Камчатка: SOS!
Save Our Salmon!
Спасем Наш Лосось!
Сохраним Лососей ВМЕСТЕ!
-
SOS – в буквальном переводе значит «Спасите наши души!».
Камчатка тоже посылает миру свой сигнал о спасении – «Спасите нашего лосося!»: “Save our salmon!”.
-
Именно здесь, в Стране Лососей, на Камчатке, – сохранилось в первозданном виде все биологического многообразие диких стад тихоокеанских лососей. Но массовое браконьерство – криминальный икряной бизнес – принял здесь просто гигантские масштабы.
-
Уничтожение лососей происходит прямо в «родильных домах» – на нерестилищах.
-
Коррупция в образе рыбной мафии практически полностью парализовала деятельность государственных рыбоохранных и правоохранительных структур, превратив эту деятельность в формальность. И процесс этот принял, по всей видимости, необратимый характер.
-
Камчатский региональный общественный фонд «Сохраним лососей ВМЕСТЕ!» разработал проект поддержки мировым сообществом общественного движения по охране камчатских лососей: он заключается в продвижении по миру бренда «Дикий лосось Камчатки», разработанный Фондом.
-
Его образ: Ворон-Кутх – прародитель северного человечества, благодарно обнимающий Лосося – кормильца и спасителя его детей-северян и всех кто живет на Севере.
-
Каждый, кто приобретает сувениры с этим изображением, не только продвигает в мире бренд дикого лосося Камчатки, но и заставляет задуматься других о последствиях того, что творят сегодня браконьеры на Камчатке.
-
Но главное, это позволит Фонду организовать дополнительный сбор средств, осуществляемый на благотворительной основе, для организации на Камчатке уникального экологического тура для добровольцев-волонтеров со всего мира:
-
«Сафари на браконьеров» – фото-видеоохота на браконьеров с использованием самых современных технологий по отслеживанию этих тайных криминальных группировок.
-
Еще более важен, контроль за деятельностью государственных рыбоохранных и правоохранительных структур по предотвращению преступлений, направленных против дикого лосося Камчатки, являющегося не только национальным богатством России, но и природным наследием всего человечества.
-
Камчатский региональный общественный фонд «Сохраним лососей ВМЕСТЕ!» обращается ко всем неравнодушным людям: «Save our salmon!» – Сохраним нашего лосося! – SOS!!!
Добро пожаловать,
Гость
|
ТЕМА: Сторонники царевича Алексея Петровича
Сторонники царевича Алексея Петровича 22 окт 2009 21:50 #18
|
Царь Петр Первый вздыбил Россию в прямом и переносном смысле, уничтожая всех, кто вставал на его пути.
В том числе и собственного сына. И для многих сторонников царевича Алексея Петровича новым местом пристанища становится Сибирь и дальняя ее окраина -- Камчатка. В числе первых был сослан Василий Колычев. Сослан на Камчатку по делу царевича Алексея Петровича. Был сыном кормилицы ("мамки") Колычевой (Колычева Мавра Григорьевна -- ур. кн. Долгорукова, дочь князя Гр. Ив. Д., с 1668 г. жена Ив. Мих. К—ва, мамка царев. (потом импер.) Петра I Алексеевича. Она † после 1700 г. Прибавление: Колычева, Мавра Григорьевна, ур. Долгорукова, мама царевича Петра Алексеевича (имп. Петра I), жена чашника царя Алексея М., воеводы в Вологде Ивана Мих. Кол.; овдовев 1713 г., она пошла в монастырь. {Половцов}). Колычевы по материнской линии идут от князей Лыковых (Андрей Курака (кол. XX) Юрий Чапля (кол. XX) Никита Слепой (кол. XXI) Федор Плющица (? - 1628) (кол. XXI) Иван Иванович Дуда (кол. XXI) Михаил Юрьевич (? - 1579) (кол. XXI) женат на Евфимии (? - 9.6.1604) Алексей Федорович (? - 1656) (кол. XXII) Борис Михайлович (? - 8.6.1646) (кол. XXII) женат на Настасье Никитичне Романовой (? - 9.10.1655), родной тети царя Михаила Федоровича Марья Алексеевна (кол. XXIII) замужем за боярином Семеном Лукьяновичем Стрешневым, братом царицы Евдокии Лукьяновны Михаил Иванович (13.7.1640 - 14.2.1701) (кол. XXIII) женат на Анне Григорьевне Вердеревской (? - 1.6.1678) Иван Борисович (? - 1624) (кол. XXIII) Ульяна Борисовна (? - 1607) (кол. XXIII) Прасковья Алексеевна (кол. XXIV) замужем первый раз за Иваном Кирилловичем Нарышкиным, второй раз за Колычевым. Мамка царевича Алексея Петровича Марья (1662 - 1752) (кол. XXIV) замужем за кн. Василием Юрьевичем Одоевским Прасковья Михайловна (? - 7.10.1685) (кол. XXIV) замужем за кн. Анкитой Ивановичем Репневым Род Лыковых - Оболенских пересекся в 1701 году). |
Администратор запретил публиковать записи гостям.
|
Сторонники царевича Алексея Петровича 22 окт 2009 23:26 #511
|
Интересный материал о другом стороннике Алексея Петровича есть у Сгибнева о комиссаре якутском сыне боярском Иване Эверстове. Позже бывший комиссар торговал пушниной, скупая ее в Охотске, а потомки его были купцами.
... "служил прежде в придворной службе у Цесаревича Алексея Петровича и в 1718 г. был сослан в Якутск на жительство, а в 1728 г. освобожден из ссылки; но остался там на службе, потому что имел хозяйство и семейство". В 1723 г. послан в Камчатские остроги прикащиком сын боярский Федор Шелковников. Мореходом к нему определен Иван Бутин, с которым из Якутска отправлены к снаряжению и починке судна смола, пенька, железо и холст. Шелковникову по его прошению назначен на Камчатку от якутского Спасского монастыря священник Ермолай Иванов; кроме того, 19 человек казаков из команды головы Афанасия Шестакова и с ним пятидесятник Андрей Штинников. Шелковникову дана была большая инструкция. Вместе с Шелковниковым отправился в Камчатку поручик Сафронов для наблюдения за переписью иноземцев и их угодий, для высылки их на прежние места жительства и окончания дел камчатского наряда. Шелковников по прибытии в Камчатские остроги велел Эверстову принять Большерецкий острог у Артемия Попова и быть в команде поручика Сафронова; Верхний поручил принять от служилого Петра Баранова Безсонову; сам отправился в Нижний, где принял острог от Нифонтьева. Собрав ясаки, Шелковников сдал Нижнекамчатский острог Елисею Долгополову, до присылки Безсонова в Верхнем оставлен Нифонтьев; Большерецкий острог сдан от Эверстова Петру Чупрову. В Большерецке, хотя и были получены все пять отписков из Верхнего; но закащик Кузьма Олесов не мог отвечать, не имея верного случая отправить письма; к тому же прибыл туда из Охотска новый камчатский коммисар дворянин Эверстов (служил прежде в придворной службе у Цесаревича Алексея Петровича и в 1718 г. был сослан в Якутск на жительство, а в 1728 г. освобожден из ссылки; но остался там на службе, потому что имел хозяйство и семейство. — Авт.). Судно его «Фортуну» 2 октября 1731 г. выбросило на р. Оклум (Облукомине) на берег, и Олесов должен был послать к нему людей навстречу для препровождения его в Большерецк (при судне Эверстов оставил морехода Треску с 12 служителями. — Авт.). С прибытием в Камчатку коммисаром дворянина Эверстова, Генс не принимал уже участия в камчатских делах. 11 ноября 1731 г. он послал в Анадырск Павлуцкому донесение о нижнекамчатском бунте, приложив при том и допросы иноземцев о причинах измены. В допросах главнейшие бунтовщики Федька Харчин и Хантей Юрин показали: «В 1730 г. коммисар Новгородов посылал за ясаками брата своего Матвея с подчиненным Мухоплевым, которые, кроме двойного ясака, брали по пяти голов с человека в чащину соболями и лисицами, а у кого не было зверей, то кухлянками, парками, женами и холопьями; да в 1731 году коммисар Шерхудин, подъячий Иван Свешников, служилые Григорий Попов и Андрей Орлик брали по три ясака, да по пяти чащины. Сверх того, сбирали неподобные сборы: сладкую траву, кипрей, сарану, уток, гусей, юколу, ушканину (зайцев); собирали ясака за умерших и били за недачу насмерть. За обором камчадалы голодуют и умирают; а по отнятии жен и детей и от смертного битья многие давились и, не стерпя таких обид, стали быть во зломыслии». Февраля 10-го 1732 г. Павлуцкий отправил это донесение в Тобольск. 23 июля 1732 г. бот «Гавриил» с подштурманом Федоровым и геодезистом Гвоздевым вышел в море для осмотра островов около Большой земли (Америки). В августе месяце судно подошло к о. Диомиду. Гвоздев наскоро осмотрел его и перешел к другому острову, лежащему в 1/2 мили от первого. А 12 августа бот стал на якорь у Большой земли и после непродолжительной стоянки ушел к устью р. Камчатки (бот «Гавриил» было первое русское судно, посетившее Америку. — Авт.). По имени Гвоздева долгое время назывались осмотренные им острова. Ныне эти острова называются св. Диомида, как назвал один из них Беринг за четыре года ранее Гвоздева. Почтенный А. П. Соколов справедливо заметил, что вернее было бы назвать их островами Федорова по имени командира бота «Гавриил», потому что Беринг видел только один остров. Эверстов жил в Большерецке до 8 декабря и оттуда прибыл в Верхний 26-го декабря. Здесь управитель острога Пашков донес ему, что на Бобровом море у Жупановской реки было восстание, и что Пашков посылал туда служилого Сапожникова, который нашел бунтовщиков в нарочно построенном на отъемной сопке остроге. Вследствие предложения Сапожникова о сдаче острога некоторые вышли из него, а другие стали стрелять по русским из луков и камнями из ремней. Тогда Сапожников приступом разгромил острог. Изменников побили, иные убежали, а многие сами передавились. Харька с двумя товарищами взят в плен и доставлен в Верхнекамчатск, где и отдан на поруки. Оставшийся у судна на р. Облукоминой служилый Шарапов с товарищами писал Эверстову о полученном им известии, что харюзовские и тигильские камчадалы убили посланных для проведывания до р. Сопочной 3-х челов . казаков и обещались идти по западному берегу на Большерецкий острог и на ясачных инородцев, живущих по край Пенжинского моря, а судно сжечь. Но из Верхнекамчатского острога, за рассылкою людей и совершенным голодом, некого было послать Эверстову на р. Тигиль. После таких неблагоприятных известий, Эверстов не пошел за ясаками в Нижнекамчатск, а отправил туда служилого Борисова с 12 челов. казаков. Борисов 8 января 1732 г. вышел из Верхнего острога и по прибытию к Нижнекамчатску 30 января узнал от Киркова, что Генс до прибытия его собирал ясаки без книг против сказок. За сбором посылал на Тигиль матроса Петрова, а на Уку Александра Змиева и давал им в толмачи брата изменника Федьки Харчина Аяхаруча, который сам убил карагинского сборщика и ясаки разделил с товарищами, которые отпущены Генсом в свои селения и живут свободно. В это же время Эверстов получил известие, что харюзовские камчадалы снова восстали и под предводительством Максимки и Щербака, убив сборщика Золотовина с 2-мя казаками, отправились в числе 100 человек к пенжинскому берегу к судну «Фортуна», которое хотели сжечь. Эверстов жил в Большерецке до 8 декабря и оттуда прибыл в Верхний 26-го декабря. Здесь управитель острога Пашков донес ему, что на Бобровом море у Жупановской реки было восстание, и что Пашков посылал туда служилого Сапожникова, который нашел бунтовщиков в нарочно построенном на отъемной сопке остроге. Вследствие предложения Сапожникова о сдаче острога некоторые вышли из него, а другие стали стрелять по русским из луков и камнями из ремней. Тогда Сапожников приступом разгромил острог. Изменников побили, иные убежали, а многие сами передавились. Харька с двумя товарищами взят в плен и доставлен в Верхнекамчатск, где и отдан на поруки. Оставшийся у судна на р. Облукоминой служилый Шарапов с товарищами писал Эверстову о полученном им известии, что харюзовские и тигильские камчадалы убили посланных для проведывания до р. Сопочной 3-х челов. казаков и обещались идти по западному берегу на Большерецкий острог и на ясачных инородцев, живущих по край Пенжинского моря, а судно сжечь. Но из Верхнекамчатского острога, за рассылкою людей и совершенным голодом, некого было послать Эверстову на р. Тигиль. После таких неблагоприятных известий, Эверстов не пошел за ясаками в Нижнекамчатск, а отправил туда служилого Борисова с 12 челов. казаков. Борисов 8 января 1732 г. вышел из Верхнего острога и по прибытию к Нижнекамчатску 30 января узнал от Киркова, что Генс до прибытия его собирал ясаки без книг против сказок. За сбором посылал на Тигиль матроса Петрова, а на Уку Александра Змиева и давал им в толмачи брата изменника Федьки Харчина Аяхаруча, который сам убил карагинского сборщика и ясаки разделил с товарищами, которые отпущены Генсом в свои селения и живут свободно. В это же время Эверстов получил известие, что харюзовские камчадалы снова восстали и под предводительством Максимки и Щербака, убив сборщика Золотовина с 2-мя казаками, отправились в числе 100 человек к пенжинскому берегу к судну «Фортуна», которое хотели сжечь. Эверстов требовал от Генса для походу на Авачу и на Харюзову людей, свинцу, и пороху, ибо в казне пороху и свинцу нет, а людей весьма мало. На Авачу Генс послал с пушкою Александра Змиева; но на Харюзову послать было некого. Таким образом погашено возмущение камчадалов. Остались только неусмиренными харюзовские камчадалы, которые засели на острову и укрепились в хорошем остроге. Эверстов не послал казаков на харюзовцев, потому что во всей Камчатке был крайний недостаток, как в снарядах, так и в людях, к тому же нельзя было оставить острог без значительного гарнизона, ибо разогнанные камчадалы бродили партиями по разным местам полуострова и могли при оплошности русских разорить острог. И потому окончательное усмирение камчадалов Эверстов оставил до присылки из Якутска снарядов и людей, о чем писал он при отправлении в 1731 г. «Фортуны» в Охотск. В бытность в Камчатке походной розыскной канцелярии коммисар Эверстов занимался только сбором ясака. В 1732 г. собрано им и отправлено в Якутск с подъячим Борисовым ясаку: соболей 19 сороков и 5 соболей, лисиц красных 1 002, чернобурых 2, крестовок 3, сиводушек 10, бобров 10 и кошлаков (молодой бобр. — Ред.) 8. В 1733 году собрано: соболей 3 сороков, чащину 4 сорока 31 соболь, лисиц красных 866, чащину 27 лисиц; бобров 46, кошлаков 30, чащину 5 кошлаков и лисиц 15, да чащину 9 выдр, 1 лисица. Всего на сумму более противу сбору 1732 года. Своих же пожитков Эверстов послал в Якутск: бобров 50, два сорока соболей и красных лисиц 60, по там ошней оценке на 1 000 руб. Да приехавший в Камчатку с Эверстовым купеческий сын Глазунов вывез 40 бобров, 9 кошлаков, 4 сорока соболей, 90 лисиц красных, 27 сиводушек. В августе месяце 1733 г., когда ясаки были доставлены в Охотск, начальник охотского порта Скорняков-Писарев, узнав, что у Эверстова и Глазунова больше бобров, чем в ясаке, приказал почти все их меха взять в казну и передать Мерлину, несмотря на то что Эверстов писал Писареву, что пожитки эти прибретены его челединцами (всего же взято у Глазунова и Эверстова мехов на сумму 2 049 руб. 30 коп.; да кроме того от них же Писарев взял себе в жалование 4 бобра в 10 р. — Авт.). В 1739 г. Эверстов подал в Иркутске жалобу на неправильное взыскание с него собственных пожитков. И хотя иркутская провинциальная канцелярия по рассмотрению дела наша его жалобу уважительною; но сибирский приказ отказал ему в удовлетворении убытков. Первым постоянным командиром в Камчатку был назначен в 1732 г. иркутский дворянин Бейтон и в помощь ему капитан Княжинкин. Но Бейтон вскоре отказался от этой должности, и вместо него в октябре 1733 г. прибыл в Камчатку иркутский дворянин Добрынский, который и принял управление от Эверстова. Добрынскому от собиравшего ясашные переписи в иркутской провинции полковника Кошелева поручено было немедленно составить и прислать в Иркутске окладную перепись камчадалам. Но Добрынский составил эту перепись по старым ясашным книгам, заведенным вскоре после покорения Камчатки, в которые вписывались ежегодно новые плательщики ясака, а умершие не исключались. А. С. СГИБНЕВ ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК ГЛАВНЕЙШИХ СОБЫТИЙ В КАМЧАТКЕ. 1650—1855 |
Администратор запретил публиковать записи гостям.
|
Сторонники царевича Алексея Петровича 01 нояб 2009 22:45 #816
|
Род Колычевых
Лыковы-Оболенские князья (угасший род) Князей Лыковых до 1701 года в шести коленах (XVIII-XXIV) было без родоначальника тридцать шесть лиц мужского пола. У родоначальника было пять сыновей: 1) Василий Иванович, 2) Михаил Иванович, 3) Федор Иванович, 4) Иван Жила и 5) Иван Белоглазой (XVIII кол.). Белоглазой имел сына Ивана (11), а Жила — Иосифа (10), бездетного. У (2-го) Михаила Ивановича Лыкова (XVIII колена) был сын (бездетный) Роман (9), а от сына Белоглазова, князя (XXI кол.) Ивана (11) Ивановича, пошла ветвь Белоглазовых-Лыковых в лице трех его сыновей (XXI кол.): Федора (17), Бориса (18) и Семена (19). У Бориса Ивановича были сыновья (XXII колена): Петр (30) и (31) Григорий (стольник 1636 г.), имевший сына Ивана Григорьевича (35), стольника в 1673 году, да дочь Марью (XXIII кол.). Старшая ветвь рода князей Лыковых пошла от князя Василия Ивановича, у которого было три сына (князья XX колена): (6) Иван Васильевич, (7) бездетный Андрей Васильевич Курака и ( Юрий Васильевич Чапля, боярин князя Владимира Андреевича Старицкого. У Ивана Васильевича было три сына (князья XXI кол.): 1) Никита Иванович Слепой (12) — отец князей (XXII колена): Никиты (20), Федора (21) и Григория (22) Никитичей, не оставивших потомства; 2) окольничий 1622 г. (1628 года) Федор Иванович Площица — отец двух сыновей (князей XXII кол.): стольника Алексея Федоровича (23) (1656 г.) и стольника же Ивана (24) Федоровича. 3) Третий сын Ивана Васильевича — Иван Иванович Дуда (14) имел только двух бездетных сыновей (князей XXII кол.): Федора (25) и Григория (26) Ивановичей Дудиных-Лыковых. А Юрий Васильевич Чапля ( имел бездетного сына Ивана (15) и воеводу Михаила Юрьевича (16), убитого в Ливонии на штурме Сокола 1579 года. От брака с Евфимиею, в схеме Евфросиниею (9 июня 1604 г.), Михаил Юрьевич оставил двух сыновей (князей XXII колена): боярина Бориса Михайловича (27), женатого на сестре патриарха Филарета, тетке царя Михаила Федоровича, Настасье Никитичне Романовой (9 октября 1655 г.). Супруг ее умер уже 8 июня 1646 года, не оставив потомства, потому что сын Иван (1624) и дочь Ульяна (1607) умерли в младенчестве. Не оставил потомства и его брат Федор Михайлович (28). Род князей Лыковых продолжался до XXIV колена детьми Федора Площицы в лице стольника Алексея Алексеевича (31) — сына Алексея Федоровича (23), и боярина Михаила Ивановича (32) — сына Ивана Федоровича (24). У Алексея Алексеевича была сестра Марья Алексеевна, вышедшая за брата царицы Евдокии Лукьяновны, боярина Семена Лукьяновича Стрешнева, и три дочери (XXIV кол.): Прасковья, бывшая за Иваном Кирилловичем Нарышкиным, Марья (р. 1662 г., 1752 г.) — за князем Василием Юрьевичем Одоевским — и Настасья Алексеевна. А у боярина князя Михайла Ивановича Лыкова (род. 13 июля 1640 года, 14 февраля 1701 года) от брака с Анною Григорьевною Вердеревскою (1 июня 1678 г.) был сын Иван, в младенчестве, и дочь Прасковья Михайловна (7 октября 1685 г.) в браке с князем Аникитою Ивановичем Репниным. Княжна Прасковья Алексеевна, дочь князя Алексея Алексеевича, в первом супружестве Нарышкина, а во втором Колычева, была мамкою царевича Алексея Петровича и пережила его и Петра I. Во время процесса царевича ее, однако, не трогали, взяв письмо его. |
Администратор запретил публиковать записи гостям.
|
Сторонники царевича Алексея Петровича 02 нояб 2009 00:20 #1050
|
Род Колычевых был в оппозиции и к царю Ивану Грозному. Малюта Скуратов задушил митрополита Филипп из рода Колычевых, а опричники, по сообщению князя Ивана Курбского вырезали почти весь род, который впоследствии прекратится.
А митрополит Филарет Русской православной церковью объявлен святым. СВЯТИТЕЛЬ ФИЛИПП, МИТРОПОЛИТ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РОССИИ, ЧУДОТВОРЕЦ (+1569) Память его празднуется 9 янв. в связи с его мученической кончиной, 3 июля, в день перенесения мощей из Соловецкой обители в Москву и 5 окт. вместе с Собором святителей Московских Боярский род Колычевых, из которого происходил святитель Филипп, митрополит Московский, вышел в XIII в. из Пруссии, населенной тогда славянами. Отец его, боярин Стефан, занимал важную должность при дворе вел. князя Василия III Иоанновича (1503- 1533). Мать его, Варвара, овдовела, приняла постриг с наречением имени Варсонофия и основала в Москве Варсонофиевский монастырь, а при нем кладбище для убогих, нищих, странников и казненных. Память об этом монастыре, давно уже не существующем, сохранилась лишь в названии Варсонофиевского переулка. Инокиня Варсонофия чтилась как одна из московских праведниц. Благочестивая чета бояр Колычевых отличалась особым милосердием к бедным. В 1507г. родился старший сын их - Феодор. Благочестивое воспитание, которое в то время одинаково давали детям всех сословий, как нельзя лучше подготовляло к духовной жизни. Начиналось оно в семилетнем возрасте изучением Часослова и Псалтири. С детства полюбил Феодор Колычев чтение Священного Писания и житий святых. В юношеском возрасте ему, как боярскому сыну, пришлось учиться верховой езде и воинским упражнениям. Но не лежало к этому его сердце. Веселого общества своих сверстников он избегал, предпочитая ему степенную беседу старших. Рано приучил его отец к ведению хозяйства. Двадцати шести лет он был представлен вел. князю Василию Иоанновичу, который обратил на него внимание. Но скоро великий князь умер, и Феодор остался при дворе нового вел, князя - Иоанна IV Васильевича, которому было тогда три года. Маленький государь полюбил его, но в блестящей придворной среде Феодор Колычев чувствовал себя одиноким. Мысли об иночестве уже тогда приходили к нему, и он не хотел жениться. События заставили его ускорить это решение: был открыт придворный заговор против князя Телепнева-Оболенского, любимца матери государя, вел. княгини Елены (рожденной Глинской); многие поплатились свободой, а иные и головой; среди казненных были и родственники Феодора Степановича - бояре Колычевы. И вот в июне 1537 г., удрученный горем, слышит он во время Божественной литургии евангельские слова: «Никтоже может двема господинома работати...» (Мф. 6, 24). Знакомые и раньше, эти слова показались ему в этот раз относящимися прямо к нему, и он более не колебался. Выйдя из храма, он прямо направился на север, в Соловецкую обитель. Дорогу он не знал, заблудился и наконец, блуждая по лесам и болотам, встретил на берегу Онежского озера благочестивого крестьянина Субботу, который и приютил неведомого паломника. Живя у него, Колычев помогал ему в домашних работах и пас скот. Непривычная жизнь сделала бывшего придвор ного неузнаваемым: он огрубел, здоровье его окрепло. Однако же приближающаяся зима заставила его спешить. В Соловках его принял игумен о. Алексий. Он приказал испытать пришельца на тяжелых работах. Иногда Феодору Колычеву казалось, что силы оставляют его, но ни разу он не поколебался в своем решении. Зорко следил он за жизнью монахов, стараясь подражать их подвигам. Наконец его смирение и трудолюбие снискали ему всеобщее уважение, и его постригли с наречением имени Филипп. Старцем его был о. Иона, ученик прп. Александра Свирского. До последнего времени хранился в хлебопекарне камень, который подкладывал себе под голову Филипп, когда он засыпал на полу, утомленный тяжелой работой и продолжительной молитвой. В это же время явилась ему, во время работы, икона Божией Матери Хлебной, хранившаяся впоследствии в Преображенском соборе. Затем он удалился на отшельничество в лес, и пустынь его была известна до последнего времени под названием Филипповой. Одно время его уединение прервалось: ему пришлось заменять заболевшего престарелого игумена Алексия, а по кончине его он принял окончательно настоятельский посох. Перед тем монастырь погорел, и восстанавливать его святитель Филипп начал на средства, врученные ему родными, когда он приезжал для посвящения в Новгород. Все в Соловецком монастыре говорит о неутомимой энергии и могучей силе воли его гениального преобразователя. Начал он с разработки железной руды и поваренной соли-для добывания средств для своей дальнейшей деятельности. Затем он соединил 52 озера в одно «Святое озеро», из которого монастырь стал получать питьевую воду, соединил его каналом с морем и поставил на нем свои знаменитые мельницы. Вместо маяков он поставил высокие кресты и устроил пристань, больницу и гостиницу для паломников. Обитель он окружил гранитными стенами и все деревянные постройки заменил кирпичными, для чего устроил кирпичный завод. Он изобрел какую-то самодвижущуюся телегу (без лошади) и решета, которые сами просеивали муку, что значительно облегчило труд братии; завел скотный двор и развел стада лапландских оленей, из шкур которых стали шить платье и обувь братии в устроенных им мастерских. Трапезу он улучшил, что было необходимо при суровом климате Соловецких островов, но строгость устава усугубил и очень высоко поставил послушание. Жизнь монастырских крестьян святитель Филипп благоустроил, поставил во главе их платное начальство и дал крестьянам право жаловаться. За благосостоянием и нравственностью их он зорко следил. Всеми работами он руководил лично. Но более всего святитель Филипп потрудился над духовным благосостоянием и благолепием обители. Он воздвиг и благоукрасил два великолепных собора - Преображенский и Успенский. Горячо принимая к сердцу все, что касалось святых основателей обители - Зосимы, Савватия и Германа, он разыскал чудотворную икону Божией Матери прп. Зосимы и его каменный крест, который и поставил в часовне на могиле прп. Германа; ветхие ризы и Псалтирь прп. Зосимы он починил своими руками и благоговейно их хранил. В 1550 г. святитель Филипп был в Москве. Молодой царь Иоанн IV вспомнил друга своего детства, вернул его опять в Москву для возведения в сан митрополита. Это было тяжкое время опричнины. Святитель Филипп согласился принять сан митрополита только по просьбе духовенства, знавшего, как чтит его царь, но под непременным условием сохранения древнего права «печаловаться», то есть заступаться перед царем за осужценных, не только невинных, но и виноватых. Царь уступил. Святитель Филипп был возведен на Московскую кафедру 25 июля 1566 г. и в первой же проповеди напомнил царю о милосердии к подданным и о том, что и сам он подчинен власти Всевышнего. Царь принял проповедь его благосклонно. Все стали надеяться на лучшие времена. Начало правления святителем Филиппом Церковью было мирное; его особенно тогда озабочивала отдаленная пограничная Полоцкая епархия. Но в июле 1567 г. разразилась гроза: было перехвачено письмо короля польского Сигизмунда к московским боярам, в котором он приглашал их перейти на службу к себе. В прежнее удельное время бояре действительно имели право «отъезда», то есть перехода на службу от одного князя к другому. Когда же вся власть на Руси сосредоточилась в руках одного государя, то это древнее право стало равносильно государственной измене. А после «отъезда» князя Курбского в Литву царь огульно заподозрил всех бояр в измене. В страшном гневе на бояр, царь со всем двором уехал в Александровскую слободу, а расправляться с навлекшей на себя опалу Москвой предоставил опричникам. Опричники бросились грабить население - все улицы были покрыты трупами. Все умоляли митрополита о заступничестве. Он же отвечал: «Я счастлив буду пострадать с вами, вы мой ответ пред Богом, вы мой венец пред Господом». Царю же стал напоминать о его долге милосердия к подданным, но его слова царя только раздражали. Тогда 21 марта 1568 г., в воскресенье 4-й седмицы Великого поста, он всенародно обратился к царю со словом. «Филипп, - в ярости воскликнул царь,-не противься нашей державе или сложи с себя сан!» «Я не искал его, - ответил митрополит. - Зачем ты лишил меня пустыни? Если ты хочешь нарушать законы Божественные, делай как знаешь, но мне было бы непростительно ослабевать, когда время подвига приближается». Царь вышел в страшном волнении, опричники же постарались его окончательно восстановить против митрополита, потому что больше всего боялись его влияния на царя. Но царь не желал нарушать церковные уставы. Он желал, чтобы митрополит был низложен Собором. Обвинители нашлись среди недостойных лиц духовенства, ненавидевших святителя за его строгость. Главным среди них оказался соловецкий игумен Паисий, преемник его по настоятельству. Остальные молчали из страха; тех, кто пытался высказаться за митрополита, не слушали. 4 ноября 15б8 г. собрался лжесобор против святителя, но поставить его лицом к лицу с его обвинителями не посмели. Выслушав обвинения, святитель Филипп оправдываться не стал, а только сказал: «Государь! Ты думаешь, что я тебя боюсь или боюсь смерти? Нет, лучше быть неповинным мучеником, чем молча переживать ужасы беззакония!» Он стал снимать с себя знаки своего достоинства, но царь хотел всенародного торжественного низложения. А через два дня (6 нояб.) был зарублен опричниками единственный его защитник на Соборе - святитель Герман, архиепископ Казанский (память его 6 нояб.). Вторым открытым сторонником митрополита Филиппа из среды высшего духовенства был Елевферий, архиепископ Суздальский. 8 ноября 1568 г., в то время когда митрополит совершал в Успенском соборе Божественную литургию, двери его шумно растворились и вошла толпа опричников. Богослужение было прервано. Митрополиту был прочитан обвинительный акт и постановление Собора. Потом опричники на него набросились, сорвали облачение, вытолкали из собора, посадили на розвальни и повезли в Богоявленский монастырь. За ним в отчаянии бежала толпа народа, узкая улица перед монастырем была битком набита. Один только митрополит был невозмутим. Перед входом в монастырь он обратился с последним словом к народу, благословил его, и ворота закрылись за ним. Молча расходился удрученный народ. Через несколько дней произошла очная ставка митрополита с его главным врагом-соловецким игуменом Паиси- ем. В ответ на клеветы своего недостойного ученика святитель только кротко сказал: «Чадо, что посеял, то и пожнешь». Тогда поднялся невообразимый шум. Все кричали и обвиняли наперерыв святителя во всевозможных преступлениях, особенно в волшебстве. Но святитель уже не отвечал ни слова. Его приговорили к пожизненному заключению в смрадной темнице, в цепях. Но цепи сами собой спали, А привыкший ко всевозможным лишениям подвижник терпеливо переносил голод и грубое обращение. Раз к нему ввели голодного медведя. Утром царь сам пришел к нему, но застал святого узника на молитве, а медведя - спокойно лежащим в углу. Родственники и близкие люди митрополита погибали в страшных пытках. Отрубленную голову любимого его племянника Ивана Колычева прислали ему в мешке. Митрополит с благоговением принял страшный дар, благословил его и поцеловал. Наконец его сослали в Тверской Отрочь монастырь. Везли зимой в летней одежде и в дороге не давали есть. Но ни одной жалобы не вырвалось у страдальца. Там он провел год. В декабре 1569 г. царь предпринял поход против обвиненного в измене Новгорода. Из Твери он послал в Отрочь монастырь к заточенному митрополиту самого страшного из своих опричников, палача Малюту Скуратова, якобы за благословением идти царю на Новгород. За три дня перед этим митрополит сказал: «Время моего подвига настало - близка кончина». И когда палач вошел к нему, спокойно ему ответил: «Делай то, что ты пришел делать, и не искушай меня, испрашивая ложно небесный дар!» Тогда Малюта задушил его подушкой, братии же сказал, что владыка умер от угара, и при себе приказал погребет его без всякого отпевания. Затем поспешно покинул монастырь. Братия были поражены ужасом, .но не посмели ничего ему сказать. Это было 3 декабря 1569 г. Но царь никогда не мог простить врагам святого его смерть: совесть мучила его, и всем им пришлось так или иначе искупить свое преступление. Один только Малюта Скуратов не понес в этой жизни никакой кары. Он был убит на войне. Сын и наследник Грозного царя - благочестивый царь Феодор Иоаннович приказал перенести останки священномученика в Соловецкий монастырь, где он и был погребен на месте, избранном им самим в бытность свою игуменом. Тогда же было обнаружено нетление его мощей. В тот же год, в ночь под Рождество Христово, он явился во сне рабочему Василию, придавленному деревом, и сказал ему: «Встань, Василий, будь здоров во имя Господа и ходи!» Больной проснулся исцеленным, стоя на ногах. Также явился он болящему Иоанну, золотых дел мастеру, и перекрестил его больное место со словами: «Ты меня не знаешь. Я - Филипп Соловецкий». И болящий проснулся исцеленным. Инок Георгий, страдавший болезнью ног, исцелился от одного прикосновения к гробнице святого. В 1648 г. святитель Филипп был причислен к лику святых. А в 1652 г. прибыло в Соловки посольство ю главе с митрополитом Новгородским Никоном от имени царя Алексея Михайловича-испросить у святителя прощения в грехе его предшественника, царя Иоанна Грозного, и просить его вернуться в свой кафедральный град - Москву. Встретил святые мощи царь с сонмом духовенства и огромной толпой народа; и во время торжеств, которые продолжались от 9 до 17 июля, по свидетельству самого царя Алексея Михайловича, ни один день не проходил без исцелений, а иногда их бывало до 7 в день. Особенно поразительным было исцеление глухой и слепой боярыни Вельяминовой, страдавшей, кроме того, сильными головными болями. Святитель явился ей во сне и сказал: «Прикажи отвести тебя к моему гробу!» * В Соловецкий монастырь Феодор Колычев, будущий святитель Филипп, направился в 30 лет от роду. Реликвии, связанные с именем святителя и оставшиеся в Соловецкой обители после перенесения мощей в Москву, не сохранились, так как после революции 1917 г. в этих местах расположился лагерь для заключенных. Филиппова пустынь (или скит) находилась в 2 верстах от монастыря. * Мученическая кончина святителя последовала через год после заточения в Тверской Отрочь монастырь, расположенный в Твери. Его губитель Малюта Скуратов вскоре был убит. * Жизнь, подвижничество и гибель святителя связаны с совр. Архангельской, епархией (Соловецкий монастырь), Московской епархией (святительская кафедра) и Тверской епархией. |
Администратор запретил публиковать записи гостям.
|
Сторонники царевича Алексея Петровича 02 нояб 2009 00:31 #1239
|
Но и из числа оставшихся в живых, в оппозицию к будущим царям переходили другие Колычевы:
Конец Василия Шуйского Появился новый самозваный царь Дмитрий Иванович. У него было мало искренних друзей. И никто не верил в истинность его царского происхождения. Но имя Димитрия было нужно как лозунг, объединявший всех противников Шуйского. К новому Димитрию шли остатки армии Болотникова, казаки с Дона и Днепра, польская вольница. В октябре самозванец был уже в Епифани, но, узнав о сдаче Тулы, бежал в Орел, откуда весной начал новое наступление. 10-11 мая под Болховом были разбиты воеводы Шуйского; в июле самозванец стал лагерем в селе Тушине под Москвой, где вскоре было организовано настоящее правительство, с думой и приказами Многочисленные отряды "Вора" блокировали Москву, перехватив ведущие в нее пути и затруднив таким образом подвоз провианта, осадили Троице-Сергиев монастырь и рассеялись по стране, приводя ее к присяге на имя Димитрия. Из крупных центров только Нижний, Казань, Коломна, Рязань и Смоленск верно стояли за Шуйского; Новгород колебался, остальные перешли на сторону Тушинского Вора. Положение Шуйского стало критическим. Правда, у него в Москве были собраны значительные военные силы, и в боях под столицей далеко не всегда тушинцы брали верх. Заключенный 23 июля 1608 году договор о перемирии с Польшей на три года одиннадцать месяцев, причем поляки из Тушина должны были уйти в отечество, не был выполнен. Бывшие в Тушине поляки отказались оставить Вора, а отпущенная из плена Марина Мнишек, за которую было обещано, что она не будет именоваться московской царицей, попав намерено в Тушино, признала в Воре своего мужа, будто бы спасшегося от гибели 17 мая. При таких обстоятельствах царь, чтобы удержаться на престоле и прекратить смуту, обратился за помощью к Швеции, которая еще с 1606 году настойчиво предлагала ее. 28 февраля 1609 года в Выборге был подписан договор об оборонительном союзе Москвы с Швецией против Польши. Ценою уступки Корелы с уездом и отказа от прав на Ливонию Шуйский получил несколько тысяч наемников. С ними и с собранными в Новгороде служилыми людьми Скопин-Шуйский начал весной очищать от тушинцев города по дороге к Москве, но вынужден был остановиться в Твери, так как шведский отряд отказался идти дальше вследствие неуплаты жалованья. Между тем стойкая оборона Троицкой обители образумила одних, насилия и грабежи, чинимые в стране бродившими всюду отрядами польских наездников и русских "воров" подняли других, и с конца 1608 года началось самостоятельное народное движение не столько за Шуйского, сколько против Тушина, в защиту порядка и имущества. К концу 1609 года усилиями всех названных отрядов тушинцы были выбиты из северной части Замосковья. Против Шуйского стали затеваться заговоры. Даже боярин Крюк-Колычев, давний единомышленник Шуйских, пострадавший с ними в 1587 году и царем Василием пожалованный в бояре, был уличен в заговоре против царя и в апреле 1609 года казнен. Шли толки о близком цареубийстве, сроком которого назначали то "Николин день" (9 мая), то Вознесенье (25 мая), то Петров день (29 июня). В сентябре осадой Смоленска начал военные действия против Шуйского Сигизмунд, освободившийся от рокоша, недовольный союзом царя Василия с Швецией и желавший воспользоваться смутой на Руси для территориальных приобретений или даже рассчитывавший, по заявлениям бояр, сесть или посадить сына на московский трон. Дальнейшее пребывание Шуйского на троне вследствие крайне необдуманной и противоречивой политики проводимой им, стало невозможным и он вынужден был постричься в монахи. http://zhurnal.lib.ru/a/andrienko_w/pravitelirossii.shtml |
Администратор запретил публиковать записи гостям.
|
Сторонники царевича Алексея Петровича 02 нояб 2009 00:35 #1395
|
Это же продолжилось и при царе Борисе Годунове (см. у Костомарова) http://www.sedmitza.ru/text/435618.html :
"Вскоре после царского венчания в июле 1584 года был созван собор, на котором вновь подтверждено было запрещение владыкам и монастырям приобретать вотчины и вместе с тем уничтожались все так называемые тарханные грамоты, которыми предоставлялись монастырским и владычным имениям разные льготы и изъятия от общих платежей и повинностей. Поводом к уничтожению этих привилегий ставилось то, что крестьяне убегали в тарханные вотчины из вотчин и поместий служилых людей, а через это последние лишались своих доходов, не в состоянии были отправлять военной службы. Но мера эта, несмотря на приговор, утвержденный подписями и печатями лиц знатнейшего духовенства, не была приведена в исполнение; набожный царь продолжал раздавать тарханные грамоты, да и сам Борис не настаивал на их отмене, потому что нуждался в расположении духовенства для своих видов. Это событие осталось наглядным примером той лживости, которая, как мы сказали выше, проникла все ветви Московской общественной жизни. Писались законы, постановления, а на деле не исполнялись и были нарушаемы теми же, которые составляли их. Борис был милостив к тем, которые были с ним заодно, и в это время особенно приблизил к себе двух братьев, дьяков Щелкаловых, из которых Андрей был посольским, а Василий разрядным дьяком. Но Борис не допускал долгое время проживать спокойно тем, в которых видел себе соперников и недоброжелателей. Борису, как говорят, донесли, будто Иван Мстиславский, по наущению других, хочет зазвать Бориса на пир и предать его в руки убийц. Трудно решить: действительно ли было так на самом деле или же обвинение было выдумано. Борис именем царя приказал сослать Мстиславского в Кирилло-Белозерский монастырь и постричь. Затем схватили Воротынских, Головиных, Колычевых и отправили в ссылку по разным местам". |
Администратор запретил публиковать записи гостям.
|