В своих мемуарах от Большерецком бунте Беньевский, вроде как, писал и о своем посещении Америки. Но, как выясняется, этот пробел за него восполнила праправнучка Антуанет (Антонинра Федоровна) Шалкоп, о которой пишет в своей знаменитой книге "Летопись Аляски" писатель Сергей Марков:

ПОСЛЕСЛОВИЕ К «ЛЕТОПИСИ АЛЯСКИ»

Мне посоветовали написать послесловие к новому изданию моей «Летописи Аляски», и я внял этому совету.

Да и в самом деле, в мире многое изменилось за последние годы...

Почтальон протягивает мне плотный пакет, украшенный яркими цветными марками. На них изображены космические корабли «Союз» и «Аполлон». В пакете же – замечательное красочное издание с изображениями индейцев и алеутов и видами аляскинских городов. Это подарок Антуанетт Шалкоп из города Анкориджа. Антонина Федоровна, как она любит иногда себя называть, записывает на магнитофон образцы русской речи и старинные русские песни жителей острова Кадьяк. Сама она хорошо говорит и пишет по-русски.

Отправляя ответ Антонине Федоровне, я, в свою очередь, наклеиваю на конверт советские марки с изображениями «Союза» и «Аполлона». Пусть они летят на немыслимой высоте в занесенный снегами город Анкоридж, где не так давно побывали советские археологи во главе с академиком А. П. Окладниковым, сотрудничавшие с американским ученым В. С. Лафлиным и его коллегами.

– Вам известно одно, нам другое, а вместе мы можем открыть нечто фантастическое, – сказал А. П. Окладников археологам Нового Света. Он имел в виду тайны, сопровождавшие заселение Северной Америки древними обитателями просторов Азии.

Муза воспоминаний, перелистывая книгу моей жизни, останавливается на странице, посвященной Сибири. 20-е годы на исходе. В пыльном и просторном Омске, в доме на улице Красных Зорь, Леонид Мартынов, протягивая мне свою рукопись, вынутую из письменного стола, говорит:

– Вот рассказ...

– «Индеец Воробьев»... Что такое?!

– Читай!

Речь шла об аляскинском крещеном индейце, носителе русской фамилии.

Почему он тогда меня удивил?

В то время тема Русской Америки отсутствовала в советской литературе. Правда, в Ленинграде в издательстве «Красной газеты» вышла книжка Новодворского со странным «картежным» названием «Коронка в пиках до валета» – непритязательный приключенческий роман об Аляске. Но книга, насколько я помню, была предварена предисловием знающего человека. Он рассказывал об истории Русской Америки.

Леонид Мартынов не помнит, каким источником пользовался он, когда писал «Индейца Воробьева». Да и рукопись рассказа куда-то затерялась.

– Откуда пришел ко мне образ индейца Воробьева, не знаю, – говорит Леонид Мартынов. – Но помню, что мой индеец – высокий, с монгольским складом смуглого и скуластого лица. Он как будто пришел из-за Иртыша...

Но, конечно, не сам мартыновский индеец Воробьев, а далекие предки его пришли из мглистых глубин Азии к Берингову мосту, а потом очутились в Северной Америке.

После разговора об индейце Воробьеве прошло немного времени. Мы получили возможность прочесть поэму русского уроженца Калифорнии Александра Алланда «Русская Америка» (1930), присланную в Сибирь из Нью-Йорка Давидом Бурлюком. Это было произведение, исполненное гордости за судьбу одинокого форта Росс, высившегося на скалах Северной Калифорнии.

Потом настало время, когда из печати вышли обстоятельные труды Л. С. Берга и С. Б. Окуня о Российско-Американской компании. Они были сопровождены богатой библиографией, в которой были указаны русские и иностранные источники по истории Русской Америки. Это было началом большой работы советских историков, этнографов, археологов, писателей.

Теперь же можно назвать множество имен советских авторов, изучающих историю Русской Америки после С. Б, Окуня и Л. С. Берга. Вот их имена: А. Ф. Брюханов, А. И. Андреев, Г. П. Чиж, С. Н. Марков, Р. В. Макарова, М. В. Степанова, А. В. Ефимов, Ю. П. Аверкиева, М. Б. Черненко, Ю. А. Жуков, М. Е. Зуев-Ордынец, Е. Э. Бломквист, И. Ф. Кратт, В. И. Греков, А. И. Алексеев, Г. А. Агранат, С. Г. Федорова, О. М. Медушевская, В. С. Григорьев, В. А. Дивин, Б. В. Лукин, Р. Г. Ляпунова, В. С. Слодкевич, В. М. Пасецкий, Б. Н. Вишневский, Н. А. Черницын, Н. Н. Болховитинов, Б. П. Полевой, М. И. Белов, А. П. Окладников, В. Е. Ларичев, А. П. Деревянко, В. И. Безъязычный, Р. С. Василевский, И. В. Глушанков.

Я постарался перечислить всех известных мне авторов, изучающих славную историю Русской Америки. История эта продолжает создаваться на наших глазах.

* * *

Канадский историк Ричард Остин Пирс в последние годы не раз посетил нашу страну. Он работал в научных библиотеках, встречался с советскими исследователями.

Пирс вспоминал о своем путешествии по просторным морским заливам Аляски, совершенном вместе с калифорнийским ученым А.-Ф. Доллом. Они искали зримые следы пребывания наших предков на Аляске, зарывших в каменную землю плиты с изображениями российского герба.

А.-Ф. Долл прислал мне описание этих скитаний смелых ученых по безграничным водным просторам, вдоль берегов, исковерканных землетрясениями и неистовыми судорогами океана – цунами.

Мистер Р.-О. Пирс рассказывал о потомках русских на Аляске. Он вспомнил Осколкову, лучшую пластальщицу лососей на рыбных промыслах Кетчикана. У Осколковой отбоя нет от женихов – она богатая невеста.

Слушаю рассказ Пирса и радуюсь. Стоит мне вынуть один из ящиков моей картотеки, как там обнаружатся записи о роде Осколковых, выходцах из Поморья. Один из них, Афанасий, был другом тобольского ссыльного, ученого хорвата Юрия Крижанича, в XVII веке рассуждавшего о границах русского государства на Северо-Востоке. Кто из Осколковых переплыл Берингов пролив и очутился на берегах Аляски? Теперь там стоит рослая русская певунья, пластая острым ножом серебряных лососей, как это делали испокон веков ее предки в Поморье.

* * *

Историки Русской Америки А.-Ф. Долл, Н. И. Рокитянский, В. Петров, М. Шервуд ныне живут и трудятся в Калифорнии; В. Фишер – на Аляске, Т. Армстронг – в Англии, Д. Ван-Стоун – в Чикаго, Ж. Малари – во Франции. Но ни воздушный, ни земной океаны уже не являются препятствием для дружеских связей советских и зарубежных историков.

Профессор П. И. Рокитянский вместе с А.-Ф. Доллом от имени Калифорнийского исторического центра осуществили одно замечательное предприятие.

На широкой ладони Н. И. Рокитянского блеснула большая медаль. На ее поверхности – лицо человека, которого мы хорошо знаем.

– Иван Кусков! – вырвалось у меня.

Так было, когда я вместе с другими советскими историками получил памятную медаль, выбитую в честь русского форта Росс и ее основателя Ивана Кускова. Надписи па медали – на английском и русском языках. Иван Кусков смотрит на нас из золотого лона...

Мне эта медаль особенно дорога.

В свое время тотемский краевед Н. А. Черницын прислал мне копию портрета Ивана Кускова, написанного в форте Росс. Я воспользовался, воспроизвел этот портрет во втором издании «Летописи Аляски», и изображение героя Русской Калифорнии начали перепечатывать в других книгах. Теперь оно украшает Калифорнийскую медаль!

– Ваша «Летопись Аляски», – сказал мне Н. И. Рокитянский, – помогла нам уточнить русские названия, бытовавшие в Калифорнии в прошлом веке. Мы, например, не знали, что скалистые гряды в устье реки Русской назывались Славянскими Воротами.

Прощаясь с Н. И. Рокитянским, я сказал, что он сможет замкнуть звено. Преодолев воздушный океан на реактивном самолете на пути в Москву, он мог бы теперь поехать в Вологду и на легковой алюминиевой стрекозе лететь оттуда в Тотьму, где я лишь недавно побывал. Там он увидит дом Ивана Кускова. Наших друзей, зарубежных историков Русской Америки, гостеприимно встретят древние поморские города, где родились и начали свои походы «Колумбы Росские».

А кто-то из нас, сняв шапку, взойдет на Камень-Кекур в Ситке или в лиственничные ворота форта Росс в благодатной Северной Калифорнии, обжитой отважными русскими людьми.

Повторяю слова академика А. П. Окладникова: «...вместе мы можем открыть нечто фантастическое...»

Будем сообща чеканить гордые медали – вещие знаки истории!

10 апреля 1977 года

Москва

А вот еще любопытная информация об Антонине Федоровне Шалкоп

Русская церковь и коренные жители Аляски
Отдел рукописей
О коллекции

Архивы Русской церкви на Аляске (документы Русской православной греко-католической церкви в Северной Америке - Северо-Американская епархия на Аляске) были получены Библиотекой Конгресса в 1927 году как дар Его Преосвященства Иоанна С. Кедровского, митрополита Русских православных греко-католических церквей Северной Америки и Канады; в 1940 году еще одна часть церковных документов была передана на хранение в Библиотеку Митрополитским собором церквей; и в 1943 году Библиотека получила материалы, дарованные Его Преосвященством Николаем Д. Кедровым в результате федерального проекта по учету исторических документов города Нью Йорка, проводимого Управлением проектов по трудоустройству.

В 1936-1938 годах в рамках проекта по исследованию Аляски частично было проведено описание архивных материалов, полученных в 1927 году, это описание вошло в девять томов машинописного текста под названием "Документы, относящиеся к истории Аляски", с этими материалами можно познакомиться в читальном зале отдела рукописей. Статистические данные (серии Е) этих документов были занесены в указатель по четырем разделам: 1816-1866 гг.(3 том), 1867-1889 гг. (2 том), 1890-1899 гг. (1 том) и 1900-1936 гг. (1 том). Эти данные можно получить и на микрофильме. В 1979 году штат Аляска совместно с Библиотекой Конгресса финансировали проект по организации и описанию всех документов Архивов Русской православной церкви на Аляске и по созданию микрофильмов этих документов. Проектом руководила Антуанетта Шалкоп.

http://international.loc.gov/intldl/mtfhtml/mfdigcol/aboutrc.html

Родственник короля Мадагаскара из Одессы
Заявлением о том, что на проспекте Жукова в Одессе обитает потомок Великого короля Мадагаскара, сегодня обывателя не шибко удивишь.

— Ну и что? — скажут. — Мало ли кто учился на Шестой станции Фонтана…

Действительно в престижном командноинженерном училище на Большом Фонтане в Одессе в разное время постигали ракетную технику с полдюжины индонезийских принцев (ввиду узаконенного многоженства они имели одного августейшего родителя и индивидуальных матушек в ассортименте), дети диктаторов и самозванцев. Всего на плацу маршировали выходцы из трех десятков развивающихся стран — всех не упомнишь.

Но в том­то и дело, что родственник короля Мадагаскара отнюдь не мальгашских корней, а исключительно славянских. Уважаемый человек, авиатор, подполковник в отставке Евгений Николаевич Биневский.

Родство убедительно доказано архивными справками и другими документами и не вызывает каких­либо сомнений. В выписке из ЗАГСов указано, что после революции одна буква в фамилии была изменена: дедушка подполковника Владимир Александрович Беневский, работавший главным инженером на Южной железной дороге в Харькове, стал Биневским. Копия из Полтавского епархиального управления удостоверяет, что бывший путеец в 1941—1943 годах служил протоиереем в Преображенском кафедральном соборе Полтавы — крутые повороты и даже зигзаги на жизненном пути характерны для Беневских—Биневских. Причастность к знатному роду узаконена свидетельством дворянского собрания юга Украины. Герольдмейстер М.Емельянов сопровождает свидетельство на право пользования гербом Радван (Radwan) cловесным описанием: «Щит увенчан стальным рыцарским шлемом с золотой дворянской короной. Клейнод: три серебряных страусиных пера…»

Точно такой же фамильный герб Radwan с перьями украшал ворота крепости Луисбург, что на юге Мадагаскара, резиденции Великого короля Мауриция Августа Первого.

Предок
Полковник барон Мауриций Август Аладер фон Беневский, он же король Мадагаскара, родом из Словакии и был лидером восстания конфедератов. Католическо-дворянское сопротивление диктату России сфокусировалось против ставленника Екатерины короля Станислава Понятовского, позволившего ввести в Речь Посполиту войска А.Суворова. Оккупация была не последней, ссыльные поляки, как известно, на царских каторгах не переводились.

Мауриция Беневского недальновидно сослали сначала в Казань, откуда он бежал и почему-то… в Петербург, сам по себе такой дерзкий побег в столицу, а не наоборот, выглядел вызовом. Всего же он совершал побеги из плена дважды, и потому матушка Екатерина благословила «диссидента» на этап по «владимирке». Пунктом назначения маршрута стал Большерецкий острог на Камчатке. Дальше русских земель не водилось, только чайки горланили да злобно плевался пеной океан. Вот этого-то обстоятельства в тайной канцелярии не учли.

В ночь с 26 на 27 апреля 1771 года в Большерецке, поселении на 40 дворов, вспыхнул бунт. Зачинщиком беспорядков был Мауриций Беневский. Восставшие ворвались в канцелярию, и ссыльный гвардии поручик Василий Панов застрелил из штуцера капитан-командира Камчатки Григория Нилова. Непосвященным объявили, что Нилов якобы скончался от злоупотребления алкоголем.

После похорон Беневский, естественно, объявил себя первым лицом на полуострове. Восставшие присягнули на Евангелии в верности царевичу Павлу Петровичу. Политический протест был оформлен в «Объявлении» к Екатерине. Манифест, уличавший императрицу с фаворитами в сознательном государственном вреде, сочинил «от имени дворянства и простого народа» ссыльный помещик, идеолог восстания Ипполит Степанов. С рассветом снялись из опостылевшей Чекавинской гавани на казенном галиоте «Святой Петр».

Беневского сгоряча называют чуть ли не первым российским капером. Барон не капер, конечно, и не первый, и не второй, на рашен Генри Моргана не тянет. Как не может галиот сравниться с каравеллами, осаждавшими Санто-Доминго. Галиот — скромное двухмачтовое судно, преимущественно для прибрежного плавания. Предназначен исключительно для перевозки колодников, которым, как известно, спешить особенно некуда. Поэтому рассчитывать на экзотическую жизнь не приходилось. С другой стороны, и догонять было некому, других серьезных плавсредств в акваториях не водилось, а до Охотска далеко.

Надо заметить, что публика на галиоте, вместившем 70 душ, собралась пестрая. Например, среди них был Александр Турчанинов, камер-лакей правительницы Анны Леопольдовны, матери малолетнего Иоанна Шестого. Провинился камер-лакей тем, что усомнился в наследственных правах Елизаветы Петровны. Для показа в заморских гаванях прихватили семью аборигенов-камчадалов Парнчиных. Не последним человеком на борту был поручик лейб-гвардии Измайловского полка Петр Хрущев, готовивший дворцовый переворот.

Главный штурман Максим Чурин уверенно повел галиот к шестнадцатому Курильскому острову Симуширу. Стали на рейде для выпечки хлеба. Стукачи вовремя доложили о затеянной смуте, и Беневский подавил бунт — явление обязательное в любом дальнем плавании. Только если Магеллан развешивал зачинщиков на реях, Беневский ограничился «публичным наказанием кошками». Обязанности «ревтрибунала» выполнял П.Хрущев.

До Хоккайдо было рукой подать, и штурман М.Чурин, бывавший не раз и на Аляске, и в Японии, повел галиот к японскому архипелагу. Интересно, что Чурин, кадровый моряк, назначенный Адмиралтейством, перешел на сторону восставших добровольно. Этому способствовали долги, которые начальство приписало находившемуся почти в непрерывных плаваниях морскому офицеру. Максим Чурин был едва ли не первым отечественным капитаном, который в «загранку» брал жену Ульяну Захаровну.

У японских берегов белых пришельцев не жаловали, и галиот продолжил плавание к острову Формоза, что в переводе с португальского означает прекрасный. Пребывание на Прекрасном острове Тайване закончилось побоищем: палили из пушек по пирогам, вязаной картечью туземцев разрывало на куски.

Подались в пор­тугальскую колонию Макао. Здесь Беневский продал казенное плавсредство и вызвался плыть во Францию на французских фрегатах «Делаверди» и «Дофин», чтобы предложить Людовику XV колонизацию острова Формоза. Выбор союзников был не случаен, честолюбивый Беневский все-таки рассчитывал на логичный реванш, Франция была вероятным противником России. В команде произошел раскол. Часть экипажа, отказавшаяся служить французам, была отправлена в тюрьму Макао, где половина бедолаг померло от малярии, в том числе и главный шкипер Максим Чурин.

Другие отдали богу души в Порт-Луи на юге Бретани. Кто-то добрался до Парижа, чтобы упасть к ногам резидента России. Раскаявшиеся были императрицей прощены с условием хранить в тайне подробности большерецкого бунта. Двенадцать же самых авантюрных и отчаянных отправились завоевывать Мадагаскар для французской короны. Хрущову и Кузнецову, адьютанту барона Беневского, даже были жалованы соответственно чины капитана и поручика французской армии.

Наиболее ретивые историки обвиняют Беневского в вероломстве, предательстве, коварстве — в чем угодно. Но позвольте, он — не русский человек, пусть из ближнего зарубежья, но формально иноземец. Посудите сами: родился в словацком Вербово, где родовая усадьба, матушка — венгерская баронесса из рода Ревай, закадычная подруга королевы Австрии, отец — генерал, в конце жизни осел в Шотландии.

В Россию, сорванный с якорей аристократ вовсе и не собирался, как, впрочем, и в растоптанную суворовскими сапогами Польшу, к последней он, словак, выросший в Англии, особых чувств не испытывал. Он был человеком планеты и всеми своими немыслимыми авантюрами доказал это.

Людовик XV дал «добро», только изменил географическую привязку. Беневский вместо Формозы высадился на Мадагаскаре, где и основал с остатком русской команды небольшую факторию, крепость Луисбург. Преодолевая враждебность мальгашей, уже наэлектризованных произволом колониальных властей Иль-де-Франса, Беневский прожил на Мадагаскаре полтора года и 10 октября 1776-го был провозглашен племенами северо-восточной части острова Великим королем. Политическая обстановка во Франции изменилась, и его отозвали в Париж. Понимая, что интерес к Мадагаскару угас, Беневский возвращается сначала в Англию, а затем в Америку. Момент был тоже не самым подходящим, он угодил в Новый Йорк в разгар войны за независимость, но зато сдружился с Беджамином Франклином, который помог найти толстосумов, финансировавших экспедицию для американизации Мадагаскара. В июне 1785 года, то есть через восемь лет, Беневский прибывает на американском клипере «Интерпид» к скалистым берегам Мадагаскара, которым грезил. Небольшой отряд поплыл на шлюпках к берегу. Со стен Луисбурга их приветствовали салютом: возможно, короля Мадагаскара разглядели в трубу, узнали. Американский же капитан, не разобравшись, бросил Бе­невского с людьми на произвол судьбы.

23 мая 1786 года отряд французского капитана Ларшара штурмовал крепость Луисбург, во время сражения Беневского ранили из мушкета в грудь навылет. Ему было всего 45.

Потомок
— Удивляешься, с какой циничной легкостью автор изобразил отважного польского дворянина, конфедерата, — возмущается потомок Мауриция Беневского подполковник Евгений Биневский по поводу одной публикации.

Обнаруживая характер и на службе, перед авторитетами и лампасами Евгений Николаевич никогда не пасовал. Острая потребность в справедливости порой затрудняла отношения с командованием с одной стороны, а с другой — требовательность упрощала отношения с подчиненными, которые испытывали к нему заслуженное уважение. Такую твердость и неустрашимость Биневский демонстрировал с «зеленого» возраста, а мотал он портянки с 1944-го, с шестнадцати лет.

Подполковником Биневским написано более тысячи материалов и заметок, опубликованных в «Защитнике Родины» и других армейских изданиях. Баловался захватывающей биографической прозой и Мауриций Август, что-то напутал в хронологии, обеспечив головной болью издателя своих мемуаров Гасфильда Оливера.

Евгений Нико­лаевич отдал армии и авиации 36 лет честной службы. Согласитесь, в условиях компанейской подковерщины, интриг и откровенной травли честно служить непросто. Тем не менее безропотно колесил по гарнизонам с маленькими детьми, география службы достаточно разнообразная и одновременно традиционная для его поколения: Приднестровье, Западная Украина — здесь он на Ту-2 летал в 63-м БАПе, бомбардировочном авиаполку, стрелком-радистом, в его хозяйстве был спаренный пулемет УБ-16. Потом полигоны в Казахстане, учения в Болгарии, аэродром Отопени в Румынии, еще ГДР и Куба. На Кубе служил заместителем начальника политотдела в полку крылатых ракет. Позиции располагались в 90 километрах от города Гранма.

Не исключено, что при известном развитии революционных событий мог угодить и на Мадагаскар. Этот гигантский остров, как известно, тоже не обошла эпидемия марксизма, вялотекущая партизанская война продолжается там до сих пор. Мадагаскарские партизаны вооружены «калашами», есть и более серьезное отечественное вооружение, которое не всегда попадает в кадр. Поэтому не исключено, что Евгений Николаевич в качестве какого-нибудь ограниченного секретного контингента мог быть командирован на остров, который приобщил к цивилизации его дальний предок. Прошелся бы по горбатым улочкам к средневековой крепости, поднял бы голову и увидел табличку с собственной фамилией. В Луисбурге есть улицы и даже площади, названные именем Великого короля Мадагаскара Мауриция Августа Аладера фон Беневского, его неунывающего предка.