовщики, отрезвев, заподозрили неладное, было уже поздно - присяга Павлу отрезала пути к отступлению.
29 апреля на реке Большой построили одиннадцать больших паромов, погрузили на них пушки, оружие, боеприпасы, топоры, железо, столярный, слесарный, кузнечный инструменты, различную материю и холст, деньги из Большерецкой канцелярии в серебряных и медных монетах, пушнину, муку, вино и прочее - полное двухгодичное укомплектование галиота. В тот же день, в два часа пополудни, паромы отвалили от берега и пошли вниз по течению в Чекавинскую гавань для подготовки к вояжу галиота "Святой Петр". Ночь застала на реке. Рассвета дожидались прямо на берегу у камчадальского Катановского острожка, а утром прибыли на место. Здесь стояла сторожевая изба и два амбара для хранения судовых запасов. Разбили палатки и стали готовить к плаванию "Святой Петр".
2 мая судно вывели из гавани в устье, но нужно было его утяжелить. Штурман Чурин решил, что вместо балласта достаточно догрузить галиот мукой. 3 мая в Большерецк был послан казак Иван Рюмин. Для Камчатки мука всегда была большой ценностью, но тем не менее 7 мая Рюмин уже вернулся в Чекавку на пароме с необходимым количеством муки.
Галиот был готов к отплытию. Но еще четыре дня не трогались в путь - Ипполит Степанов от имени всех заговорщиков писал "Объявление", в котором открыто говорилось о том зле, что принесла России императрица Екатерина, ее двор и ее фавориты. Это было политическое обвинение царицы от имени дворянства и простого народа, и оно было пострашнее присяги царевичу Павлу.
11 мая "Объявление" было оглашено для всех и подписано грамотными за себя и своих товарищей. Под этим документом нет только подписи Хрущова. Но это была не последняя его привилегия на камчатском берегу: утверждая, что галиот отправляется искать для жителей Камчатки свободные земли для счастливой жизни, Беньевский позволяет своему другу - якобы за долги взять с собой на галиот мужа и жену Паранчиных, камчадалов, бывших "ясашных плательщиков", а теперь холопов...
12 мая "Объявление" отправлено Екатерине. Думаю, что в тот момент, когда она читала сей документ, у нее не дрогнула бы рука подписать указ - несмотря на свое официальное материнское милосердие - четвертовать каждого, подписавшегося под ним.
В вину ей ставили смерть мужа Петра; отлучение от престола законного наследника Павла; разорительную войну в Польше; царскую монополию торговли вином и солью; то, что для воспитания незаконнорожденных детей вельмож даруются деревни, тогда как законные дети остаются без призрения; что народные депутаты, собранные со всей страны для изменения Уложения о законах Российской империи, были лишены царским наказом права предлагать свои проекты...
В тот же день утром галиот "Святой Петр" вышел в море и взял курс на Курильские острова. На его борту было ровно семьдесят человек. Из них пятеро вывезены насильно - семья Паранчиных и трое заложников: Измайлов, Зябликов, Судейкин.
И вот, когда беглецы подошли к шестнадцатому Курильскому острову Симуширу и остановились здесь для выпечки хлебов, четверо из этой пятерки образовали заговор против Беньевского. Заговорщики, пользуясь тем, что весь экипаж галиота находится на острове и судно фактически никто не охранял, решили тайно подойти к галиоту с моря на ялботе - благо Измайлову и Зябликову было поручено описать гавань, в которой стоял "Святой Петр", и нанести ее на карту,- забраться на судно, обрубить якорные канаты и вернуться в Большерецк за казаками. Яков Рудаков, на общую беду, решил вовлечь в заговор матроса Алексея Андреянова. Тот донес обо всем Беньевскому. Бейпоск приказал расстрелять заговорщиков, но потом изменил свое решение и устроил им публичное наказание кошками.
29 мая в 9 часов вечера галиот "Святой Петр" покинул остров, на берегу которого остались штурманский ученик с галиота "Святая Екатерина" Герасим Измайлов и камчадалы из Катановского острожка Алексей и Лукерья Паранчины. Благополучно пройдя Японское море, беглецы оказались в Японии, но, не встретив там особого привета, поспешили уйти от греха на Формозу - остров Тайвань.
Формоза была одним из тех райских уголков, о каком члены экипажа галиота не смели и мечтать. Но и райский уголок имел свою изнанку - морские пираты постоянно делали набеги на прибрежные селения, захватывали жителей в плен и продавали в рабство в те самые испанские владения, о которых мечтали многие на "Святом Петре".
Жители острова встретили русских очень хорошо. Это было 16 августа 1771 года. Помогли ввести судно в удобную для стоянки гавань. Оказалось, что название острова в переводе с португальского - "Прекрасный". На следующее утро туземцы привезли на галиот ананасы, кур, свиней, какой-то напиток вроде молока, сделанный из пшена. Началась торговля. На иглы, шелк, лоскутья шелковых материй, ленточки русские выменивали продукты, поражаясь их дешевизне. "Вот где бы пожить",- думал, наверное, каждый из них.
Но в тот же день, пополудни, случилась беда. Беньевский приказал отправить на берег ялбот и запастись питьевой водой. Сначала отправили одну партию людей на берег, затем вернулись за второй. Туземцы приняли все это за подготовку к нападению на селение. И потому напали первые, убив и ранив несколько человек. Вот когда раскрылся характер предводителя беглецов во всей своей красе. Да и каждый из членов экипажа показал, на что он способен под началом Бейпоска.
Мимо галиота в тот недобрый час проходила лодка с туземцами. "Огонь!" - приказал Бейпоск, и дружный залп заглушил пение райских птиц, а пороховая гарь смешалась с ароматом чудесных цветов и диковинных растений. Пятеро из семи туземцев были убиты, двое тяжелораненых кое-как догребли до берега. "Вперед!" - раздался очередной клич предводителя, и перегруженный ялбот медленно, как черепаха, пополз от галиота к берегу. "Кровь за кровь! Смерть за смерть!" - орали промышленники и казаки, мореходы и бывшие дворцовые заговорщики, добивая раненых, разбивая морские лодки туземцев на берегу. Но в глубь острова они заходить не рискнули. 20 августа Бейпоск приказал спалить селение туземцев. Когда пламя, пожирающее крытые сухой травой жилища туземцев, взметнулось к небу, ударили корабельные пушки. А на следующий день галиот покинул прекрасный остров и ушел за горизонт. Доволен остался только Беньевский, и никто еще не подозревал, какой план вынашивает он втайне от всех. Даже от своего друга Хрущова.
12 сентября 1771 года галиот "Святой Петр" вошел в португальский порт Макао в Китае и возвестил об этом залпом из всех пушек. Три пушки с берега просалютовали в ответ согласно рангу галиота, и Беньевский на ялботе отправился нанести визит португальскому губернатору Макао. Русские остались ждать своего предводителя. Видимо, все-таки многое в своей жизни связывали они с галиотом. Но Бейпоск продал галиот португальскому губернатору и зафрахтовал в соседнем Кантоне два французских судна для плавания в Европу. Старый флегматичный швед Винбланд клокотал от ярости. Вдруг вскрылось, что никакой Беньевский не генерал, что царевича Павла он и в глаза никогда не видел.
"Бунт на корабле! - обратился Бейпоск за помощью к губернатору.- Эти люди - отъявленные головорезы и могут наделать тут больших бед. Их нужно срочно изолировать..." Губернатор симпатизировал Беньевскому, польскому барону в тринадцатом колене, даже не предполагая о том, что баронов в Польше никогда не было, и приказал посадить всех русских в тюрьму. "Пока не одумаются",- установил для них срок заключения Беньевский и занялся своими делами, которые предполагалось удачно довершить во Франции.
А русские думали. О многом передумали они здесь, вырвавшись из одной тюрьмы и попав в другую. Не каждый смог это пережить. 16 октября 1771 года умер Максим Чурин, а за ним в течение полутора месяцев умерло еще четырнадцать человек. Остальные признали свое поражение и согласились следовать за Беньевским в Европу. Все, кроме Ипполита Степанова,- его Бейпоск оставил в Макао, как в свое время Измайлова на Симушире...
Но почему все-таки не бросил Бейпоск в Макао и всех остальных? Был же повод - неповиновение? Посадил бы в тюрьму и был таков. Но нет. Почему? А потому, что должны были помочь ему в реализации нового, еще более дерзкого плана. Он намеревался предложить королю Франции Людовику XV проект колонизации острова... Формозы. А колонизаторами, по замыслу Беньевского, и должны были стать бывшие теперь уже члены экипажа галиота "Святой Петр", снова безоговорочно признавшие власть своего предводителя Бейпоска. Но для того, чтобы предложить свой проект Людовику, нужно было еще добраться до Франции. И они прибыли туда на французских фрегатах "Дофин" и "Делаверди" 7 июля 1772 года. Однако от прежнего экипажа оставалась к тому времени едва половина. Во Франции умерли еще пять человек. Оставшиеся в живых поселились в городе Порт-Луи на юге Бретани - здесь они восемь месяцев и девятнадцать дней жили в ожидании каких-либо перемен в своей судьбе.
Наконец Беньевский сообщил, что король принял его проект, но с небольшим изменением - остров Формозу он заменил на остров Мадагаскар - это поближе! - поэтому теперь готовьтесь все стать волонтерами французской армии и отправиться к берегам Африки завоевывать для французской короны новые свободные земли. Мнения русских разделились. Одни отказывались служить, другие соглашались - куда, дескать, теперь деваться, не в Россию же возвращаться, чтобы снова тебя отправили в Сибирь или на Камчатку. Хрущев и Кузнецов, адъютант Беньевского, при поступлении на службу получили соответственно чин капитана и поручика французской армии. С ними записались еще двенадцать человек, а остальные пошли пешком из Порт-Луи в Париж - 550 верст - к русскому резиденту во французской столице Н. К. Хотинскому с ходатайством о возвращении на родину.
27 марта 1773 года вышли они из Порт-Луи, а 15 апреля прибыли в Париж и в тот же день явились к резиденту. Николай Константинович принял их радушно, определил на квартиру, выделил денег на провиант, одежду и обувь для нуждающихся.
30 сентября 1773 года семнадцать человек прибыли в Санкт-Петербург, а 3 октября, дав присягу на верность Екатерине II и поклявшись при этом не разглашать под страхом смертной казни государственную тайну о Большерецком бунте, отправились на предписанные им для жительства места, "...чтобы их всех внутрь России, как то в Москву и Петербург ни когда ни для чего не отпускать", как рекомендовала царица генерал-прокурору князю Вяземскому. Хотя приличия ради спросили у каждого, кто куда бы сам пожелал отправиться.
Обо всех этих событиях в России не было известно еще целых полвека, хотя книга Беньовского, изданная в Англии, Германии, Франции, была долгое время бестселлером.
Теперь наконец читатель может узнать, как сложились жизненные пути тех, на чьих плечах поднялась слава "искусного морехода" и вольнолюбца Августа Морица Беньевского.
С.Вахрин, журнал "Вокруг света", № 2, 1990 г.
см. кн. Вахрина С.И., "Встречь солнцу", 1996 г.

Как камчадалам не повезло с астрологом
Истфакт

Хорошо известно, что чем печальнее эпоха для современников, тем заманчивее для историков. Камчатке не везет издавна - едва ли не со времени завоевания ее в 1697 году отрядом русских казаков во главе с Владимиром Атласовым. Нынешняя катастрофа, когда полуостров остался без денег, тепла и света, далеко не первая. Чтобы понять политику центра по отношению к отдаленным окраинам, уместно обратиться к истории. И здесь интересны камчатские события XVIII века.

В 1764 году на Камчатку прибыл по Высочайшему повелению новый начальник - капитан-лейтенант Извеков. Как гласил указ о его назначении, его прислали "для содержания и охранения верноподданных народов и учреждения добрых порядков... " Скоро камчадалы увидели, что такое "добрые порядки". Набрав шайку пьяниц, заводилой в которой был ссыльный дворянин Турчанинов, Извеков с этой буйной ватагой ходил по семейным домам, отнимал жен и дочерей, а сопротивлявшихся заковывал в кандалы. Всякий обыватель Большерецка (тогдашнего административного центра Камчатки) жил в постоянном страхе. Боялись выходить на улицу, поскольку побоям и увечьям не было счету.

Между тем полуостров постигло бедствие - небывало низкий улов рыбы. Это было катастрофой для ительменов, так как они питались почти исключительно рыбой. Русские на Камчатке, где не рос хлеб, тоже перешли, в основном, на рыбную диету. Зимой 1769/70 г.г. население полуострова пережило страшный голод.

У начальства были свои заботы. Прибывший на Камчатку в сентябре 1769 года для расследования действий Извекова полковник Зубрицкий назначил начальником капитана Нилова. Нилов был известен как "офицер слабый и всегда нетрезвый". От подобного образа жизни он преждевременно сильно одряхлел.(Заметим в скобках, что человек, удивительно похожий на Нилова, в настоящее время является главным начальником - и не одной Камчатки, а всей России). При этом Нилов слыл человеком добродушным, и во время голода он думал о том, как помочь народу. Однако он ничего не сделал и сделать не мог, поскольку казенного запаса продовольствия не хватало даже для пропитания гарнизона.

Как раз после того, как камчадалы пережили подряд три бедствия: буйство начальника, оспу и голод, - в столице догадались отправить на полуостров группу политических ссыльных. В сентябре 1770 года в Большерецк прибыли австрийский подданный Беньовский, швед Винбладт и трое русских дворян: гвардии поручик Панов, армии капитан Степанов и уже знакомый нам Иоасаф Батурин ("ЯР" №1 за 1999 г.). Батурин после долгой отсидки в крепости не изменился и, как всегда, врал с три короба. Камчадалам он выдавал себя за ... полковника артиллерии и крупного астролога. Но он не смог предсказать даже собственную судьбу.

Ссыльным предписали "снискивать ... пропитание своими трудами". Но трудиться они не хотели, да и не умели. Вместо этого, ссыльные во главе с Беньовским составили заговор, с целью побега за границу.

В заговор вступила значительная часть жителей Большерецка. Людей разного звания и общественного положения привлекли две главные идеи Беньовского: переселение на благодатные Ликейские острова, с теплым климатом, и избавление из-под власти российского чиновничества. Заговор оказался столь широким, что скоро о нем знала уже вся Камчатка. Один Нилов ничего не хотел знать о заговоре. Он доверял Беньовскому, даже поручил ему обучение своего сына-подростка. Однако Беньовский понимал, что пьяница-капитан, скорее всего, попытается арестовать его и его приверженцев. . Беньовский собрал своих сторонников, вооружил их ружьями, пистолетами, саблями и ножами и объявил себя управителем Камчатки. Сторонники Беньовского, среди которых преобладали давно не получавшие зарплату работники купца Холодилова, были настроены решительно, но все же напились для храбрости. Бунт на Камчатке начался...

Иван Смирнов

2001, № 16 "Новая Камчатская правда"

ВЕЛИКИЙ АВАНТЮРИСТ
"ЧЕЛОВЕКА НАДО МЕРИТЬ МЕРОЮ СЕРДЦА"-ЯН ПАВЕЛ II

---

230 лет назад, 27 апреля 1771 года, в Большерецком остроге произошло восстание под предводительством Беневского. Незаурядная, яркая личность – за участие в польском освободительном движении он был сослан на Камчатку. Под его началом большерецкие поселенцы захватили парусник “Св. Петр” и совершили первое русское кругосветное путешествие.

Было это весною или летом 1971 года… И не суть важно, когда точно (разные источники говорят разное), на Охотском побережье граница между сезонами невелика и размыта. Кому-то это камчатское лето ни о чем не говорило, только новый взлет солнца, рост трав и цветов, выход на выгул щенков соболя и лисы, но, что самое главное, начало хода лосося – рыбы, несущей жизнь… Камчатский полуостров, богатый соболем и морским бобром-каланом, к тому времени стал известен в России как главный источник пушнины. Тем более что морские пути открывали богатые возможности для сбыта традиционному торговому партнеру России – Китаю. Шанхайские купцы платили за камчатские меха огромные деньги.

Но климат на Камчатке – не сахар. У царского правительства, в отличие от королевского английского правительства, не было возможности высылать преступников за моря. Зато была огромная Сибирь, особенно дальняя ее оконечность – Камчатка…

В правление императрицы Екатерина II Польша окончательно потеряла независимость. Европа в то время напоминала пороховую бочку. В Семилетней войне рубились друг с другом австрийцы, немцы, русские, поляки… В одной из битв в плен к русским попал австрийский генерал, поляк Мауриций-Август Беневский. Генералом он стал неспроста, хотя родом был из небогатого польско-венгерского шляхетства. Время было такое, когда каждый молодой шляхтич мог стать героем. В то же время, и практически в тех же местах, только с русской стороны воевал знаменитый бунтарь Емельян Пугачев. Кто знает, может быть таинственные “царские знаки”, которыми доказывал свое монархическое происхождение будущий лже-император (две картечные дырки на груди) произошли от пушки, наведенной на казачью лавину самим Беневским. Во время войны все более проявлялось желание поляков стать независимым.

“Немец, москаль не выдержат, когда обнажим палаши. Всех нас лозунг тот поднимет и Отчизна наша”. Я. Домбровский.

Беневский был горячим польским патриотом. По законам того времени, плененному генералу возвращалось холодное оружие и награды и позволялось вернуться в родное поместье. Беневский был тяжело ранен, и с него не взяли ни подписки, ни честного слова о неучастии в войне в будущем. Он даже ухитрился вторично жениться на красивой паненке в одном из полтавских поместий, пока отлеживался от раны (этому довольно много место уделено в комиксах, посвященных Беневскому, издаваемых в Польше). Встав на ноги, Мауриций вновь вступил на путь борьбы с Россией.

В одном из сражений запорожские казаки “запутали нози” его коню и сдали генерала русским. За вторичное неповиновение генерал был сослан в Казань. Сидеть же в провинциальном городе, когда весь мир гремел событиями, Беневскому явно было не по душе. Из пленных шведов и австрийцев Мауриций создал группу беглецов. Но – вновь провал. Всех взяли полицейские чины ночью, незаметно. Пришли и к Беневскому. Постучались. Тот вышел, как всегда полностью одетый, только укрытый халатом с капюшоном.

- Здесь живет ссыльный генерал Беневский?

- Здесь, - ответил Беневский. – Он там.

И указал внутрь. Полицейские ринулись в дом. Генерал закрыл дверь снаружи на засов, скинул халат – и был таков. Но его –рослого, умного, богатого, красиво одетого, да к тому же говорящего по-русски с акцентом, вычислили сразу. За троекратный побег было присуждено ему дальнее путешествие по стопам его предшественника Юзефа Копеча (в Камчатку). Но если прежний по Камчатке только проехал, написав свой знаменитый “Дневник путешествия…”, то Беневскому было предписано провести на Камчатке несколько лет. Смута в Центральной Европе грозила затянуться надолго, а иметь под боком мятежного полководца императрица не желала.

Итак, попал на Камчатку в глухой Большерецкий острог (даже не в Нижне- или Верхне-Камчатский, где климат был поздоровее и народ покультурнее) польско-венгерский генерал граф Беневский. Появление его здесь было, как “луч света в темном царстве”. Ссыльные, в числе которых были дворяне, офицеры, охрана, вынужденная следить за сосланными, которым, казалось бы, и бежать некуда было с этого “края земли” – все были рады неординарному новичку. А он был всем хорош – играл в шахматы, как гроссмейстер, рассказывал о городах и странах, говорил на шести языках, оказался великолепным преподавателем всех наук…

Сейчас ясно, что и авантюристом он был великим. Так, судя по его мемуарам, он и на Ключевскую сопку забирался, падал в кратер, откуда его крючьями вытаскивали (бедняга не знал даже, как кратер вулкана выглядит), объехал он якобы все Алеутские острова (на что, в сущности, у него ни сил, ни возможностей не было). Однако влияние Беневского на Камчатке было велико, особенно возросло оно во время эпидемии оспы, охватившей Камчатку в 1768-1769 годах. Умерло до 20 тысяч человек, Большерецкий острог пострадал меньше благодаря превентивным мерам, принятым под руководством графа Мауриция-Августа Беневского. И каково же было возмущение и недоумение властей предержащих от Нижне-Камчатска до Петербурга, когда стало известно, что Беневский, переманив на свою сторону ссыльных, камчадалов, служивых и матросов, поднял восстание в Большерецком остроге и увел корабль, груженный ценными мехами, годовым камчатским сбором, куда-то на юг.

Об этом путешествии написано много. Повести и поэмы, романы и новеллы. Комиксы о Беневском тоже занятно полистать, но особенно интересны несуразицы. Особенно, когда отряд казаков выходит из острога на соболя. Стройные ряды, вздыбленные вверх пики… Бедолажка-соболь, уж не спутал ли его иностранец-художник с турецким султаном?

Сквозь тернии галиот (оставим ему наиболее распространенную в литературе версию названия “Святой Петр”) дошел до Шанхая. По дороге Беневский заходит в Японию, дай Бог памяти, в порт Нагасаки и, пугая японцев русскими “куробунэ” (черными кораблями), здорово портит отношения Японии с ее соседом. В Шанхае проданы меха и судно, зафрахтован английский торговый корабль.

Дальше – путь на Мадагаскар. Невероятно, но у берегов Африки, в Индийском океане, появляется камчадальская колония. Первое время Беневский умеет своим обаянием успокоить французов, местных колонизаторов. Ездит в Париж, раскланивается с сановитыми особами. Но Франция бурлит. Грядет Великая французская революция. Беневский смыкается со своими собратьями по Польской конфедерации в унию, с Тадеушем Костюшко, Казимежем, Пуласким, Яном Домбровским…

Французы, однако ж, постарались отправить вольнолюбивых поляков подальше, в свои американские колонии. Здесь грозные польские генералы показали свою мощь в борьбе за освобождение Соединенных Штатов от Англии. Одним из национальных героев США и поныне считается Мауриций-Август Беневский.

Он вернулся на Мадагаскар израненным и седым. Колония была уже не той – почерневшей. Россия объявила беглецам амнистию, и они в большинстве своем вернулись. А те, кто чувствовал за собой вину, обзавелись семьями, женились на мальгасках, родили чернокожих детей и позабыли, что такое европейская одежда и обувь…

Французы пошли на приступ республиканского форта Камчатка. В этой войне был единственный выстрел. Им был сражен губернатор форта – авантюрист, но великий человек Мауриций-Август Беневский. И как всякий великий, он был эгоистичен. По пути к славе он переступил через жизни других людей – командира острога Нилова, казаков и ссыльных, заколотых копьями на Тайване, умерших от цинги и лихорадки…

“А на войне свищут пули, люди падают, как снопы. Воюют в основном короли, а гибнут в основном мужики”. М.Конопницка.

Но все же Беневский добился того, что великие мира сего заинтересованно взглянули сквозь свои лорнеты на карту, где на конце света притулился крошечный уголок суши – Камчатка.

Михаил ФЕДОРОВ с. Мильково.

2005 г. № 15 журнал "Колумб"

Каторжники Камчатки: отчаянное путешествие через три океана
Антон БЕЛЬСКИЙ, доктор физ.-мат наук
Большерецкий острог Камчатки располагался на реке Большая. В 70-е годы XVIII века в этом остроге отбывали наказание примерно 90 человек. Среди них довольно известные фамилии: Турчанинов, бывший камер-лакей Анны Иоанновны, сосланный после истязаний на Камчатку как участник заговора 1742 года, Иоасаф Батурин, тоже участник заговора, но 1749 года, отсидевший при Елизавете шестнадцать лет в Шлиссельбургской крепости и отправленный на Камчатку уже Екатериной. Были в Большерецке также «революционеры» Степанов и Панов, сосланные просвещенной Екатериной за слишком уж вольные устремления, был ряд проштрафившихся и разжалованных в рядовые гвардейских офицеров. В целом это были люди без каких-либо перспектив возвращения к родным и близким. И терять им было нечего.

И вот среди них появился некто Марек Беньовский, попавший в каторжники как офицер армии польских конфедератов. Он не мог смириться со своей судьбой и убедил всех совершить дерзкий побег.

27 апреля 1771 года каторжники Большерецка восстали. Они захватили склады, где было много товаров. И, самое главное, они захватили находившееся в гавани судно «Святой Петр».

После успеха восстания произошло некоторое отрезвление. На захваченном судне надежных карт, на которые все-таки был расчет, не оказалось. Да о каких картах вообще могла идти речь, ведь даже карты Курильских островов, полученные судами экспедиции Беринга, считались секретными, и на простом судне в Большерецке их не могло быть. В руки восставших попал лишь отчет английского путешественника и пирата Энсона о его плаваниях в Тихом океане.

Но даже с этими ничтожными географическими данными было решено выходить в море. Конечно, не все ссыльные рискнули на это. С Беньовским остались его сподвижники и, как ни удивительно, примкнувшие «работные» люди. Но людей с морским опытом среди добровольцев не было. Пришлось принудить к походу тех, кто изначально состоял в команде захваченного «Святого Петра». Среди них были штурманы Бочаров и Чурин, штурманские ученики Измайлов и Зябликов. А всего набралось около семидесяти человек.

Судно было вморожено в лед. Его вырубили, с трудом проложили канал для выхода из сплошного льда и добрались до сравнительно свободной воды. Дальше решили идти вдоль берега до самой южной оконечности Камчатки, а затем - вдоль Курильских островов.

Плавание было очень тяжелым. Захваченное судно не было рассчитано на семьдесят человек, поэтому приходилось жить, как кому повезет. А весна вблизи Курил довольно суровая. Надо было защищаться от дождя, холода, как-то питаться. И все это на крохотном судне - по имеющимся сведениям, длина «Святого Петра» составляла около 20 метров. Уже в первые дни плавания выяснилось, что не все захваченные моряки «Святого Петра» готовы идти в путешествие. Не потому, что оно было авантюрным, к этому моряки были привычные, а потому, что захваченное судно принадлежало государству Российскому, и его надо было вернуть. «Душой» заговора был Герасим Измайлов. Идея была простой: как только Беньовский со своим ближайшим окружением сойдет куда-нибудь на берег, поднять якорь и уйти обратно в Большерецк.

Но Беньовский узнал о заговоре. Принимать жестокие меры он поостерегся, справедливо полагая, что не получит единодушной поддержки, поэтому просто высадил Измайлова на необитаемый остров. Что это был за остров, никто из участников этих событий не знал.

Где-то у Южных Курил «Святой Петр» попал в жестокий шторм и чуть не опрокинулся, ведь загружен был как попало. Тем не менее повезло. Вскоре они добрались до острова, на котором жили «японцы». Эти «японцы» встретили их радушно, отвели в удобную бухту, привезли воды и зерна. Потом беглецы отправились на другой «японский» остров, где им напекли хлеба, снабдили овощами. Здесь, по имеющимся данным, «Святой Петр» простоял около месяца, и все отдыхали.

Вряд ли беглецам встретились японцы. Скорее всего «Святой Петр» заходил на Южные Курилы, где жили айны - «мохнатый курильский народец», как его называли в России, отличающиеся от японцев не только отношением к русским, но и языком, а также и обликом (у айнов в отличие от безбородых японцев росли бороды). Язык айнов многие российские мореходы знали.

После отдыха на островах путь беглецов лежал дальше на юг в направлении Китая. Первая встреча с китайцами оказалась неудачной. Это произошло в одной из бухт Тайваня 16 августа. «Святой Петр» встал на якорь, и небольшая группа высадилась на берег, чтобы набрать воды. Неожиданно на них напали. Трех человек убили, еще нескольких ранили стрелами. Забрав раненых и убитых, люди вернулись на борт судна. Причин для нападения не было. И Беньовский, уже полноправный командир, не разбираясь в причинах, приказывает обстрелять из пушек «Святого Петра» расположенное на берегу бедное селение, предполагая, что именно его жители напали на высадившихся путешественников. После разрушения селения погибших русских людей похоронили на тайваньском берегу.

Покинув негостеприимный берег Тайваня, путешественники отправились в бухту Макао. Здесь была португальская колония.

Переговоры Беньовского с губернатором проходили в тайне. Результатом была продажа «Святого Петра» со всей пушниной, захваченной в Большерецке. Многие из беглецов, узнав об этом, чуть ли не взбунтовались. Это было понятно: был свой корабль, «не все мосты были сожжены», и оставались какие-то надежды на возвращение. Но, видимо, Беньовский продолжал обладать большим даром убеждения. Он обещал добраться вместе с ними до Франции. Большинство ему поверило. На вырученные деньги Беньовский зафрахтовал французские суда, которые стояли в Кантоне, на китайских джонках переправил всех беглецов в Кантон, и наконец-то они смогли надеяться на прибытие в Европу. В Макао остался только некто Степанов, дальнейшая судьба которого осталась неизвестной, и несколько человек, умерших от дизентерии и лихорадки.

На французских судах беглецы сравнительно благополучно прошли оставшиеся моря Тихого океана и вошли в Индийский океан. Плавание было очень тяжелым. Путешествовать в тропиках после привычных камчатских холодов было крайне непривычно. Умер Батурин, который постоянно поддерживал Беньовского в его устремлениях. Тем не менее, хоть и с трудностями, путешественники добрались до французских владений в Индийском океане. Это был остров Иль-де-Франс (сейчас он называется Маврикий). В путешествии прошел почти год - суда подошли к Иль-де-Франсу во второй половине марта 1772 года.

Здесь беглецы отдыхали довольно долго. После Иль-де-Франса, обогнув Африку и пройдя длинный путь по третьему в этом отчаянном путешествии океану - Атлантическому, беглецы наконец-то достигли Франции.

Во Франции они разделились. Часть пожелала вернуться на родину, где им было обещано прощение. Вернуться им помогли, но через некоторое время большинство «возвращенцев» вновь оказались в Сибири либо даже на Камчатке. Вторая часть путешественников ушла с Беньовским на прекрасный остров Мадагаскар строить там русскую колонию.

1997 №2 "Уникум"

В поисках Тапробаны
Морис-Август Беньовский (Беспойск), родился в 1746 году на территории тогдашней Священной Римской (Австрийской) Империи Германской Нации в одном из многочисленных малопоместных дворянских семейств. К совершеннолетию дела в его поместье пошли настолько плохо, что он покинул родину и начал, обычную для того времени, жизнь бездомного и нищего шляхтича, склонного к всевозможным авантюрам. Обычно такие как он выбирали долю наемника и с разным успехом сражались под знаменами всевозможных европейских монархов в многочисленных войнах, которыми было так богато XVIII столетие. Некоторые добирались до высоких воинских званий, но большинство безвестно складывали буйные головы далеко от родного порога.

Морис Беньовский выбрал флотскую службу и некоторое время изучал морское дело в Гамбурге. Может быть он и стал бы в конце концов капитаном какого-нибудь судна, но судьба снова вмешалась в его планы.

К тому времени, некогда мощное и обширное государство, Речь Посполитая (проще - Польша), благодаря внутренним распрям, взбалмошности дворянства - шляхты и притязаниям алчных соседей - Австрийской и Российской Империй и Пруссии, было на грани гибели - раздела. Государство было настолько слабым, что практически во всех войнах XVIII века по ее территории, грабя, убивая и разрушая, беспрепятственно передвигались армии всех воюющих сторон. В 1764 году польским королем был избран под давлением России второстепенный представитель клана князей Чарторыйских Станислав-Август Понятовский (бывший любовник Екатерины II). Россия начала планомерную “руссификацию” Польши.

В противовес королю в городе Баре (на территории нынешней Украины) в феврале 1768 года шляхта создала антирусскую “барскую конфедерацию”. Россия, естественно, направила в Польшу свои войска для выполнения “интернационального долга”...

В силу авантюрности своего характера Морис Беньовский не мог оставаться в стороне от столь увлекательного дела и мчится в Варшаву. Его приняли с распростертыми объятиями и вот уже несостоявшийся моряк командует кавалерийским отрядом. Увы, недолго. Летом 1768 года “конфедераты” терпят сокрушительное поражение от русско-польских войск и Беньовский (в кандалах, естественно) едет в Киев. Просвещенная императрица гуманна к побежденным бунтарям (тем более иностранцам: с русскими обычно поступали круче). Беньовского всего лишь ссылают в Казань.

Но наш беспокойный знакомец не сидит на месте: подговорив одного из ссыльных - пленного шведа Винбланда, он “уходит в бега”, переодевшись русским офицером. “Сладкую парочку” вылавливают лишь в Петербурге, откуда они пытыются уплыть за границу на голландском судне. В результате - каземат Петропавловской крепости, новый суд и снова ссылка, но уже... на Камчатку, в Большерецкий острог.

Казалось бы, пора и образумиться, но не тут-то было: немного осмотревшись Беньовский, несомненно, недюжинный организатор, соблазняет остальных пленных рассказами о справедливом “Государстве Солнца” (идею он почерпнул из книги Томазо Кампанеллы) - Тапробане и с их помощью поднимает в Большерецке мятеж. Убив местного правителя капитана Нилова, он уводит с собой группу ссыльных и местных казаков, овладевает кораблем и бежит из пределов Российской империи.

Вот где Морису Беньовскому пригодились навыки мореплавания. Он совершает полукругосветное плавание по маршруту Камчатка - Япония - Тайвань - Индия - Мадагаскар - Франция. На Мадагаскаре, тогда еще независимом, он пытается основать свою справедливую Тапробану и, на первых порах, ему это удается. Он поддержан местным населением и европейскими торговцами, но Мадагаскар уже входит в сферу влияния Франции. Естественно, никакой справедливой республики Франция не потерпит. Сначала новое государство было подорвано экономически, а затем, 1786 году, на остров высадился французский экспедиционный корпус. В скоротечном сражении, президент независимого Мадагаскара Морис-Август Беньовский, командовавший небольшим отрядом из туземцев и камчатских беглецов, пал смертью храбрых. Так закончился жизненный путь беспокойного шляхтича, несомненного авантюриста, но, тем не менее личности весьма выдающейся.

Мн-да... Несуразности в литературе о Беневском просто умиляют... Можно перечислять и перечислять. И количество ссыльных-то в Большерецке больше сотни человек, и сам острог - мощное фортификационное сооружение, и многочисленный вымуштрованный гарнизон, и Беневский - вдохновитель, инициатор, организатор, да еще и главное действующее лицо бунта... А чего стоят рассказы о капитанской дочке - Анастасии (Афанасии) Ниловой. Ну да, какой роман без романтической линии. Хотя, справедливости ради, заметим, что дочь у убиенного командира Григория Нилова действительно была и звали ее Анастасией. Только на момент описываемых событий жила она с матерью в Иркутске и было ей в ту пору лет 13-14...
Так и хочется объявить конкурс, кто больше найдет ляпов в "Бенёвскиниане".