Б. Н. Комиссаров

Исследователь и реформатор Камчатки Г. И. Лангсдорф (1774-1852) в истории медицины и его пациенты

О Г. И. Лангсдорфе, как правило, говорят и пишут как о естествоиспытателе, этнографе, страноведе, путешественнике, дипломате, ученике и последователе немецких просветителей (1) но упускают из вида, что он был доктором медицины Геттингенского университета, активно практиковавшим врачом, причем весьма известным. Далеко не случайно, что его имя фигурирует в справочниках, содержащих имена знаменитых медиков «всех времен и народов» (2). Однако фигурирующая там информация о нем касается главным образом общебиографических сведений и в незначительной степени трактует его деятельность в области медицины. Тема «Лангсдорф – врач» не исследовалась, и данная статья является лишь первой попыткой к ней подойти.

Не в пример нынешней эпохе, когда существуют сотни медицинских специальностей, бесчисленные и тончайшие методы диагностики болезней и огромный арсенал фармакологических средств, врач времен Лангсдорфа должен был быть фактически энциклопедистом в своей сфере, и его деятельность во многом была сродни искусству, искусству врачевания.

В Геттингенском университете учителем и наставником Лангсдорфа был крупный анатом, физиолог, разносторонне образованный естествоиспытатель Иоганн Фридрих Блуменбах. Всемирную известность он заслужил главным образом как антрополог и основатель науки о черепах – краниологии. Собранная им коллекция черепов была крупнейшей из существовавших в то время. В 1797 г. Лангсдорф защитил диссертацию о повивальном искусстве (3) и, видимо не без протекции Блуменбаха, был приглашен в качестве лейб-медика к одной немецкой влиятельной персоне – принцу Христиану Августу фон Вальдеку.

Профессиональный военный, боевой генерал, Вальдек в 1760-1790-х гг. участвовал во многих сражениях и ко времени знакомства с Лангсдорфом перенес серьезное ранение: в 1792 г. французское 16-фунтовое ядро оторвало ему левую руку. Нового лейб-медика ему рекомендовали в связи с приглашением португальского двора принять верховное командование армией этой страны. Так, 23-летний доктор медицины оказался в Лиссабоне. Однако служба у принца оказалась недолгой. В сентябре 1798 г. тот умер от «грудной водяной болезни», явившейся следствием ранения. Вопрос о причинах скопления жидкости в теле больного с той поры стал привлекать особое внимание Лангсдорфа.

Лиссабон он не покинул, а занялся частной медицинской практикой и вскоре приобрел немало пациентов в немецких, английских и португальских домах. Это было неудивительно, так как молодой врач одним из первых начал практиковать оспопрививание, только что открытое англичанином Э. Дженнером и ставшее европейской сенсацией. В 1800 г., не прерывая частной практики, Лангсдорф стал врачом находившегося в Лиссабоне немецкого госпиталя и получил предложение от правительства страны написать книгу о правилах организации образцовых больниц. Европейские больницы того времени нередко содержались в очень плохом санитарном состоянии, население их избегало, и потребность в такого рода сочинениях была велика. Книга Лангсдорфа, написанная на португальском языке, которым он к тому времени свободно владел, содержит сведения о родильных домах, военных и военно-морских госпиталях, психиатрических лечебницах, больницах для лечения оспы и венерических болезней. Основное внимание Лангсдорф уделил все же больницам общего типа. Особые главы он посвятил конструктивным особенностям зданий таких больниц, гигиене больничных помещений, способам очистки воздуха, диетическому питанию, ведению больничного хозяйства и т. п. В книге были помещены даже образцы бланков для записей, касающихся историй болезни пациентов, наблюдений погоды и других (4). Одновременно Лангсдорф выпустил на немецком языке книгу, связанную по теме с его докторской диссертацией (5).

Медицинская практика Лангсдорфа в Португалии была весьма разносторонней, включая, в частности, и область психиатрии. Из дневника лейтенанта Е. Е. Левенштерна, спутника ученого по плаванию на корабле «Надежда» под командованием И. Ф. Крузенштерна, мы узнаем, например, что в те годы Лангсдорф однажды «нанялся на службу к сумасшедшему португальцу, поехал с ним в Англию, а оттуда снова в Лиссабон» (6).

Весной 1801 г. Португалия, с начала 40-х гг. XVII в. тесно связанная с Англией, подверглась нападению со стороны Испании, которая со времен Базельского мира 1795 г. была в союзе с Францией. Несмотря на помощь англичан, португальская армия была разбита в несколько дней. В июне в Бадахосе, а в сентябре в Мадриде были подписаны крайне невыгодные для Португалии мирные соглашения с Испанией и Францией. Однако располагавшийся близ Лиссабона шеститысячный английский корпус стал готовиться к походу в Испанию. В него-то в качестве «старшего хирурга» (7) и вступил Лангсдорф. В Испании он пробыл до весны 1802 г. О подписании 15 (27) марта Амьенского мирного договора, положившего конец военным действиям между Англией, с одной стороны, и Францией с ее союзницами Испанией и Батавской республикой (так именовались с 1795 г. Нидерланды) – с другой, Лангсдорф узнал уже по возвращении в Лиссабон, который окончательно покинул в начале 1803 г. после расформирования английского корпуса в Португалии.

Несколько эпизодов и даже периодов, связанных с медицинской деятельностью Лангсдорфа, приходятся на время его кругосветного путешествия в 1803-1808 гг. После ухода в конце января 1804 г. кораблей Крузенштерна с бразильского о. Санта-Катарина, где они простояли полтора месяца, некоторые участники экспедиции стали ощущать неблагоприятные последствия своего шестинедельного пребывания в бразильских тропиках. Например, в своем упоминавшемся выше дневнике Левенштерн 31 января (12 февраля) 1804 г. отметил: «Простуды, болезни желудка и нарывы у нас на корабле в распорядке дня», а днем раньше он сделал такую запись: «Граф Толстой заполучил в Бразилии червей [паразитов], которые [проникают под кожу] ног и называются “бишу” (Bischu) [bicho (португ.) – червь; Лангсдорф считал, что это блоха (Dermatophilus penetrans). – Б. К.]. Они такие маленькие, что залезают в поры человека, вгрызаются в кожу и откладывают неисчислимое количество мелких яиц, которые, если их вовремя не вырезать, вызывают на ноге многочисленные нарывы. Последние мешают при ходьбе неграм, ведь те ходят босяком, и причиняют им сильные боли. Лангсдорф оперировал графа Толстого и вырезал бесчисленное множество яиц» (.

Подпоручик граф Федор Иванович Толстой (1782-1846) (двоюродный дядя писателя) путешествовал в качестве кавалера российского посольства в Японию во главе с камергером Н. П. Резановым (1764-1807). Получив впоследствии прозвище Американец, он приобрел широкую и очень неоднозначную известность в русском обществе и особенно в его литературных кругах. Отчаянно смелый офицер, герой Русско-шведской (1808-1809 гг.) и отечественной (1812 г.) войн, умный, широко образованный, по своему талантливый человек, умевший беззаветно дружить и расположивший к себе многих великих творцов золотого века русской литературы, Ф. И. Толстой в то же время, по выражению П. А. Вяземского, был «на свете нравственном загадкой», отличался взрывным темпераментом, подчас буйным нравом, эпатировал и фраппировал современников как жестокий и стрелявший без промаха дуэлянт, нечистый на руку картежник, интриган, явно неумеренный гурман и любитель спиртного… Впрочем, нельзя отрицать и того, что порожденные им легенды немало усугубляли его отрицательные черты. В 20-х гг. позапрошлого века Ф. И. Толстой был на волосок от дуэли с Пушкиным, а затем, помирившись с ним, стал посредником при сватовстве поэта к Н. Н. Гончаровой. Его хорошо знали В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, Д. В. Давыдов, упомянутый выше Вяземский, Е. А. Баратынский, П. Я. Чаадаев, А. С. Грибоедов, А. И. Герцен и многие другие, причем знали так, что он являлся в какой-то мере частью их жизни, а они – его. Ироническую характеристику Толстого мы находим в комедии «Горе от ума». Автор вложил ее в уста Репетилова. Пушкин упоминал Толстого в послании «Чаадаеву» и «Путешествии в Арзрум», его чертами наделен Сильвио из «Выстрела» и Зарецкий из «Евгения Онегина». Психологический портрет Американца есть в знаменитых «Былом и думах». Им навеяны образы Льва Толстого – Турбина («Два гусара») и отчасти Долохова («Война и мир»). Так, Лангсдорф во время плавания от Копенгагена, где он ступил на борт «Надежды» в качестве натуралиста, до Камчатки приобщился к одной из примечательнейших фигур российского общества, частью которого ему еще предстояло стать. Правда, это знакомство долго не продлилось. В Петропавловске Крузенштерн распорядился списать Толстого на берег, поскольку он был признан «главной пружиной» всех беспорядков, случившихся в ходе экспедиции (9).

Разумеется, не все и не всегда у Лангсдорфа-врача получалось. В Нагасаки, во время более чем шестимесячного и безуспешного ожидания посольством Резанова установления русско-японских дипломатических отношений, случилось, к слову, такое драматическое происшествие. С миссией камергера на «Надежде» прибыли пятеро японских моряков, еще в 1789 г. потерпевших кораблекрушение у берегов России. Поскольку они содержались при посольстве под строгим караулом, как пленные, один из них, 34-летний Тазуро, опасаясь кары японских властей за многолетнее пребывание вне пределов своей страны, стал страдать от жестокой депрессии и решился на самоубийство. Завладев кухонным ножом и пытаясь перерезать себе горло, он был остановлен вмешавшейся охраной, но отсек себе язык. Рана Тазуро не угрожала его жизни, но ни говорить, ни есть он не мог (10). Судовой врач «Надежды» Карл Эспенберг и Лангсдорф, несмотря на все старания, оказались бессильны помочь несчастному. Спас Тазуро японский доктор Косаи Иошу. В результате предпринятого им лечения его пациент после тридцатидневного голодания смог впервые принять пищу.

По возвращении «Надежды» в июне 1805 г. на Камчатку, Резанов, уполномоченный осуществить ревизию деятельности Российско-Американской компании, готовился отправиться в ее владения, но, нуждаясь в помощи врача, всячески уговаривал Лангсдорфа ехать вместе. Однако последний колебался: Резанов был ему неприятен. И все же ученый решил ехать: «Слепая любовь к естественной истории, неоднократные обещания помощи в научных исследованиях и жажда знаний заставили меня согласиться на путешествие с Резановым к северо-западному побережью Америки», – писал позднее Лангсдорф Блуменбаху (11). Через несколько дней после прибытия в Петропавловск, 14 июня на «неуклюжем охотской постройки» бриге «Мария», Лангсдорф подписал с Резановым контракт о своем участии в этом путешествии.

Условия контракта были для Лангсдорфа весьма выгодны. Он должен был вести естественнонаучные наблюдения в Северо-западной Америке и на близлежащих островах, собирать коллекции для Академии наук, описывать посещаемые места, «судить об их богатстве или бедности». С другой стороны, русское правительство или Российско-Американская компания (РАК) обязывались обеспечить его продуктами питания, одеждой по петербургским ценам, снаряжением, предоставлять проводников, суда, а в случае болезни – лечить за казенный счет. В помощь путешественнику давался охотник Петр Филиппов. В любом месте Лангсдорф мог находиться так долго, как требовали его исследования, и имел право в любое время уехать из Америки. С августа 1803 г. Лангсдорфу полагалось жалование – 2 тыс. руб. в год… Тогда ученый не подозревал, что он был важен для Резанова исключительно в качестве личного врача и отчасти переводчика, а отнюдь не как исследователь.

С июня 1805 по июнь 1806 г. Лангсдорф под началом Резанова побывал на островных владениях РАК и в Калифорнии. К чему конкретно свелись его врачебные функции, мы не знаем, но очевидно, что он, как мог, стремился облегчить тяжелую зимовку в столице РАК Новоархангельске, а затем очень непростое, продолжавшееся более месяца плавание оттуда в Сан-Франциско, когда один из его участников умер, а другие, заболевшие цингой, находились между жизнью и смертью. Во время почти трехмесячного пребывания в Испанской Америке ученый вопреки контракту постоянно использовался Резановым как переводчик и сталкивался с вопиющим невниманием к своей исследовательской работе, а подчас и откровенной недоброжелательностью. Гербарная бумага оказывалась погребенной на дне трюма, сушившиеся на палубе шкурки сбрасывались в море, пойманных птиц выпускали на волю, стреляной птице ночью отрывали головы и т. д. Неудивительно, что по возвращении в Новоархангельск Лангсдорф поспешил с Резановым расстаться.

В итоге этот пациент Лангсдорфа принес России много больше вреда, чем пользы. После провала дипломатической миссии в Японию он на свой страх и риск, стремясь наказать несговорчивый сегунат, спровоцировал в 1806-1807 гг. подчиненных ему лейтенанта Н. А. Хвостова и мичмана Г. И. Давыдова дважды ограбить и сжечь японские фактории на Сахалине и Курильских островах, что впоследствии, в 1811-1813 гг., повлекло за собой пленение японцами на о. Кунашир В. М. Головнина. Впрочем, сам знаменитый мореплаватель, стоически выдержав 26-месячное пребывание в неволе и много раз рисковавший жизнью, отзывался о Резанове иронически-снисходительно: «Он (Резанов. – Б. К.) был человек скорый, горячий, затейливый писака, говорун, имевший голову, более способную созидать воздушные замки, чем обдумывать и исполнять основательные предначертания и вовсе не имевший ни терпения, ни способности достигать великих и отдаленных видов; впоследствии мы увидим, что он наделал компании множество вреда и сам разрушил планы, которые были им же изобретены» (12).

В сентябре 1806 г. Лангсдорф уже в третий раз прибыл на Камчатку и занялся планомерным исследованием полуострова, в частности, в январе-марте 1807 г. совершил большое путешествие на собачьих упряжках по всему его обитаемому пространству, а в мае отплыл в Охотск. Оттуда ученый предпринял сухопутное путешествие через всю российскую Евразию в Петербург. По пути, из Иркутска, он в октябре 1807 г. отправил министру коммерции Н. П. Румянцеву подробную, аргументированную записку с описанием Камчатки и предложением необходимых для нее реформ. Среди его многочисленных рекомендаций были и связанные с поддержанием здоровья местного населения. Например, он считал необходимым доставлять на полуостров «черный флер для противомоскитных сетей, чтобы удерживать москитов и для защиты глаз при сильном слепящем солнце». «Из-за отсутствия их (а также вследствие) небрежения к ввозу подобных мелочей, – объяснял Лангсдорф, – большинство камчадалов страдает воспалением глаз и слепотой» (13). Перечисляя, кого следует пригласить на полуостров для постоянного там жительства, он указывал: «Врача и хирурга, известного своим человеколюбием, чье, усердие, знания и характер были бы общепризнаны. Аптекаря, который обладает хорошими знаниями в ботанике и химии, благодаря чему он смог бы подробнее исследовать естественные продукты и обработать их для пользы страны. Так, например, прекратилось винокурение на Камчатке из ягод и особенно из так называемой сладкой травы (сладка трава) (Heracleum sibiricum Lin.), которое уже давно было известно, и из-за недостатка в самых обычных экономических и химических знаниях не могут сделать себе даже уксус» (14).

По прибытии в марте 1808 г. в российскую столицу Лангсдорф был определен в Петербургскую Академию наук адъюнктом по ботанике, но о его медицинских познаниях вскоре вспомнили. Министр народного просвещения П. В. Завадовский, видимо, по просьбе Румянцева, обратился к академической конференции с предложением послать нового адъюнкта в Среднюю Азию. Лангсдорф должен был сопровождать в качестве врача торговый караван, отправлявшийся из Оренбурга в Самарканд и Бухару. В середине октября ученый уже был в расположении каравана, но поход, задуманный в Петербурге для поисков в условиях континентальной блокады Англии сухопутных подступов к Индии, был Лондоном сорван.

Зато другим планам Лангсдорфа суждено было осуществиться. Свои предложения по реформированию управления Камчаткой он изложил не только в записке Румянцеву в Иркутске, но и в беседах с генерал-губернатором Сибири И. Б. Пестелем в Тобольске в декабре 1807 – феврале 1808 г., а также на заседаниях созданного в январе 1811 г. в Петербурге правительственного «Комитета для внутреннего устройства Камчатской, Охотской и Якутской областей». В результате, в апреле 1812 г. Александр I утвердил «Новое положение о Камчатке», в котором были учтены многие предложения Лангсдорфа и, в частности, санкционирован перенос столицы полуострова из Нижнекамчатска в Петропавловск (15).

1812 г. явился знаменательной и переломной вехой как для России, так и для Лангсдорфа. После бегства в 1807 г. лиссабонского двора в Рио-де-Жанейро и оккупации Поругалии наполеоновскими войсками петербургское правительство вопреки недовольству Англии и Франции объявило в мае 1810 г. о легализации русско-бразильской торговли и в следующем году учредило в заатлантической столице династии Браганса свое генеральное консульство. Возглавить его Румянцев, тогда уже канцлер, и поручил в 1812 г. Лангсдорфу. Очарованный бразильской природой еще в 1803-1804 гг., ученый в свое время сам просил его об этом. В марте 1813 г. он прибыл в Рио-де-Жанейро.

Потрясающая жизненная энергия и общественная активность Лангсдорфа побудили его в созвучии с переживаемой в то время Бразилией настоящей экспансией европейского научного знания создать близ Рио-де-Жанейро уникальный, просуществовавший целое десятилетие (1816-1826 гг.) центр под названием Мандиока. Он располагался на землях, приобретенных Лангсдорфом через три года после прибытия к месту службы приблизительно в 70 км от столицы общей площадью 25 км2. Покупка обошлась ему примерно в 20 тыс. руб. Человек скромного достатка, живший на консульское жалование, Лангсдорф, уже находясь в Бразилии, получил от скончавшегося дяди со стороны матери, доктора Коха, значительное наследство, радикально улучшившее его финансовое положение и позволившее осуществить ряд научных и общественно значимых проектов.

В Мандиоке, по отзывам очевидцев, находились «каменный дом и другие строения приятной архитектуры», ботанический сад, «собрание насекомых, млекопитающих, птиц и гербариум в своем роде единственный», библиотека «из книг отборных по всем отраслям наук», «огромный грот вместимостью на 50 человек, где были собраны чудеса неорганической природы» – иными словами своеобразный минералогический музей, а главное, что нас интересует в соответствии с темой данной статьи, там находился госпиталь, где Лангсдорф, в связи с крайней нехваткой в Бразилии людей его профессии, лечил всевозможные болезни (16). Об этом госпитале мы знаем не только из письменных источников. В конце 80-х – начале 90-х гг. прошлого века бразильский археолог Т. Андради, получив специальный грант, вела в Мандиоке раскопки и обнаружила много медицинской посуды и других предметов госпитального назначения (17).

В марте 1822 г. Лангсдорф, заручившись в Царском селе личным согласием Александра I взять под свое покровительство организованную им экспедицию в центральные районы Бразилии, прибыл с некоторыми ее участниками, супругой Вильгельминой и другими родственниками из Бремена в Рио-де-Жанейро. На корабле «Дорис», доставившем путешественников из Европы, находились кроме того около двух десятков семей немецких колонистов, приглашенных ученым за свой счет на земли Мандиоки. Всего на «Дорис» было 94 человека, и все они прибыли в полном здравии. Это являлось замечательным достижением Лангсдорфа-врача (18): прежние попытки доставить в начале XIX в. партии европейских переселенцев в бразильскую столицу для многих из них заканчивались преждевременной смертью.

Настоящей энциклопедией, посвященной Бразилии начала XIX в., являются экспедиционные полевые дневники Лангсдорфа 1824-1828 гг., опубликованные в Бразилии в переводе с немецкого на португальский язык в 1996-1998 гг. и охватывающие маршруты по современным штатам Минас-Жерайс, Сан-Паулу. Мату-Гросу-ду-Сул и Мату-Гросу (19). В них содержится и обширный материал медицинского характера. Самое пристальное внимание Лангсдорф уделил бразильской народной медицине, методикам использования ею богатейшей местной флоры при лечении целого ряда распространенных в стране заболеваний. В публикации указаны местные названия лекарственных растений, приведенные ученым, а также их латинские эквиваленты. Многие из предложенных Лангсдорфом рецептов, очевидно, не утратили своего значения до сих пор (20). Ученый нередко встречался со случаями заболевания оспой и, памятуя о своей упоминавшийся лиссабонской практике, старался помочь страждущим, горько сожалея, если в полевых условиях при нем не оказывалось противооспенной вакцины. Иногда Лангсдорф указывал своих информаторов по медицинским вопросам. Среди них были, например, аптекарь Домингос Жозе Мартинс Гимараэнс и фазендейро Жоаким да Коста Вианна. Первого он встретил в окрестностях г. Сан-Жуан-дел-Рей, второго – близ г. Сабара в провинции Минас-Жерайс (21).

Между тем, наибольший интерес и внимание Лангсдорфа привлекло лекарственное растение из семейства мареновых – Chiococca racemosa L. f. Anguifuga Martii, известное в Бразилии под многими местными названиями (инкрузадинья, паратудо, раис прета (португальский черный корень. – Б. К.)), но в основном как каинка. Корень каинки использовался как эффективное средство лечения водянки. Из европейских исследователей на него впервые обратили внимание немецкий геолог, однокашник Лангсдорфа по Геттингенскому университету Вильгельм Людвиг фон Эшвеге, путешествовавший по Бразилии в 10-х гг. XIX в., а затем поступивший там на португальскую службу и члены австро-баварской экспедиции зоолог Иоганн Спикс и ботаник Карл Мартиус, совершившие экспедицию в 1817-1820 гг. (22). Однако в европейскую медицину каинку ввел, несомненно, Лангсдорф, не забывший о непосредственной причине кончины своего первого пациента принца Христиана фон Вальдека (23). О корне Chiococca (каинка) Лангсдорф писал в Петербургскую Академию наук 2 мая 1825 г., 2 февраля и 11 октября 1826 г., 2 апреля 1827 г.; сохранились письма путешественника на эту тему министру иностранных дел К. В. Нессельроде, российскому вице-консулу в Рио-де- Жанейро П. П. Кильхену, президенту провинции Мату-Гросу Ж. С. да Коста Перейре, запись в протоколе № 29 Конференции АН, переписка 15-16 мая 1829 г. между управляющим Министерством иностранных дел П. Г. Дивовым и директором Петербургского Ботанического сада Ф. Б. Фишером о присылке Лангсдорфом ящика с семенами и корнем каинки (24). До нас дошло много рукописей Лангсдорфа 1825-1827 гг. о лечебных свойствах и применении каинки. На одной из рукописей Лангсдорфа приклеен маленький конверт, содержащий порошок пока неизвестного происхождения. Очевидно, это истолченный корень каинки. Он отправлял целебный корень коллегам-врачам: др. Диксону (в Англию), др. Опперману (во Францию), др. Клюге (в Берлин), др. Реману (в Россию), в компанию «Моллер и сын» (в Лиссабон) (25). Есть у него и две публикации об этом растении (26). Экземпляры Chioccoca racemosa можно найти в гербарии Ботанического института РАН.

В медицинской практике Лангсдорфа в Бразилии был также и еще один аспект, зримо напоминавший о существовании в этой стране позорного института рабства. Чернокожие невольники (особенно недавно доставленные с африканского побережья) чрезвычайно тяжело переживали свою участь, нередко впадали в депрессию и пытались покончить с собой. Однако, не имея под рукой ничего подходящего для исполнения своего замысла, принимались есть землю. Об этом страшном обычае писал, например, лейтенант корабля «Сенявин» Николай Завалишин, побывавший в Рио-де- Жанейро (27). Так что Лангсдорфу по просьбе хозяев фазенд часто приходилось промывать рабам желудки.

В июне 1826 – январе 1827 г. Лангсдорф впервые с научными целями предпринял плавание по рекам из г. Порту-Фелис (провинция Сан-Паулу) в главный город провинции Мату-Гросу Куябу. Всего на восьми лодках разного назначения разместилось 35 человек, включая участников экспедиции, проводника, лоцмана, охотников и гребцов. Ученый пригласил участвовать в этом достаточно рискованном предприятии и свою вторую жену Вильгельмину, вероятно, первую европейскую женщину, отправлявшуюся в бразильские тропики по маршруту, насчитывавшему тысячи километров. Впрочем, это плавание оказалось очень трудным далеко не только для последней. Плавания по рекам в тропиках часто превращались для европейцев, особенно при тогдашней технической и прочей оснащенности, в настоящую пытку. Удушливая жара, тучи кровососущих насекомых, укусы которых вызывали мучительную чесотку, всепроникающая сырость периода дождей, неизвестные тропические недуги, пейзажи или удручавшие монотонностью течения мутных, несущих гниющие растения и останки животных рек, взятых, как в клещи подступавшими к самой воде непролазными лесами, или наводившие страх мощными водопадами, у которых тяжелые набитые битком лодки приходилось неизменно разгружать и обносить берегом.

Между тем, при всем этом необходимо было работать, много, напряженно, практически неустанно. Путешественник во времена Лангсдорфа был тружеником науки, посвятившим себя анализу и обобщению всего, что окружало его при следовании по избранному маршруту. Он должен был «все заметить и не пропустить ничего», как писал однажды ученый. А затем все замеченное предстояло как бы «пропустить» через свое сознание, сведения, накопленные ранее, толщу жизненного опыта. Ландшафты, минеральные ресурсы, климат, природные катаклизмы, растительный мир, многообразие фауны, хозяйственная деятельность населения, его антропологические, этнические, социальные характеристики, а также духовная культура, языки, нравы, обычаи, болезни, архитектура городов и селений, инвентарь всех назначений, оружие, дороги и конструкции мостов, виды транспорта – все перечисленное и многое другое было необходимо, ни в коем случае не полагаясь на память, как-то зафиксировать. И это осуществлялось в виде рисунков, чертежей, карт, планов, схем, списков, словарей, конспектов, копий, этнографических сборов, гербариев, карпологических (образцы древесины, плоды и семена), энтомологических, ихтиологических, герпетологических, орнитологических, маммалогических коллекций. Подготовка и сохранение коллекционных материалов требовали огромных усилий, постоянного и пристального внимания: шкуры и шкурки животных обрабатывались специальными химическими составами, целые природные объекты и отдельные препараты заспиртовывались, усыпленные и высохшие насекомые оберегались от тряски и любых внешних воздействий. Однако главным способом фиксации всего и вся оставались записи в полевом дневнике. А делались они, как правило, в позднюю вечернюю пору, а то и ночью, когда силы путешественника были уже на исходе.

Поэтому неслучайно некоторые спутники Лангсдорфа, например художник Адриан Тонэй, погружались в депрессию, другие, скажем, как другой художник Эркюль Флоранс, становились чрезмерно резкими при общении. Нервы у всех были напряжены. В начале сентября 1826 г., когда экспедиция с большим трудом поднималась по порожистой Риу-Парду, Лангсдорфа стало беспокоить состояние астронома и картографа, молодого офицера корпуса флотских штурманов, рекомендованного ему Головниным, Нестера Рубцова. Ранее всегда подтянутый, исполнительный и трудолюбивый, он пребывал в мрачном настроении, избегал общения со своими спутниками и выглядел явно нездоровым. Вечером 5 сентября, когда путешественники собрались ужинать, выяснилось, что Рубцов пропал. Все не на шутку забеспокоились. Он ушел от экспедиционной стоянки один, не зная местности, не взяв ничего из одежды и продовольствия. Небольшой кривой нож и топор составили всю его «экипировку». Астронома нашли лишь на следующий день. Мучимый мыслью, что все его ненавидят и презирают, он отошел уже более чем на 15 км и собирался продолжать путь в одиночестве. Лангсдорф потратил немало сил, чтобы вернуть ему спокойствие и работоспособность. «Г-н Рубцов, слава Богу, чувствует себя лучше после полученных им от меня внушений и советов», – с удовлетворением записал ученый в своем дневнике 11 сентября (28). Лангсдорф тогда, несомненно, спас Рубцова. Если бы не успех организованных им поисков астроном бы неизбежно погиб в бесконечных бразильских лесах, да и случайно найденный он оказался бы лишенным возможности продолжать свою деятельность. О значимости сделанного им руководитель экспедиции тогда, конечно, не догадывался.

Между тем, 27-летний выпускник Штурманского училища Балтийского флота Нестер Гаврилович Рубцов (1799-1874) первым в мире картировал территорию Бразилии от Рио-де-Жанейро до Белена в устье Амазонки. В конце 1829 – начале 1830 г. он представил в картографическое депо морского министерства подготовленные им генеральную карту и 27 карт отдельных маршрутов экспедиции Лангсдорфа, составивших в целом около 16 тыс. км, а также 8 выполненных в цвете планов бразильских населенных пунктов. Более 130 лет они считались утраченными, но в начале 60-х годов прошлого века были обнаружены, а в 2010 г. опубликованы и представлены на грандиозной восьмимесячной российско-бразильской выставке «Экспедиция Лангсдорфа» в Сан-Паулу, Бразилиа и Рио-де-Жанейро (29).

На опубликованных ранее картах Южной Америки, например А. Арроусмита и Г. Г. Рейхарда, Бразилия была нанесена настолько схематично, что это не давало даже приблизительного представления о ее географии (30). В то же время карты Рубцова содержат огромное количество информации, которую можно впоследствии использовать в самых разных отраслях знания. На картах обозначено местонахождение гор, горных цепей, хребтов и холмов, рек (вплоть до самых малых, и даже ручьев) с их многочисленными притоками, поворотами, порогами, водопадами, островами, мелями и отдельными деревьями по берегам, а также морских заливов, лесов, озер, естественных гротов. Рубцов с большой тщательностью нанес на свои карты расположение городов и селений разной величины, мест расселения индейских племен, но далеко не только это, а и фазенды, мануфактуры (разного назначения), прииски, отдельно стоявшие дома, склады, лавки, церкви, часовни, монастыри, крепости, мосты, заставы, пограничные знаки, горные телеграфы, вплоть до рыбачьих хижин, располагавшихся близ урезов рек. Координаты рамок карт часто сообщаются Рубцовым с точностью до сотых долей секунды и уж во всяком случае, до секунды. Номенклатура карт вос- произведена на португальском языке, но кириллицей. На них насчитывается 1 372 природных и рукотворных объекта, из которых 842 топонима и 530 объектов, лишенных названий. Эти карты имеют уникальное значение для изучения разных аспектов (физического, политического, демогра- фического, экономического) исторической географии Бразилии, ее исторической топонимики, эт- нографии, социально-экономической истории страны; они бесценны для исследований в области экологии природы, хозяйства и культуры. Рубцову принадлежат и красочные планы городов Но- ва-Фрибургу (штат Рио-де-Жанейро), порта Сантус и железоделательной мануфактуры в Ипанеме (штат Сан-Паулу), Куябы, Вилла-Мария (ныне Касерес), Ипокон (Поконе, или Сан-Педру-дел-Рей) и Диамантину (штат Мату-Гросу). Легенды планов составлены на русском языке. То, что Рубцов начертил планы именно этих мест, не случайно. Один из первых центров европейской иммиграции в Бразилию, посещенный Лангсдорфом в 1822 г., не известные в Европе города провинции Мату- Гросу, включая ее столицу, крупнейший порт страны, предтеча тяжелой промышленности не только Бразилии, но и Южной Америки в целом – все эти объекты должны были привлечь тогда опреде- ленный интерес. Эти планы – источник по исторической топографии, истории экономики Брази- лии и ее градостроительства. Исследование наследия Рубцова способствовало ныне появлению его имени, наряду с именем Лангсдорфа, в школьных учебниках географии. Это означает высокое об- щественное признание научных заслуг астронома и картографа, его выдающейся просветительской роли (31). Посетители упомянутой выставки бывали потрясены, когда ее устроители накладывали на план местного населенного пункта, снятого Рубцовым, изображение того же объекта, полученное при съемке из космоса: совпадение оказывалось абсолютным. Не найдись карты Рубцова, был бы во многом осложнен бразильский этап международного культурно-экологического проекта «Ланг- сдорф – XXI век», который начинается на Камчатке в 2014 г. (32).

Работа экспедиции в провинции Мату-Гросу, на Бразильском нагорье с его относительно здоровым континентальным климатом с января 1827 по март 1828 г. оказалась для ее участников многократно более благополучной, чем последующее плавание в Амазонию в период дождей, тем более, что у них были в то время постоянные места базирования (Куяба, Гимараэнс, Вилла-Мария), а маршруты носили радиальный характер.

Чтобы обследовать бо´льшую территорию, Лангсдорф разделил экспедицию на два отряда. Ботаник Людвиг Ридель и Тонэй должны были достичь Амазонки по рекам Гуапоре, Маморе и Ма- дейре, а Лангсдорф, Рубцов и Флоранс – по Аринусу, Журуэне и Тапажосу. Ридель был вынужден отправиться в плавание один, так как Тонэй в начале января 1828 г. по собственной неосторожности утонул в р. Гуапоре, а отряд Лангсдорфа из-за нераспорядительности местных властей до самого конца марта задержался с отплытием в местечке Порту-Велью у самого уреза бразильской сель- вы, в местности, зараженной тропической лихорадкой. Ближайшей целью отряда Лангсдорфа был г. Сантарен на Амазонке. Еще в мае 1827 г. Лангсдорф с караваном купца итальянского происхожде- ния Жозе Анжелини отправил в Рио-де-Жанейро Вильгельмину, находившуюся на шестом месяце беременности.

4 апреля Лангсдорф впервые после отправления из Порту-Велью перенес сильный приступ лихорадки. Он немедленно начал себя лечить, скрупулезно описывая в дневнике принятые меры и свое самочувствие. В утреннее, вечернее и ночное время ученый теперь не расставался с шерстяной шапкой, чтобы хоть как-то предохраниться от всепроникающей сырости. Впрочем, времени и сил для самолечения оставалось немного. Людей, нуждавшихся в его срочной помощи, становилось все больше. « Число больных увеличилось, – писал Лангсдорф в этот же день. – Рубцов, противник хины, остается в прежнем положении. Каждую ночь у него начинаются припадки озноба, затем – жар и к полудню – лихорадка, волнение пульса при отсутствии пота» (33). Во время остановок Лангсдорф приказывал быстро ставить большую палатку, которая тут же превращалась в госпиталь. Ученый раздавал хину, слабительное, рвотное и особое местное противолихорадочное средство. Последнее он приготавливал из табака, соли, испанского перца, уксуса, водки, пороха и медного купороса. Этой дьявольской смесью смазывали анальное отверстие. «Говорят, что без этого сред- ства против лихорадки люди здесь умирали бы в огромном числе», – писал Флоранс еще во время пребывания в Порту-Велью (34).

Приступы лихорадки повторялись теперь у Лангсдорфа почти ежедневно. Он стремился как можно плодотворнее использовать время, когда болезнь ненадолго отступала. «Сегодня с утра я был занят разными делами, – отмечал он в дневнике 9 апреля. – Несколько новых рыб. Один прекрас- ный экземпляр Pacu, который я назвал Pacu-Arinos. Я положил сушить только несколько растений. Взял урок языка (индейцев. – Б. К.) апиака и чувствовал себя хорошо часов до двух дня, когда снова подвергся злосчастному приступу холодной лихорадки, продолжавшемуся до самой ночи…» И на следующий день: «Эту лихорадку здесь лечить, конечно, труднее, чем где бы то ни было, потому что причина ее остается неизменной: испарение и впитывание гнилостных веществ происходит везде, где ступают на берег… Как могут лучшие лекарства в таких условиях приносить пользу?» (35).

К сожалению, действие лекарств затруднялось и другим существенным обстоятельством. Сопротивляемость к болезням организма Лангсдорфа была подорвана его тяжелым психологиче- ским состоянием, чувством глубокой неудовлетворенности, нет, не научной (экспедиция собрала колоссальный по объему и значимости материал!), а его общественной деятельностью в Бразилии, помноженной на естественную усталость, ведь из своих 54 лет ученый 31 год (!) (с 1797 г.) фактиче- ски провел в путешествиях. Лангсдорф полюбил Бразилию, по завершении экспедиции думал посе- литься в ней навсегда и, более чем на век опережая свое время, как мог стремился преобразовать ее, памятуя, что император Педру I недвусмысленно побуждал к этому путешественника.

Как некогда на Камчатке, Лангсдорф разработал целую серию разнообразных проектов. Так, он с поразительной точностью нашел место для новой столицы Бразилии, расположенной ближе к ее географическому центру, предложил основать ее близ нынешнего Белу-Оризонти и всего (!) в 600 км от современной Бразилиа. Не будем забывать, что ученый ориентировался при этом на близость судоходных рек: век авиации был еще впереди. Ему принадлежит проект основания в Ми- нас-Жерайсе в 1824 г. первого в стране университета, тогда как предшественник Федерального уни- верситета в Рио-де-Жанейро и Университет Сан-Паулу появились, соответственно, в 1920 и 1934 гг. Лангсдорф ратовал за установление новых, гуманных, основанных на взаимном обогащении культур отношений с индейцами, развитие старых и строительство новых провинциальных центров (таких, как Сан-Жозе в Минас-Жерайсе, Пирасикаба и Камапуан в провинции Сан-Паулу, Бананал ду Леме в Мату-Гросу), за усовершенствование денежного обращения и добычи алмазов, выступал против практики выжигов и неограниченного доступа иностранного капитала в районы добычи полезных ископаемых (например, в Гонго-Соко в Минас-Жерайсе), доказывал бесспорную ныне необходи- мость защиты редких животных и научного использования растительного мира. Путешествия, а тем более транспортировка товаров по территории Бразилии, представляли тогда огромные трудности. Ученый советовал усовершенствовать навигацию между Порту-Фелис и Куябой, а также построить в 30 км от Диамантину на Риу-Прету новый порт, связанный с этим населенным пунктом хорошей дорогой, чтобы оттуда можно было легче добраться до амазонского г. Сантарен. Особое внимание он обращал на использование в целях судоходного сообщения рек Пекири, Сукуриу, Аринус и др. Между тем, администрация костной, рабовладельческой страны не спешила реагировать на проекты ученого.

Не случайно еще в декабре 1827 г. Лангсдорф писал в дневнике: «Генерал-губернатор Си бири пригласил меня пожить продолжительное время в Тобольске и дать ему некоторые сведения о Камчатке и других отдаленных частях Сибири, о которых он мог получить только односторонние сведения от чиновников. Благодаря этому появились различные записки и как их результат изме- нения, послужившие на благо тех областей, способствовавшие благосостоянию жителей и выгоде государства. Я думал, что в мои зрелые годы получу благодарность властей Бразилии за то, что обратил их внимание на важность улучшений, - не без горечи констатировал он, – но ничего не последовало в ответ на все мои предложения» (36).

14 апреля, в день отплытия от встретившегося на пути экспедиции селения индейцев пле- мени апиака Лангсдорф отметил в дневнике: «Во время нашего пребывания здесь были больны Рубцов, Флоранс, я, охотник Роберту, чучельник Жуан Каэтану, лоцман Карвалью, попутчик Жо- акинзинью… повар Кавиан, проводник и много людей из команды» (37). Позднее Рубцов в своем официальном отчете, черновик которого сохранился, писал: «Начальник экспедиции, несмотря на болезнь свою, неусыпно пекся о здоровье каждого и по приходе к жилищу индейцев, видя, что ста- рания его больным мало помогали, то таковое положение заставило Григория Ивановича Лангсдор- фа при всей жестокости болезни его много беспокоиться, а через то, как кажется, он делался слабее» (38). Из 34 человек, входивших в отряд, больны были 19, а из 15 работоспособных семеро только что оправились от лихорадки. К вечеру того же дня ученому стало хуже и он впервые надолго впал в беспамятство.

Несмотря на свою болезнь, Лангсдорф сумел тогда серьезно поправить здоровье художника Флоранса, остававшегося трудоспособным до самого конца экспедиции. Француз, уроженец Ниццы Эркюль Флоранс (1804–1879) прибыл в Бразилию в 1824 г. и навсегда остался на своей новой роди- не. Вернувшись из экспедиции, он поселился в г. Сан-Карлос (ныне Кампинас), в провинции Сан- Паулу, стал кофейным плантатором и отцом многочисленного семейства: от двух браков у него было двадцать детей, образовавших ныне многотысячный бразильский род Флорансов. Это был человек исключительных по глубине и разносторонности, буквально винчианских дарований, счастливо сочетавший потенции деятеля искусства и ученого. В период экспедиции он не только выполнил множество рисунков и вел дневник, превращенный впоследствии в отличающееся литературными достоинствами и популярное в Бразилии описание путешествия по ее внутренним регионам, но и записывал нотными знаками голоса животных, т. е. положил начало зоофонии, предшественнице современной биоакустики. Один из первых паулистов, занявшихся журналистикой, педагог, осно- вавший в Сан-Карлосе школу для девочек, Флоранс продолжал уделять много внимания живописи, оставив значительное художественное наследие, отмеченное стремлением к экспериментальной пе- редаче различных оттенков света. Архив художника свидетельствует, что он также глубоко изучал проблемы механики, физики, химии. В 1833 г. независимо от европейских изобретателей и в целом раньше их он заложил основы фотографии, что ныне признано в мире (39). В Кампинасе есть пло- щадь, в центре которой установлен бюст Флоранса как ее изобретателя.

Очнулся Лангсдорф лишь на четвертые сутки, 18 апреля, в день своего рождения, но к ве- черу снова потерял сознание. «Опять двухдневная лакуна. Два несчастных дня, – писал ученый в дневнике 20 апреля. – Мое тело и душу я отдал в руки всемогущего Бога. Я не думал, что переживу вчерашний день. В течение двух дней я лежал без памяти, в бреду. Единственным утешением было замечать в минуты просветления дружеское участие и внимание моих спутников Рубцова и Фло- ранса… После того как два человека едва могли держать меня на ногах, сегодня я снова господин своего тела, но не духа» (40). Впоследствии, вспоминая, очевидно, именно эти дни, Рубцов писал: «Григорий Иванович день за днем становился хуже, и я даже не имел надежды прибыть с ним в го- род Сантарен. Он, чувствуя то же самое, призвав меня, объявил, что жизнь его непродолжительна, препоручив мне заниматься в его должности и все вещи, принадлежащие к натуральной истории, отослать в С.-Петербург» (41).

23 апреля лодки экспедиции вошли в р. Журуэну, а на следующий день Лангсдорф впал в беспамятство без малого на три недели. 6 и 7 мая, после обноса огромного водопада Салту-Аугус- ту, два тяжелых, бравших на борт до 200 пудов груза каноэ были при спуске на воду непоправимо повреждены. Пришлось стать лагерем, чтобы изготовить хотя бы одно каноэ. «С божьей помощью я живу и могу взяться за перо, однако не могу описать историю болезни, – отметил ученый в днев- нике 13 мая. – С 24 апреля я большей частью днем и ночью лежал без памяти в фантастических сновидениях. У меня есть лишь несколько минут в день, когда сознание возвращается ко мне, чтобы попытаться самому или просить других приготовить лекарства, необходимые в моем случае» (42). Долго оставаться в сыром тропическом лесу при почти непрерывных дождях было крайне опасно, и Лангсдорф торопил людей. Его состояние было ужасным. «Слабый духом и телом, я сижу здесь и меньше всего могу сказать, что я живу, я в сильной лихорадке», – записал он 16 мая (43).

Новое каноэ было наконец закончено и спущено на воду. Это было 20 мая. Лангсдорф по- нимал, что главное теперь было добраться до Сантарена и там подождать Риделя. «Наша провизия убывает на глазах, мы должны ускорить наше движение, – писал ученый в этот день слабой, плохо слушавшейся его рукой. – Мы должны пройти водопады и еще многие опасные места на реке. Если захочет Бог, то сегодня мы продолжим наш путь. Провизия уменьшается, но у нас есть еще порох и дробь» (44). Больше Лангсдорф не обращался к своему дневнику. Новый приступ лихорадки по- мутил рассудок ученого. Флоранс с ужасом заметил у него «потерю памяти о недавних событиях и полный беспорядок мыслей» (45). «Начал он мешаться в разуме», – вспоминал позднее Рубцов (46).

Уже из Белена, расположенного в устье Амазонки, Рубцов в рапорте К. В. Нессельроде от 28 октября 1828 г. так описывал состояние Лангсдорфа: «Июля 1-го числа прибыли мы в город Сан- тарен, где он совсем помешался в разуме, даже не знал, где находится и что кушает. Во все время нашего пребывания в городе Сантарен был при нем доктор, но все старания были тщетны. Августа 31-го числа отправились к городу Пара (Белен. – Б. К.), куда октября 16-го числа прибыли. Здесь Григорий Иванович поправляется в здоровье, но только не можно надеяться (как по старости его лет), чтобы мог быть в прежнем разуме» (47). Во втором рапорте астронома министру иностранных дел от 18 апреля 1829 г. уже из бразильской столицы, куда экспедиция прибыла морском путем из Бе- лена, есть такие строки: «В продолжении вояжа морской воздух Григорию Ивановичу был полезен, и все, что случилось с ним прежде сего путешествия обстоятельно рассказал, но что касается с 3-го сентября 1825 г. (т. е. дня отплытия из Рио-де-Жанейро в Сантус. – Б. К.) до сего времени ничего не помнит. Случаясь иногда говорить об оном, всегда отвечал ничего не помнит» (48).

Амнезия стала с тех пор постоянной спутницей Лангсдорфа. Вылечив многих, он оказался бессилен перед одолевшим его недугом. Время, которое ученый неизменно торопил, навсегда оста- новилось для него (49). Болезнь Лангсдорфа как бы вынесла свой «приговор» всем тем в Бразилии, кто с вопиющим безразличием относился к искренним стремлениям путешественника сделать их родину сильнее и лучше: они были им навсегда забыты, но, увы, вместе со своей страной, которой он бескорыстно отдал столько сил и энергии.

Проведя в вынужденном бездействии без малого четверть века, Лангсдорф скончался 17 (29) июня 1852 г. во Фрейбурге. «Он посвятил свою жизнь исследованиям и действительно пал как герой на поле битвы», – справедливо писал об ученом автор одного из некрологов (50).

1. Комиссаров Б. Н. Из века Просвещения – в XXI век (Значение наследия Г. И. Лангсдорфа) // Че- ловек в истории : сб. матер. V ежегодной науч.-теорет. конф. 22-23 дек. 2005 г. Вып. 4. Социально-этнические процессы в микро- и макроистории. Петропавловск-Камчатский, 2006. С. 235-243.
2. Callisen A.C. P. Medicinisches Schriftsteller-Lexikon der jetzt lebenden Aerzte, Wundarzte, Geburtshelfer, Apotheker, und Naturforscher aller gebildeten Volker. Bd. 11. Copenhagen, 1832. S. 52-53; Bd. 29. Copenhagen, 1841. S. 444-445; Biographisches Lexikon der hervorragenden Arzte aller Zeiten und Volker / Herausgegeben von Dr. A. Hirsch. Bd. 3. Berlin, 1931/ S. 674.
3. Langsdorff G. Phantasmatum sive machinarum ad artis obstetriciae exercitia facientium vulgo Fantome dictarum brevis historia. Dissertatione inaugural delineate, etc. Gottingae, [1797].
4. Observacoes sobre o melhoramento dos hospitaes em geral dedicadas ao illustrissimo e exellentissimo senhor Luis Pinto de Sousa Coutinho por Jorge Henrique Langsdorff… Medico do Hospital da Nacao Allema em Lisboa etc… Lisboa, 1800.
5. Langsdorff G. Nachrichten aus Lissabon uber das weibliche Geschlecht, die Geburten und Entbindungskunst in Portugal. Lissabon, 1800.
6. Левенштерн Е. Е. Вокруг света с Иваном Крузенштерном / сост. А. В. Крузенштерн, О. М. Федоро- ва, Т. К. Шафрановская; / пер. с нем. Т. К. Шафрановской. СПб., 2003. С. 32.
7. Там же. С. 33
8. Там же. С. 94.
9. Толстой С. Л. Федор Толстой Американец. М., 1990; Поликовский А. Граф Безбрежный. Две жиз- ни Федора Ивановича Толстого-Американца. М., 2006; Филин М. Толстой-Американец. М., 2010; Архангель- ская Т. Н. «На свете нравственном загадка». Ф. И. Толстой-Американец: страницы жизни. Тула, 2010.
10. Кругосветное путешествие нескольких японцев через Сибирь сто лет назад / пер. и предисл. В. Турковского // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. 1898. Т. 73. № 7. С. 208.
11. Комиссаров Б. Н. Григорий Иванович Лангсдорф. 1774-1852. Л., 1975. С. 34.
12. Сочинения и переводы Василия Михайловича Головнина. Т. V. СПб., 1864. С. 159; Комиссаров Б. Н. К вопросу о предыстории японского пленения В. М. Головнина (Н. П. Резанов, Н. А. Хвостов, Г. И. Давыдов и печальный эпизод в российско-японских отношениях 1806-1807 годов) // Российская действительность XIX-XX вв. и революционный процесс. СПб., 2013.
13. Комиссаров Б. Н., Шафрановская Т. К. Неизвестная рукопись академика Г. И. Лангсдорфа о Кам- чатке (К 200-летию со дня рождения ученого) // Страны и народы Востока. Вып. XVII. Страны и народы Тихого океана. Кн. 3. М., 1975. С. 113.
14. Там же. С. 113-114.
15. Комиссаров Б. Н. Роль Г. И. Лангсдорфа в становлении Петропавловска как столицы Камчатки. Петропавловск-Камчатский, 2000.
16. Лазарев А. П. Плавание вокруг света на шлюпе «Ладога» в 1822, 1823, 1824 гг. СПб., 1832. С. 29, 36, 40; Завалишин Д. Кругосветное плавание фрегата «Крейсер» в 1822-1825 гг. под командою Михаила Петро- вича Лазарева // Древняя и новая Россия. 1877. № 7. С. 211; Московский телеграф. 1825. 1825. Ч. 4. № 14. С. 178.
17. Cortes C. Uma luz no passado de Langsdorff // Jornal do Brasil (Rio de Janeiro)/ 8. X. 1991.
18. Langsdorff G. G. von. Rede, gehalten am Bord des Schiffes “Doris” von Bremen, beim Einlaufen in den Hafen von Rio Janeiro den 3. Mars 1822. Wiesbaden, Schellenberg, 1824.
19. Os Diarios de Langsdorff. Vol. I. Rio de Janeiro e Minas Gerais. 8 de maio de 1824 a de fevereiro de 1825 (далее – DLI). Vol. II. Sao Paulo. 26 de agosto de 1825 a 22 de novembro de 1826 (далее – DLII). Vol. III. Mato Grosso e Amazonia. 21 de novembro de 1826 a 20 de maio de 1828 (далее – DLIII). Organizador Danuzio Gil Bernardino da Silva. Editores: Bo´ris N. Komissarov e outros. Campinas, Rio de Janeiro, 1996-1998.
20. Речь идет о средствах против базедовой болезни (тиреотоксикоза) (DLI, p. 142, 152, 160, 215, 326, 343; DLII, p. 60), ревматизма (DLI, p. 112-114), астмы (DLI, p. 112-114), лихорадки (DLI, p. 112-114, 215), кашля (DLI, p. 215), цинги (DLI, p. 112-114, 215), сифилиса (DLI, p. 112-114). В дневниках Лангсдорфа мы находим также такие средства, как рвотные (DLI, p. 91-93), отхаркивающие (DLI, p. 215), слабительные (DLI, p. 96, 112-114), потогонные (DLI, p. 112-114), способы лечения укусов различных змей (DLI, p. 42-43, 112-114, 215, 221-223), методику заживления ран (DLI, p. 155).
21. DLI, p. 112-114, 326.
22. Eschwege W. L. von. Journal von Brasilien oder neue Nachrichten aus Brasilien. Heft I.Weimar, 1818. S. 275; Spix J. und Martius K. F. Ph. Reise in Brasilien in den Jahren 1817 bis 1820. Bd. I Munchen, 1823. S. 306-307.
23. DLI, p. 109-111, 246-247.
24. Петербургский филиал Архива РАН (далее - ПФА РАН). Ф. 1. Оп. 2 (1825). Д. 21. § 220. Л. 1-3 об.; (1826). Д. 29. § 326; Р. I. Оп. 129. Д. 12. Л. 1-4; Ф. I. Оп. 2. Д. (1828. § 295, черновик: Ф. 63. Оп. 1. Д. 46. Л. 58-59; Ф. 1. Оп. 1а. Д. 37. § 326; Ф. 63. Оп. 1. Д. 46. Л. 5-6, 42-45, черновик и перевод в Архиве внешней политики Рос- сийской империи (далее - АВПРИ); Ф. Адм. дела. П-21. 1821 г. Д. 5. Л. 81-86об., 110-111 об., 195-196об.; ПФА РАН. Ф. 63. Оп. 1. Д. 46. Л. 66-70об., 73-75; Д. 29. Л. 52-55; АВПРИ. Ф. Адм. дела. П-21. 1821 г. Д. 5. Л. 204-205, 212.
25. ПФА РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 29. Л. 19-63.
26. Langsdorff G. 1) Radix Caincae, die Wurzel der Chioccoca racemosa Mart. Gegen Wassersucht // notisen aus dem Gebiete der Natur - und Heilkunde; von L. von Froriep. Nov., N 249. Erfurt-Weimar, 1825. S. 111; 2) Kurze Bemerkungen uber Anwendung und Wirkung der Cainca-wurzel. Rio de Janeiro, 1827.
27. Завалишин Н. Пребывание в Рио-Жанейро. Из путевых записок морского офицера 1826 и 1827 гг. // Сын Отечества. 1829. Т. III. Ч. 125. С. 281-293.
28. DLII, p. 229.
29. Expedicao Langsdorff. Centro Cultural Banco do Brasil. - 2010. Sao Paulo, 23 de fevereiro a 25 de abril; Brasilia, 10 de maio a 18 de julho; Rio de Janeiro, 2 de agosto a 26 de setembro. Rio de Janeiro, 2010. [Парал. на англ. яз.]. P. 14-35, 195-245.
30. A New General Atlas by A. Arrowsmith. London - Edinburgh, 1817. LIII (South America); Sud America aus den zuverlassigsten Nachrichten und bewahrtesten Bestimmungen entworfen v. G. G. Reichard. Weimar, 1817.
31. Крылова О. В., Герасимова Т. П. География материков и океанов. 7 класс. Учебник. М., 1998. С. 152; Душина И. В., Коринская В. А., Щенев В. А. География. Наш дом - Земля. Материки, океаны, народы и страны. 7 класс: учебник. 10-е изд. М., 2005. С. 164; Коринская В. А., Душина И. В., Щенев В. А. География материков и океанов. 7 класс : учебник. М., 2007. С. 168; Душина И. В., Коринская В. А., Щенев В. А. География. Материки, океаны, народы и страны. 7 класс : учебник / под ред. В. П. Дронова. М., 2009. С. 147; Крылова О. В. География. Материки и океаны. 7 класс : учебник. М., 2009. С. 176.
32. Комиссаров Б. Н. 1) «Лангсдорф - XXI век»: экологический проект для России и Бразилии // «О кам- чатской земле написано...» : матер. XXIII Крашенинниковских чтений. Петропавловск-Камчатский, 2006. С. 129-133; 2) В полосе приграничья (между новым и постновым временем): как затормозить движение в тех- ноген // Цивилизация: вызовы современности / под ред. М. С. Уварова. СПб., 2009. С. 209-224; 3) По Камчатке маршрутами Г. И. Лангсдорфа // Пятые Международные исторические и Свято-Иннокентьевские чтения : матери- алы. Петропавловск-Камчатский, 2012. С. 145-148; 4) Международный культурно-экологический проект «Ланг- сдорф - XXI век» в 2010-2011 гг. и место в нем Камчатского края // «О Камчатке и странах, которые в соседстве с нею находятся...» : матер. XXVIII Крашенинниковских чтений. Петропавловск-Камчатский, 2012. С. 107-111; 5) Komissarov B. N. “Projeto Langsdorff Seculo XXI” e desenvolvimento das relacoes russo-brasileiras (1828-2008) // Brasil - Russia: historia, politica, cultura / org/ Alexander Zhebit. Rio de Janeiro, 2009. P. 179-188.
33. DLIII, p. 246.
34. ПФА РАН. Ф. 63. Оп. 1. Д. 8. Л. 32об.
35. DLIII, p. 256.
36. Ibid., p. 159-160.
37. Ibid., p. 266.
38 [Рубцов Н. Г.]. Путешествие Лангсдорфа в Южную Америку в 1820-х годах // ПФА РАН. Р. IV. Оп. 1. № 1012. Л. 77 об.
39. Kossoy B. Hercules Florence, 1833: a descoberta isolada da Fotografia no Brasil. Sao Paulo, 1980.
40. DLIII, p. 271.
41. АВПРИ. Ф. Адм. дела. П-21, 1821. Д. 5. Л. 232об.
42. DLIII, p. 275.
43. Ibid. , p. 277.
44. Ibid., p. 278.
45. Florence H. Viagem fluvial de Tiete ao Amazonas de 1825 a 1829. Sao Paulo, 1948. P. 305.
46. АВПРИ. Ф. Адм. дела. П-21. 1821. Д. 5. Л. 232об.
47. Там же. Л. 232-233об.
48. Там же. Л. 234об., 235об.
49. Попытку разобраться в природе психического заболевания Г. И. Лангсдорфа предпринял один из потомков Эркюля Флоранса бразильский психиатр Др. Франсиско А. Флоранс Нето. См.: Florence Neto F. A. Uma observacao sobre a doenca mental de Langsdorff // Boletim do Centro de Memo´ria UNICAMP. Vol. 3. N 6. Jul. / Dez. P. 11-20.
50. Waldbruhl W. Georg Heinrich von Langsdorff // Neuer Nekrolog der Deutschen. Bd. 30. Weimar, 1852. S. 441-442.

Комиссаров Б. Н. Исследователь и реформатор Камчатки Г. И. Лангсдорф (1774-1852) в истории медицины и его пациенты // "Всеобщее богатство человеческих познаний" : материалы XXX Крашенник. чтений / М-во культуры Камч. края, Камч. краевая науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. - Петропавловск-Камчатский, 2013. - С. 157-168.

Г. И. Лангсдорф
Письма и материалы.
Камчатка в немецкоязычных публикациях Г. И. Лангсдорфа 1805-1809 гг.


(Комментарий б. Н. Комиссарова, перевод писем Л. В. Садовниковой)
В жизни и деятельности выдающегося путешественника Георга Генриха фон (Григория Ивановича) Лангсдорфа его интерес к Камчатке сыграл исключительно важную роль. Собственно, вся история пребывания ученого на российской службе (а ни на какой другой он никогда и не со- стоял) делится лишь на два периода - камчатский и бразильский. Во время своего кругосветного путешествия (август 1803 - март 1808 г.), продолжавшегося четыре года и семь месяцев, десять месяцев он посвятил исследованиям на трижды посещенной им Камчатке, преодолев по землям по- луострова пешком, верхом и на собачьих упряжках не менее полутора тысяч километров. С 15 июля 1804 г., когда на корабле «Надежда» под командованием И. Ф. Крузенштерна ученый впервые при- был в Петропавловск, и до издания 9 апреля 1812 г. подписанного Александром I «Нового положе- ния о Камчатке», в котором были учтены многие его рекомендации, состояние и судьба полуострова неизменно находились в центре внимания Лангсдорфа, а сделанные там наблюдения и собранные материалы в фокусе его научных интересов.

Резонно спросить, в чем причина всего этого. До того как Лангсдорф ступил в Копенгагене на борт «Надежды», он не состоял на какой-либо государственной службе, а был свободно практи- кующем врачом, хотя одна ниточка все же связывала его с Россией. Среди его членств в научных сообществах, тогда немногочисленных, единственным иностранным явилось избрание в январе 1803 г. членом-корреспондентом Петербургской Академии наук, хотя серьезных преимуществ это не обеспечило: Лангсдорф был включен в состав экспедиции в качестве натуралиста при условии последующего возмещения им потраченных на него в течение плавания средств.

Однако за почти годичное плавание ученый зарекомендовал себя столь позитивным образом, что по достижении Петропавловска - первой российской территории на маршруте «Надежды» - его положение радикально изменилось. Получив чин надворного советника (соответствующий VII клас- су по Табели о рангах), он был фактически принят на российскую службу, вошел в состав посоль- ства камергера Н. П. Резанова в Японию и в случае успеха этой миссии планировался последним в качестве дипломатического представителя России в этой стране (1, с. 29). Планы камергера, как известно, не осуществились, но Лангсдорф, конечно, получил сильнейший импульс, чтобы в качест- ве естествоиспытателя и этнографа начать исследование Камчатки - части территории Российской империи, которой ему предстояло служить.

По прибытии в Петербург в марте 1808 г. Лангсдорф, успевший послать министру коммер- ции Н. П. Румянцеву из Иркутска обстоятельную записку о Камчатке и реформах, в которых она нуждается (2, с. 113), а также почти два с половиной месяца беседовавшим о ней в Тобольске с гене- рал-губернатором Сибири И. Б. Пестелем, полагаем, знал тогда о полуострове больше, чем кто-либо в России. Не случайно с легкой руки Пестеля в феврале-марте 1808 г. носились слухи, что недавнего натуралиста с «Надежды» прочат на пост гражданского губернатора Камчатки (1, с. 45).

Настоящая публикация содержит три переведенных с немецкого и посвященных Камчатке отрывка из писем Лангсдорфа из Петропавловска. Одно из них было послано в Петербург физику академику Л. Ю. Крафту, два других - в Геттинген естествоиспытателю профессору И. Блуменба- ху. Письма были написаны, соответственно, 13 августа 1804 г., а также 23 августа 1804 г. и 7 июня 1805 г. и опубликованы одно в 1805 г. в Петербурге и Лейпциге, а два других - в 1805 и 1806 гг. в Веймаре. Небольшой отрывок из письма Крафту в переводе на русский появился, тоже в 1805 г., в «Технологическом журнале» (3, с. 155-159). Кроме того, в публикации приводится полный пе- ревод этнографической статьи Лангсдорфа о камчатских грибах-мухоморах и связанных с ними обычаях местного населения. Она была опубликована в 1809 г. во Франкфурте-на-Майне в трудах местного Метеорологического общества, почетным членом которого являлся ученый. Источники в публикации расположены по хронологическому принципу. Даты приводятся по новому стилю.

Выбор Лангсдорфом своих корреспондентов был далеко не случаен. Среди блестящих про- фессоров Геттингенского университета, который закончил Лангсдорф, особым почетом было окру- жено имя Иоганна Фридриха Блуменбаха (1752-1840). Он был крупным анатомом, физиологом, разносторонне образованным естествоиспытателем (его руководство по естественной истории вы- держало 12 изданий). Однако всемирную известность он заслужил главным образом как антрополог и основатель научной краниологии. Коллекция черепов, собранная Блуменбахом, была наиболее полной из существовавших в то время. Материалы по антропологии Блуменбах в значительной мере черпал из описаний путешествий. Он не только с величайшей скрупулезностью, в строгой хроноло- гической последовательности изучил все труды такого рода, хранившиеся в богатейшей универси- тетской библиотеке, но и предложил методы их научной критики. При анализе описаний Блуменбах тщательно исследовал личность путешественника, сопоставлял труды исследователей, работавших в каком-либо районе одновременно, предостерегал от необдуманного сравнения наблюдений, сде- ланных в разные годы.

Научный авторитет Блуменбаха, отдавшего профессорской деятельности шестьдесят лет, был громадным и сделал Геттнинген местом паломничества натуралистов из разных стран. В 1828 г. А. Гумбольдт, слушавший в свое время лекции ученого, назвал его наряду с Гёте «патриархом отече- ственной славы» (4, с. 58). Яркие, впечатляющие лекции Блуменбаха учили исследовать природу и человека в их неразрывном единстве и взаимодействии, пробуждали мысль, страсть к путешествиям, жажду открытий. Блуменбах стал главой целой школы естествоиспытателей и народоведов, каждый представитель которой в той или иной мере воплотил в своей деятельности научный стиль и мето- ды геттингенского профессора. Он требовал от своих воспитанников не только изучения природы, языка, культуры, нравов и обычаев исследуемой ими страны, но и умения смотреть на окружающее глазами ее населения, жить его заботами, понимать его каждодневные трудности. Представителями школы Блуменбаха были исследователи Африки Ф. Хорнеманн, У. Зетцен, Г. Рентген, М.-Г. Лихтен- штейн, И. Буркхардт, много путешествовавший по Северной и Южной Америке Максимилиан цу Вид-Нейвид, Ф. Линк, изучавший Перенейский полуостров, А. фон Гакстгаузен, известный своими трудами о России, и многие другие. Лангсдорфу суждено было занять среди них особое место.

Мать Лангсдорфа, уроженца небольшого городка Вёлльштейн в курфюршестве Майнц, Анна Катарина, в девичестве Кох, умерла в 1779 г., когда ее сыну едва исполнилось пять лет. Отец будущего путешественника Готлиб Эмилиус, управитель Вёлльштейна, вскоре вторично женился, и у Георга появился сводный брат Вильгельм. В результате мальчик заметно отдалился от новой семьи отца, тем более, что она в 1784 г. переехала в г. Лар, а он закончил среднюю школу в Бухвейлере, а гимназию - в Идштейне. После поступления в 1793 г. в университет у 19-летнего Лангсдорфа сло- жились исключительно добрые отношения с Блуменбахом. Знаменитый профессор стал для юноши не только учителем, но и наставником, советчиком, фактически заменив ему отца. Георг часто бывал в доме Блуменбаха и отнюдь не только по учебным делам. На всю жизнь ему запомнились обеды по приглашению учителя и доверительные беседы с ним.

Когда Лангсдорф по возвращении из Португалии, в которой провел, занимаясь медицинской практикой, часть 1797 - начало 1803 г., узнал в Геттингене об остановке кораблей Крузенштерна в Копегагене, он в тот же день отправился в столицу Дании, чтобы попытаться присоединиться к этой экспедиции. «Никогда еще ни одно кругосветное путешествие не вызывало у меня столь теплых чувств», - писал Блуменбах вскоре после отъезда своего ученика (4, с. 63).

В публикуемых отрывках, помимо описаний богатой камчатской природы и важности тор- говли Петропавловска с Японией и Китаем, есть важное замечание теоретического плана. Ланг- сдорф, как очевидец, констатировал схожесть видов флоры и фауны на разных концах евразийского материка, т. е. на двух полуостровах - Пиренейском (в частности, в Португалии) и на Камчатке. В этой связи, как он упоминает, не являются исключением и северные районы Германии.

Письмо, побудившее Лангсдорфа незамедлительно отправиться в Копенгаген, написал как раз Логин Юрьевич Крафт (1743-1814), с которым Лангсдорф заочно познакомился еще в свою бытность в Лиссабоне, где неудовлетворенный лишь врачебной практикой, серьезно занялся ихти- ологией, используя для покупки новых видов рыб богатейший местный рынок. Для консервации ихтиологических препаратов ученый разработал специальное мышьяковистое мыло, оказавшееся весьма эффективным. В марте 1802 г. он сообщил Крафту о своих ихтиологических наблюдениях, способах изготовления чучел рыб, а также послал несколько таких объектов. Спустя десять дней Лангсдорф вновь отправил Крафту «маленькое сообщение о рыбах и насекомых», и по получении положительного отзыва об этих материалах видного русского географа и естествоиспытателя ака- демика Н. Я. Озерецковского в январе 1803 г. было принято предложение Крафта об избрании «до- ктора медицины из Лиссабона» членом-корреспондентом Петербургской Академии наук (1, с. 13).

Младший сотрудник знаменитого Леонарда Эйлера, преподаватель младших сыновей Пав- ла I, профессор ряда российских высших военных и гражданских учебных заведений, физик, ма- тематик, астроном, Крафт был не чужд и демографических исследований, в частности, о народо- населении Петербурга во второй половине XVIII в. Он стал авторитетным союзником Лангсдорфа в Академии наук. Самые положительные отзывы ученого о природных условиях Камчатки и первые наметки необходимых там нововведений, которые мы находим в публикуемом отрывке, очевидно, сказались на отношении петербургских верхов к будущим преобразованиям на полуострове.

На Камчатку Лангсдорф не вернулся, а стал в июле 1808 г. адъюнктом по ботанике в Ака- демии наук, однако, еще не успев приступить там к своей деятельности, был послан (в условиях русско-французского союза и присоединения России к континентальной блокаде Англии) сопро- вождать в качестве врача готовившийся к отправке из Оренбурга торговый караван в Самарканд и Бухару. А когда в октябре, уже по его прибытии в расположение этого каравана, стало ясно, что Лондон сорвал намерение петербургского правительства прощупать сухопутные подходы к Индии, ученый испросил отпуск для поездки в германские земли.

Лангсдорф побывал в Геттингене у Блуменбаха, навестил отца, жившего в Брухзале и зани- мавшего там пост вице-канцлера верховного суда Великого герцогства Баденского, возобновил мно- гие старые академические связи. Научный авторитет путешественника в германских государствах был уже весьма значителен. Помимо геттингенских Физического и Научного обществ, куда он был избран соответственно в 1798 и 1803 гг., он являлся с 1808 г. членом-корреспондентом Баварской Академии наук в Мюнхене; с 1805 г. в Гейдельбергском университете в течение многих лет для него сохранялось место профессора естественной истории. Тогда-то в Метеорологическом обществе во Франкфурте-на Майне он и сделал доклад о камчатских мухоморах. В этой небольшой по объему, блестящей работе Лангсдорф проявил себя не столько как ученый-миколог, сколько как вниматель- нейший наблюдатель-этнограф, продемонстрировавший неразрывную связь человека (в данном случае ительменов и коряков) с окружавшей их природной средой. Лангсдорфу было тогда 35 лет и он был расцвете своих сил. Таким мы видим ученого на выполненном Ф. Лехманом в Дармштадтеи самом известном его гравированном портрете (5).

В Петербург Лангсдорф возвратился в июне 1809 г., в сентябре стал в Академии адъюн- ктом по зоологии и вскоре женился на Фридерике Шуберт, дочери известного астронома академика Ф. И. Шуберта. Ученый продолжал обрабатывать свои камчатские материалы, заседал в правитель- ственном Комитете для внутреннего устройства Камчатской, Охотской и Якутской областей, учре- жденном под председательством И. Б. Пестеля, готовил к печати капитальное описание своего кру- госветного путешествия, весомая часть которого должна была быть посвящена так полюбившемуся ему далекому дальневосточному полуострову.

1. Комиссаров Б. Н. Григорий Иванович Лангсдорф. 1774-1852. Л., 1975. 2. Лангсдорф Г. Г. Изъяснение политического положения Камчатки и предложение для улучшения расстроенного состояния этого полуострова // Комиссаров Б. Н., Шафрановская Т. К. Неизвестная рукопись академика Г. И. Лангсдорфа о Камчатке (К 200-летию со дня рождения ученого) // Страны и народы Востока. Вып. XVII. Страны и народы Тихого океана. Кн. 3. М., 1975. 3. Выписка из письма академику Крафту о Камчатке // Технологический журнал. 1805. Т. 2. Ч. 2. С. 55-159 4. Plischke H. Johann Friedrich Blumenbach’s Einfluz auf die Entdeckungsreisenden seiner Zeit. Gottingen, 1937. S. 58. 5. Ровинский Д. А. Подробный словарь русских гравированных портретов. Т. 1-2. СПб, 1889.

Г. И. Лангсдорф. Письма и материалы.

От переводчика:

В 2014 г. исполняется 240 лет со дня рождения ученого. Идет подготовка к празднованию юбилейной даты. Камчатка, безусловно, окажется в центре этого события, а именно в реализации Международного культурно-экологического проекта «Лангсдорф - XXI век», в котором также при- мет участие международная группа государств БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, ЮАР) и Германия. Так, «установка памятного знака на возвышенности, носящей имя Лангсдорфа, в Налы- чевском природном парке, по словам Бориса Николаевича Комиссарова - инициатора упомянутого проекта - явится признанием роли Лангсдорфа в мировой науке, а также в истории Камчатского края» (1).

Трудность перевода писем Г. И. Лангсдорфа заключается в том, что написаны они готиче- ским шрифтом, причем одной из его рукописных разновидностей, называемой фрактурой (острое письмо с ломаными очертаниями). Оно возникло в ХVII-ХVIII вв. и использовалось вплоть до ХХ в. Да и качество фотографий текстов оставляет желать лучшего.

Мне достались три письма Г. И. Лангсдорфа. Первым из них оказался фрагмент письма доктора Лангсдорфа академику Крафту из гавани святых Петра и Павла от 13 августа 1804 г., опу- бликованного в 1805 г. в Санкт-Петербурге и Лейпциге издательством Иоганна Фридриха Харткноха в историческом журнале Генриха Шторха «Россия при царе Александре Первом».

По рекомендации российского физика и астронома академика Логина Юрьевича, а точнее - Вольфганга Людвига Крафта, в 1803 г. Лангсдорф был избран членом-корреспондентом Петербург- ской Академии наук.

Оказавшись на Камчатке, Григорий Иванович все свое свободное время посвятил изуче- нию природы и населения полуострова. В Петербург же послал академику Л. Ю. Крафту письмо с краткими сведениями о своих наблюдениях. Сообщив о своих исследованиях свечения моря и барометрических наблюдениях в тропиках, ученый с восхищением говорил о природе Камчатки и предсказывал ей богатую будущность при условии сохранения ее природных ресурсов и внесения благоустройства в быт ее населения.

Далее приводится полный перевод письма под названием «Дополнение к рапортам с парусников кругосветного путешествия из Камчатки»:

№ 1

Письмо Г. И. Лангсдорфа Л. Ю. Крафту. 13 августа 1804 г. Петропавловск

«Большое расстояние, на котором я живу от типографии, послужило тому, что сообщение господина доктора Эспенберга о Нутаиве появилось во «Фремютигене» раньше, чем в этом журна- ле. Поскольку я послал это сообщение в качестве направленного самому себе письма в обществен- ные круги, то это обстоятельство показалось некоторым читателям настолько необычным, что они осведомились у меня по поводу этого заявления. Вот оно.

Во всяком случае, весь путевой журнал не только касается меня, но и написан для меня. Это подтверждают как еще ненапечатанные места в этом письме, оригинал которого находится в томах господина Харткноха, так и напечатанные высказывания господина Крузенштерна в его томах (чи- тай. XIV. с. 7). Наряду с этим господин доктор Эспенберг, не уведомив меня, отправил копию сооб- щения о Нутаиве господину Хакенрихтеру фон Кноррингу в Эстонию, который передал его своему другу господину Коцебу. Последний позволил себе немедленно поместить его во «Фремютиген», и таким образом, вполне естественно, что он мог выйти раньше в этой ежедневной газете, чем в моем лишь ежемесячно и с опозданием выходящем журнале. - Я охотно совсем избежал бы этого сооб- щения; но для того, чтобы известить об этом решении моего издателя, было слишком поздно из-за большого расстояния, на котором мы живем, и мне не оставалось ничего другого, как выступить с данным заявлением, чтобы отвести подозрение, как будто бы я послал чужую собственность под своим именем. (Ответственный редактор издания.)

Второй прибывший с Камчатки курьер вновь доставил депеши и письма с парусников кру- госветки, которые, однако, были ничуть не свежее, чем доставленные ранее сообщения».

Фрагмент из письма господина доктора Лангсдорфа господину городскому советнику, академику и кавалеру ордена фон Крафту. Гавань Святых Петра и Павла, 13 августа 1804 года:

«Если Вы узнаете, что наш корабль прибыл на Камчатку и новости о нас дошли до Санкт- Петербурга, значит, Вы заранее по праву можете рассчитывать на вести от меня; несмотря на то, что я стараюсь уверить Вас в моей преданности и благодарности, на этот раз я все же опасаюсь выгля- деть эгоистом, и я виноват перед Вами, так как, отчитываясь о своей работе, обращаюсь с просьбой направить самое интересное из этого в Императорскую Академию наук. Однако, прежде всего, по- звольте мне коснуться нескольких моментов нашего путешествия. Новости экспедиции будут Вам и без того достаточно известны.

Остров Святой Катарины мы покинули 4 февраля по новому стилю. Благодаря попутному ветру уже 25 февраля нашему взору представился мыс Джон; но затем, сменяя друг друга последо- вали град, дождь, туман и шторм.

28 февраля между 58 градусами 24 минутами южной широты и 63 градусами 55 минутами западной долготы барометр показывал 28 минут 5 секунд. С этого места необходимо было бы пред- положить, что дальше погода будет ухудшаться. Вообще в этих поясах она (величина) была еще ниже, и, кажется, как будто атмосфера здесь оказывает различное влияние.

Сражаясь с почти неизменно устойчивыми северо-восточными ветрами, мы, наконец, име- ли удовольствие в конце марта во второй раз побывать на пользующемся плохой репутацией мысе Горн. 7 марта мы достигли острова Нутаива между 8 градусами 57 минутами южной широты и 140 градусами 3 минутами долготы; но последнее необходимо уточнить еще и по измерительному прибору с циферблатом.

Этот остров обжит прекрасными людьми. Мужчины вполне приличного роста; рост боль- шинства составляет 6 футов и выше. Хорошо сложенная фигура равномерно татуирована, что мно- гим вполне идет.

Совершенно неожиданно на острове мы нашли двух принявших гражданство европейцев: англичанина и француза, которые внесли в наш журнал очень важные сообщения. Так, теперь мы, например, с наивысшей достоверностью знаем, что те люди, которых так превосходно и благонрав- но описывали Кук, Форстер и спустя некоторое время Марханд, являются опасными людоедами; они пожирают не только своих врагов; нет, во время голода, который здесь, как и на других южных островах, иногда случается (поскольку никто не заботится о пропитании на следующий день), жер- твами являются их собственные союзники, друзья и родственники, которыми они удовлетворяют свои естественные потребности.

Естественно-историческая коллекция пополнилась здесь, главным образом, большим коли- чеством превосходнейших новых видов крабов. В глубь острова можно было отважиться недалеко; наши европейские переводчики подсказали нам, что аборигены не так дружелюбны, какими кажут- ся. Я искал общения с опустившимися, почти одичавшими европейцами, чтобы использовать их в составлении словаря, который может послужить в качестве доклада к пояснению языкознания и народоведения и исследованию возможного коренного населения этого острова на основании родст- ва языков. Хотя очень может быть, что это так несовершенно, и все же я рад сообщить Вам об этом.

17 мая по новому стилю мы снялись с якоря и 8 июня увидели остров Овхиее. Продукты питания были здесь из ряда вон дорогие, т. к. жители в новые времена завалены всевозможными предметами обмена. На красивые ценности и вещи они смотрели равнодушно и отказывались от всего, за исключением тонкого сукна.

Отсюда под парусами мы плыли прямо на Камчатку. Наш почтенный капитан, обладаю- щий многими выдающимися талантами и знаниями, настолько, насколько это возможно, следил за движением во время всего путешествия по южному океану; но, к сожалению, нам не везло с от- крытием какого-нибудь, еще неизвестного, острова, и даже когда мы имели признаки находящейся неподалеку земли, как, например, по соседству с экватором, у нас снова не было времени, чтобы ее осмотреть, т. к. нашим намерением было уже в этом году плыть в Японию. 15 июля по новому сти- лю после почти шестимесячного путешествия по морю мы достигли горячо долгожданной гавани святых Петра и Павла.

Моим основным занятием со дня отъезда из Бразилии были исследования и наблюдения за влажностью морской воды. Я уже начал разрабатывать научный трактат с самыми интересными, производящими впечатление наблюдениями и изображениями этих предметов, чтобы передать их Вам; но вскоре я увидел, что из всего этого могла получиться только незаконченная работа. Итак, в надежде, что во время нашего дальнейшего путешествия мне удастся написать к этому некоторую статью, я оставляю за собой удовольствие сообщить Вам об этом нечто более удовлетворительное.

Другим моим занятием, которое мне поручил господин капитан Крузенштерн, и, поскольку господин доктор Горнер не мог закончить начатое со мной дело, то я все же не хотел оставлять од- нажды начатую, возможно, единственную в своем роде работу, с надеждой и намерением переслать Вам этот физический доклад законченным, и таким образом, хотя вначале это стоило мне немало усилий, однако в течение более десяти месяцев час за часом, день за днем я продолжил наблюде- ния от южной окружности поворота до нашего прибытия на Камчатку; наблюдения последних не- дель, уже по эту сторону окружности поворота, я преднамеренно продолжил, особенно в сравнении с предшествующими. Закономерное повышение и падение барометра между поворотными круга- ми, судя по наблюдениям, бесконечно. Многие другие результаты, которые можно получить из этих таблиц, я передаю физикам для более глубокого исследования.

Наше пребывание здесь заслуживает особого упоминания, т. к., вероятно, это большая ред- кость, когда общее представление о какой-либо стране так ошибочно, как представление о Камчатке. Я сам, как и тысячи других, представлял себе эту землю самой убогой и бедной, населенной медве- дями и волками, и большую часть года покрытые снегом пустыни. Но как приятно я был удивлен, когда взглянул на эту огромную землю, и как велико было мое изумление, когда я начал колесить по всей округе! (Не следует забывать, что автор увидел Камчатку после длительного морского путеше- ствия и в благоприятное время года. - Изд.)15 июля по новому стилю после почти шестимесячного путешествия по морю мы достигли горячо долгожданной гавани святых Петра и Павла.

Поистине, красивейшие и плодороднейшие долины можно было бы возделывать! Разноо- бразные цветы, обжитые различного рода насекомыми, почти каждый день радуют мой глаз. Огром- ное количество имеющихся в наличии натуральных продуктов велико, и их количество может быть увеличено до бесконечности посредством более высокой культивации. Картофель и горох растут здесь очень хорошо, но их не сеют в надлежащем количестве. Фруктовые деревья могли бы быть, по моему мнению, без труда культивированы, осины и ели, которых я здесь, правда, и не видел, едва могли бы препятствовать их росту. Погодные условия со времени нашего пребывания все вре- мя были хорошими и приятными; солнце чередовалось с дождем, полезным для посевов, и иногда с туманами. Термометр показывал 8-15 градусов тепла (по Ц. - Пер.) Да, я чаще смотрел на него на солнце, и температура достигала 20 и 22 градусов выше нуля ( по Ц. - Пер.) Кроме того, это, должно быть, огромная территория, которая является менее плодородной и изобильной частью полуострова.

Одна из главных проблем - увеличение населения. Только когда будет оказана поддержка населению, новые идеи и открытия по развитию этой земли дадут результат,

Вызывал удивление факт замужества молодых девушек 13-14 лет, которые физически еще не могут выполнять свои супружеские обязанности.

Вторая важная проблема лежит в недостатке необходимых квалифицированных рабочих. Так, принесли бы большую пользу гончары, кирпичники, мыловары; лица, которые бы понимали в солеварении, умели бы ловить китов, солить и коптить рыбу. Человек, знающий коммерцию, ум- ный и сердечный, с юношеским пылом, который не из корысти, а с желанием творить добро хотел бы отправиться сюда добровольно, нашел бы здесь вдоволь работы и прекрасную возможность за- служить благословение и любовь жителей этого полуострова и оставить незабываемым свое доброе имя в истории. Следовало бы принять во внимание и необходимость в оборудовании для мельниц, осушение заболоченных территорий и т. д. Близкая связь с Японией могла бы, совершенно опреде- ленно, рано или поздно превратить эту страну в одну из самых важных в этой части света, т. к. все продукты, необходимые для жизненных удобств, такие как одежда, глиняная посуда, железная и медная утварь, чай, сахар (к которым здесь уже привыкли), и которые до сих пор по большим ценам и с невероятными трудностями доставлялись сюда из Сибири, будут получать из-за более близкого расстояния из Японии или Китая, без чрезмерных затрат взамен неисчерпаемых запасов ценного меха и копченой, соленой и вяленой рыбы, которая здесь на побережье и на берегах рек зачастую остается неиспользованной и гниет.

Однако я обременяю Вас вещами, которые меня, собственно говоря, совсем не касаются. Поэтому не верьте, что я пренебрег истинным объектом моих наблюдений; именно это и есть то, что привело меня к подобным размышлениям. Просто из такого богатства разнообразных объектов природы я сделал вывод, что эта земля достойна более высокой культуры и более пристального внимания.

Дальнейшего плана нашего путешествия я точно не знаю; но я знаю, что посланник госпо- дин Резанов разработал превосходные планы.

P.S. Я уже было закончил письмо к Вам, когда мне пришло в голову сообщить в нем хо- рошую новость, касающуюся моей личной судьбы. Поэтому разрешите мне уведомить Вас только в нескольких словах, что господин Резанов предложил мне официальную службу; а именно то же годовое жалованье в размере 2 000 руб. помимо 800 рублей на «столование», что получает и госпо- дин придворный советник Тилезиус.

До прибытия сюда я сам, как Вам известно, от Копенгагена предпринял путешествие в каче- стве волонтера из любви к науке. Должно быть, мое поведение, моя деятельность или, по крайней мере, моя добрая воля способствовали этой перемене, тогда это было бы исполнением данного Вам обещания, всегда достойно соответствовать Вашей хорошей рекомендации. В то же время я считал своим долгом сообщить об этом господину президенту Академии наук, и т. д.

1. Auszug eines Schreibens des H. Dr. Langsdorff an den H. Akademikus… v. Krafft. S. Peter und Paulshafen. 13 Aug. 1804 // Storch H. Russland unter Alexander dem Ersten. Eine historische Zeitschrift... St.-Pbg. Leipzig, 1805. Bd. 6. S. 414, 415-418.

№ 2

Из письма Г. И. Лангсдорфа И. Блуменбаху. 23 августа 1804 г. Петропавловск

Дальнейшие сообщения о путешествии господина доктора Лангсдорфа И. Ф. Блуменбаху. Из гавани Петра и Павла на Камчатке 23 августа 1804 года.

Мы покинули остров Святой Катарины 4 февраля. При весьма благоприятном ветре уже 25 февраля мы увидели мыс Святого Джона (самый восточный пик Штатов) (Прим.: Итак, тем же самым путем в 1643 году прошел голландский адмирал Бенрид Броувэр в удивительной экспедиции из Бразилии в Чили; где он также проплыл вокруг Штатов через Магелланов пролив и еще через пролив Святой Марии, но восточнее. Совершенно ошибочно считали его тогда и еще долгое время после морским проливом, которому дали название пролива Броувэра, в чем как президент де Броцег (история навигаций в Южные Земли, т. I, с. 422 и т. II, с. 46), так и многие другие географы ошиба- лись. - На основании еще не напечатанного донесения об этом знаменитом путешествии, письмен- ный текст которого имеется у меня, я известил так называемый геттингинский журнал Лихтенберга 11 года издания, 6 сентября. - И. Г. В.).

(Журнал Воигта. Том X от 3 сентября 1805 года). Но хорошая погода продержалась всего лишь несколько дней; вместо этого поднялись сильные ветры, и почти все время нас сопровождали дождь, град, туман и шторм.

В низких зонах кажется, что барометр находится в других отношениях с атмосферой, чем у нас. Так, 28 февраля уровень прибора был прекрасным, хотя была штормовая погода, и при таких обстоятельствах (28 минут 5 секунд) предполагалось, что будет еще хуже.

29 февраля температура ночью была только 1 10/2 выше точки замерзания. Днем она измени- лась от 3 до 5 градусов. Таким образом, мы пересекли те пасмурные регионы до почти 60 градусов, и в постоянной борьбе с северо-западными штормами только в конце марта могли сказать, что мы обо- гнули мыс Рог, названный таким странным именем еще во время путешествия вокруг света Анзона.

24 марта шторм и туман разъединили нас с нашей спутницей «Невой», с которой мы снова встретились только на новых Маркизских островах.

В Чили мы не заходили, а вместо этого захотели посетить такой своеобразный и заслужи- вающий особого внимания, в высшей степени удивительный остров Пасху. Единственное, что противилось нашему замыслу, были плохая видимость и погода, и если бы наш план все еще вклю- чал в себя в этом году плавание в Японию, то мы могли бы удовлетворить свое любопытство без большой потери времени.

До этого было решено сразу же после новых Маркизских островов направиться в Японию и выбрать там самый большой остров Нутаива (Noonhervah на английских картах) (Прим: Самые большие из этих новых Маркизских островов названы - остров Мартина Хергестом и остров Бо Мараном - И. Г. В.) в качестве места подкрепления, где мы затем 7 мая в гавани Святой Анны Ма- рии и бросили якорь. (Прим: На острове М. М. (Маркес де Мендоза) старых Маркизских островов, которые открыл отважный испанский мореплаватель Альверо Вендана в 1595 году во время сво- его второго экспериментального путешествия на предположительно богатые золотом Соломоновы острова и назвал их именем Маркеса де Мендоза, и которые затем в 1774 году во время своего вто- рого кругосветного путешествия снова посетил Кук.

Те, новые (острова), не высаживаясь на берег, впервые в мае 1791 года увидел капитан Ин- грахэм фон Бостон.

Маран (Этьен) нашел их спустя месяц и назвал их островами Революции.

В марте 1792 года туда приплыл чилийский капитан Хергест, и незабвенный Ванкувер на- звал их островами Хергеста в честь своего замечательного попутчика. Таким же образом капитан Роберт фон Бостон, который побывал здесь в конце 1792 или в начале следующего года, назвал их островами Вашингтона.

Однако возможно найдется еще более ранний след этому на интересной карте островов на тех просторах Тихого океана, набросок которых был сделан для господина баронета Бэнкса, а тот передал его доктору Форстеру, который опубликовал его в отличных заметках о своем путешествии вокруг света. С. 444. - И. Г. В.)

С первого взгляда, этот остров малопривлекателен, т. к. он почти полностью усеян замше- лыми голыми камнями и черными вулканическими глыбами и только местами покрыт травяным ковром. Однако эти кажущиеся отвесными горы пересекаются очень плодородными долинами, в которых кормятся тысячи обитателей острова. Не говоря уже о кокосовых орехах, остров напол- нен хлебными плодами превосходного качества. И свиньи здесь есть в большом количестве, однако мы смогли достать для себя лишь несколько. Жители, особенно мужчины, в основном, красивы, в большинстве своем атлетического роста со свойственным мужчине умением вести себя и силой. Больше всего меня поразила их татуировка. Правильность и, я сказал бы, вкус в этих рисунках, которые, в общем, имеют бросающееся в глаза сходство с нашими так называемыми орнаментами a la Grecque, могли бы стоить немалых усилий хорошему художнику, чтобы точно изобразить их. Все их тело с головы до ног полностью покрыто этими орнаментами, посредством чего и без того красивое строение этих людей выделяло их больше, чем костюм или украшение. А одежда является всего лишь потребностью, которую они едва ли понимают: к тому же их ткани из тутового дерева и другой коры плохого изготовления.

Самым неожиданным для меня было то, что на этом острове, который, как мы сначала ду- мали, навряд ли посещали европейские корабли, жили два европейца, которые, как нам показалось, почти так же одичали, как и туземцы.

Один из них, англичанин, жил здесь уже 6 лет и у него были жена и дети. Другой, француз, обитал 7-8 лет то на одном, то на другом острове этой группы и имел двух молодых жен. Родной язык он почти совсем забыл, поэтому, чтобы мы могли друг друга лучше понимать, он должен был прибегать к помощи английского языка, насколько он его выучил, будучи на матросской службе на одном английском корабле. Оба эти человека поселились здесь и, между прочим, получили возмож- ность за короткое время узнать об этих островах и их жителях больше, чем это посчастливилось кому-либо из мореплавателей (за исключением английских миссионеров). (Прим: Из которых (мис- сионеров) Брат Грок сначала немалое время провел на о. Святая Катарина и передавал чрезвычайно интересные сообщения обо всей группе старых Маркизских островов и их жителях. (Смотри Гет- тингенские ученые донесения 1799, с. 200 и 201). Каким образом он оттуда попал на остров Нутаива и его замечательные сообщения с этого острова, смотри в Продолжении истории новейшего еванге- листского заведения в Англии (часть III, с. 20. - И. Г. В.).

К сожалению, мы признали, что наши предшественники, а именно еще господин Маран, очень сильно заблуждались относительно характера островитян, когда они описывали их нам бла- гонравными гуманными людьми, в то время как здесь очень скоро мы убедились в обратном, они были самыми опасными людоедами, каких только можно себе представить. Они пожирают не толь- ко своих врагов, нет, временами, когда наступает голод, который здесь время от времени случается, как и на других полинезийских островах (не исключая их «королеву» о. Отахейте), т. к. эти беззабот- ные люди не думают о будущем; таким образом, во время голода, как это отвратительно ни звучит, они пожирают своих собственных детей и жен.

Украшения из локонов (Прим.: Академический музей в Геттигене в своей большой коллек- ции экспонатов мирового значения полинезийских островов обладает чрезвычайно симпатичным плетеным браслетом из локонов островитян Маркизских островов, который был доставлен из вто- рого путешествия Кука с острова Святой Кристины. - И. Г. В.) которые путешественники привозили на память своим друзьям и родственникам, - это трофеи убитых врагов. Точно так же они привозят целые черепа, подвешенные вокруг бедер как знак победы (Прим.: Обитатели острова Отахейте ограничиваются тем, что обдирают своих убитых врагов и вывешивают их в качестве трофеев. Го- сподин баронет Бэнкс писал мне, что однажды на о. Отахейте в середине путешествия он видел украшенный вход в дом, на котором нанизано большое количество этих знаков победы. - И. Г. В.) - обычай, кстати говоря, дал мне возможность приобрести для Вашей коллекции несколько красивых черепов. Из других экспонатов этот остров дал мне главным образом немало материалов растений и новых видов крабов. Также я собрал довольно полный указатель слов местного языка.

17 мая мы снялись с якоря, хотя при выходе рисковали разбиться из-за неожиданно подняв- шегося порыва ветра; но нам еще посчастливилось спастись благодаря проницательности и деятель- ности нашего бывалого капитана и других офицеров и обойтись лишь потерей якоря.

8 июня мы добрались до Южного моря (экваториальная и южная часть Тихого океана) и обнаружили, что жители в избытке снабжены скобяными и другими обменными товарами, что они, в отличие от нас, высоко ценили свои продукты питания, с неохотой рассматривали красивейшие ценности и топоры, которые мы им предлагали, и повелись лишь на тонкое английское сукно.

Первый план был - плыть в Японию прямо отсюда; но вскоре, уже в начале нашего путеше- ствия возникли обстоятельства, которые побудили капитана Крузенштерна и посланника Резанова сначала, уже в этом году, плыть на Камчатку, выгрузить тамошним жителям некоторые товары и после этого сразу идти в Японию.

Основным моим занятием в период этого времени было продолжение начатых еще на о. Те- нериф наблюдений за свечениями моря. Мои многочисленные наблюдения за ним дают мне, я хо- тел бы сказать, неоспоримый результат, что этот феномен вызван обитающими в нем бескровными животными различного рода; при этом - что мне кажется особенно странным - найденные мною в Южном море и теперь здесь в русском северном архипелаге виды маленьких раков, раков-богомо- лов, косяки, группы и т. д. точно такие же, каких я ловил и находил светящимися в Атлантическом океане.

Другим моим занятием было особое распоряжение, данное мне нашим отличным, облада- ющим исключительными знаниями капитаном Крузенштерном. Он уже давно изъявлял желание, чтобы наш астроном господин доктор Горнер и мы, натуралисты, смогли днем и ночью по очере- ди понаблюдать за состоянием барометра вблизи экватора, чтобы тем самым точнее определить влияние луны на атмосферу, главным образом отлив и прилив. Доктор Горнер и я начали глубокие наблюдения, уверенные в их важности, уже при южном повороте окружности. Но доктор Горнер не мог продолжать участвовать в этом из-за очень сильной, непрекращающейся ревматической зубной боли, так что по большей части работу, которая, хотя и не является трудом большого умственного напряжения, но все же требует самой стойкой выдержки, заканчивал я один. То есть я отказал себе в длительном сне и два месяца ежечасно день и ночь наблюдал за барометром, термометром и гиг- рометром (и т. д.) от южных тропиков вплоть до нашего прибытия на Камчатку.

Систематический подъем и падение барометра, который работает в соответствии с луной, а это, как следует из наблюдений, совершенно бесспорно, и в руках более глубоко исследующего физика эти наблюдения могут подвести к еще более важным результатам в объяснении физических свойств мировой системы.

Наше предвзятое представление о климате Камчатки было не самым лучшим. К большой радости относительно климата мы выгодно заблуждались. Здешняя местность, которая по утвер- ждению жителей и краеведов, принадлежит к самым плохим на полуострове, все же пригодна для возделывания культур. Природа предусмотрела для нее массу наиполезнейших продуктов, и отсут- ствуют только «руки», чтобы здешнее пребывание сделать не только удобным, но и приятным. Рыбу здесь трудно найти в большом количестве. Но придет время, когда лосось поднимется в реки, и тогда можно будет препятствовать его продвижению и просто нужно запастись мешком, чтобы наловить его столько, сколько нужно. Сотни тысяч рыб остаются лежать мертвыми на берегу и служат про- питанием медведям и собакам. В здешнем море есть очень много китов, но по соседству с жильем используют, в основном, выброшенных на берег и только по необходимости. Во время нашего пре- бывания маленький кит был выброшен на берег и находился далеко, в 2-3 часах отсюда, в Авачинской бухте, где его случайно обнаружили наши морские офицеры, которые хотели зарисовать бух- ту. Медведи расположились вокруг него, и только на следующий день жители принесли несколько центнеров уже большей частью поделенных остатков.

Огромное количество и многообразие здешних растений и насекомых свидетельствуют о высокой плодородности почвы и до этого наблюдаемые метеорологические условия гарантируют нам, что виды корешковых и других растений произрастают здесь так же хорошо, как в северной части Германии. Со времени нашего пребывания показания термометра были от 8 до 15 градусов, в теплые дни на солнце - от 20 до 22 градусов выше нуля.

Если представить себе к тому же относительное богатство ценных мехов, то можно, пожа- луй, понять, как важна для этой страны более близкая торговля с Японией или Китаем. Все про- дукты для жизненных удобств: одежда, ткани, глиняная посуда, чай, сахар, рис, капканы и т. д., все, что привозится сюда из Сибири по большим ценам, можно намного легче и дешевле получить от японцев взамен сушеной, соленой и копченой рыбы и меха.

1. Fernere Reisenachrichten von Herrn D. Langsdorff an J. F. Blumenbach. Aus dem Petropawlowschen Hafen auf Kamtschatka. Den 23 Aug. 1804 // Magazin fur den neuesten Zustand der Naturkunde. Weimar, 1805. Bd 10. № 3. S. 203-205.

№ 3

Из письма Г. И. Лангсдорфа И. Блуменбаху. 7 июня 1805 г. Гавань Петра и Павла на Камчатке.

Во-первых, сразу же отвечаю на вопрос в Вашем сердечном письме. Я был неожиданно удивлен и не ошибся в этом, встретив здесь образцы природы, которые в нашем отечестве обще- известны. Меня обрадовал Ваш научный интерес к выяснению, какие образцы и представители природы схожи друг с другом или имеют много общего, или даже совсем одинаковы, и которые можно встретить в странах света, так удаленных друг от друга, как, например, Португалия от северо- восточной оконечности Азии.

Таким образом, сейчас у Вас для опыта имеется большое количество некоторых европей- ских бабочек, которых я также нашел здесь, на Камчатке, в прошлом году (Bom. Plantaginis, b. caja, Pap. Machon, P. napi, P. euphrosyne, P. Apollo.) Я вкладываю точное изображение бабочки P. Apollo, чтобы Вы смогли сравнить ее с нашей европейской, хотя на первый взгляд их не различить. Точно также я собрал на Камчатке много других европейских насекомых. Земляных, речных, морских рач- ков и прочих червей я всех передал усердному господину гофрату Тилезиусу.

1. Fernere Reisenachrichten von Herrn D. Langsdorff. Aus einem Briefe vom 7. Juni 1805. Peter Paulshafen an Herrn Hofrat Blumenbach // Magazin fur den neuesten Zustand der Naturkunde. Weimar, 1806. Bd 11. № 4. S. 297-298.

От переводчика

По возвращении на Камчатку Г. И. Лангсдорф в качестве врача и натуралиста сопровождал Н. П. Резанова в путешествии по владениям Российско-Американской компании на Алеутские острова и северо-западное побережье Северной Америки. В 1805 г. экспедиция посетила ряд остро- вов на побережье Аляски, в 1806 г. ее участники побывали в Калифорнии, на островах Кадьяк и Уналашка и вернулись на Камчатку. Зимовку на Камчатке ученый использовал для всестороннего изучения полуострова; научившись управлять собачьей упряжкой, он совершил большое путешест- вие на собаках.

Немцы, в частности первооткрыватели, всегда вызывали у меня чувство глубокого уважения и даже восхищения. Их менталитет, значительно отличающийся от менталитета путешественников других стран, в т. ч. и России, пронизан честолюбием и стремлением быть «замеченным» и в то же время - огромной ответственностью за то, что они делают, кропотливым, порой вызывающим недо- умение, трудом во имя достижения своей цели, каковой бы она ни была.

Немцы очень неравнодушны к своим титулам, статусам, званиям, степеням и т. д. Причем, если имеют две степени, то называют себя дважды и даже трижды доктором, чтобы все знали.

Например, на титульном листе «Журнала новейшего состояния естествознания», издаваемо- го Иоганном Генрихом Воигтом, указаны все «регалии» господина Воигта, а именно дважды доктор «каких-то», к сожалению, не удалось расшифровать указанные буквы, наук в Веймаре. Далее - со- ветник, профессор математики и физики в Йене, член королевского общества наук в Гёттингене, ботанических наук в Гатлеме, природоисследовательских наук в Брокхаузене, минералогических наук в Йене и физико-математических наук в Ерфурте, содиректор общества исследования природы, а также практического физико-математического института в Йене (3, 4).

Двухтомный труд Г. И. Лангсдорфа «Наблюдения во время путешествия вокруг света в 1803-1807 годах», принесший ученому не только мировую известность и всеобщее признание, но и звание академика Петербургской Академии наук, вышел в свет в 1812 г. на немецком языке во Франкфурте-на-Майне.

Первый том автор посвятил «Его императорскому величеству Александру Первому» (5, т. 1), а второй - «руководителю русской кругосветки, предусмотрительному и умному мореплавателю; опытному, научному и исследовательскому натуралисту; человечному, добросовестному и проявля- ющему отеческую заботу главнокомандующему; сочувствующему, снисходительному и искреннему другу своих спутников; благородному, порядочному, достойному человеку; всеми почитаемому го- сподину Крузенштерну, в знак моей благодарности и уважения» (5, т. 2).

Огромный материал, собранный путешественником в различных частях света, привлек к себе многочисленных читателей. 80 страниц из 638 посвящены исследованиям Камчатки, продол- жавшимся почти десять месяцев. Четыре полные главы дают подробнейшее и достоверное описа- ние Камчатки начала ХIХ в. В качестве примера можно привести главу 14, в которой на 20 страни- цах изложены вопросы собаководства. Как известно, Лангсдорф изъездил на собачьих упряжках 1 500 км камчатской земли.

Так, глава 14 называется «Камчадальские собаки, рассматриваемые как упряжные живот- ные. Вид собак; их образ жизни. Кастрация. Подрезание хвоста. Выращивание. Клички. Питание. Откармливание. Привалы. Количество в упряжке. Скорость. Нарты. Остов. Лыжа. Конек. Послуки. Езда на нартах» (5, с. 255).

Одно только название главы характеризует человека, написавшего данный труд.

Большой интерес представляют два рисунка с пояснительными текстами, имеющие прямое отношение к Камчатке.

Рисунок № 13:

«Панорама гавани святых Петра и Павла на Камчатке.

(С. Крашенинников, № 1. Стеллер, с. 16. Атлас Лаперуза, № 56. Сарычев, табл. 1, с. 165. Атлас И. Крузенштерна, табл. 28 и многие другие).

Все эти страницы представляют нам вид, который обозревается от жилищ гавани святых Петра и Павла на бухту Авача и устье бухты. Господин майор фон Тридериси, чьей доброте я обязан за данный рисунок, в качестве позиции избрал заметную на всех указанных страницах и составля- ющую здесь передний план узкую косу, откуда он очень достоверно представил вид подлинного местожительства. На заднем плане видна остроконечная вершина, известная под названием Авачин- ская Сопка. Среди больших строений на фоне других выделяются крончатый магазин, дом комен- данта и здание русско-американской компании» (5, с. 215).

Рисунок № 14:

«Изображение и описание камчадальских нарт и собачьей упряжки, со всеми принадлежно- стями» (5, с. 248).

С той же немецкой педантичностью составлена и таблица на страницах 282 и 283, которая воспроизводит весь маршрут поездки Лангсдорфа по Камчатке на собачьих упряжках. В ней пред- ставлены названия населенных пунктов: от гавани Святого Петра и Святого Павла до Авачи, от Ава- чи до Коряк и т. д.; расстояние между ними в верстах (1 верста - 1,0668 км); так, от гавани Святого Петра и Святого Павла до Авачи - 12 верст, от Авачи до Коряк - 45 верст и т. д.; население в душах (в гавани - 200 человек, в Аваче - 32, в Коряках - 27 и т. д.) (5, с. 282, 283).

И если основная цель проекта «Лангсдорф - XXI век» состоит в повторении маршрутов Лангсдорфа и сопоставлении обширного научного наследия с современными данными, то эта таб- лица - готовый план путешествия по Камчатке.

В книге путешественника, помимо точных данных по географии, растительному и живот- ному миру, населению, его быту, языку и т. д., очень много других интересных фактов, характе- ризующих автора. Это и сентиментальное стихотворение, посвященное двум утонувшим морским офицерам; это и ноты музыки к камчадальскому национальному танцу бакия с описанием самого танца; это очень доброжелательная и в то же время подробнейшая характеристика коряков, их обра- за жизни. Складывается впечатление, что ни одна мелочь не осталась незамеченной, вплоть до сто- ловых приборов. Этим как раз подтверждается одна из характерных черт ученого «Все заметить и ничего не пропустить».

По записям, сделанным исследователем, можно судить, сколь широк был круг вопросов, которыми он занимался во время путешествия. Зоологические, минералогические, ботанические наблюдения соседствуют с материалами по лингвистике и страноведению.

Книга Г. И. Лангсдорфа переводилась на разные языки и выдержала ряд изданий. На рус- ский язык она, к сожалению, не переведена.

1. Комиссаров Б. Н. Международный культурно-экологический проект «Лангсдорф - XXI век» и Камчатский край: док. [Электронный ресурс]. Режим доступа: gamuli.narod.ru/meetings.html /сайт Межрегиональной общественной организации «Камчатское землячество «Гамулы»/.
2. [Langsdorff G.] Auszug eines Schreibens des H. Dr. Langsdorff an den H. Akademikus… v. Krafft. S. Peter und Paulshafen. 13 Aug. 1804 // Storch H. Russland unter Alexander dem Ersten. Eine historische Zeitschrift… St.- Pbg. ; Leipzig, 1805. Bd. 6. P. 411-418.
3. [Langsdorff G.] Fernere Reisenachrichten von Herrn D. Langsdorff an J.F. Blumenbach. Aus dem Petropawlowschen Hafen auf Kamtschatka. Den 23 Aug. 1804 // Magazin fur den neuesten Zustand der Naturkunde. Weimar, 1805. Bd 10. № 3. P. 193-206.
4. [Langsdorff G.] Fernere Reisenachrichten von Herrn D. Langsdorff. Aus einem Briefe vom 7. Juni 1805. Peter Paulshafen an Herrn Hofrat Blumenbach // Magazin fur den neuesten Zustand der Naturkunde. Weimar, 1806. Bd 11. № 4. P. 297-309.
5. Langsdorff G. H. Bemerkungen auf einer Reise um die Welt in den Jahren 1803 bis 1807. Bd. 1-2. Frankfurt-am-Main : F. Wilmanns, 1812. 303 p.; 335 p. Mit Kupfern und einem Musikblatt.
6. Langsdorff G. H. Einige Bemerkungen, die Eigenschaften des Kamtschadalischen Fliegenschwammes betreffend: Amanita muscaria z Camtschatica // Annalen der Wetterauischen Gesellschaft fur die gesamte Naturkunde. Hanau ; Frankfurt-am-Main, 1809. Bd. I. P. 249-256.
7. Стеллер Г. В. Описание земли Камчатки. Петропавловск-Камчатский : Камчатский печатный двор, 1999. 288 с.

Лангсдорф Г. И. Письма и материалы. Камчатка в немецкоязычных публикациях Г. И. Лангсдорфа 1805-1809 гг. (Комментарий б. Н. Комиссарова, перевод писем Л. В. Садовниковой) // "Всеобщее богатство человеческих познаний" : материалы XXX Крашенник. чтений / М-во культуры Камч. края, Камч. краевая науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. - Петропавловск-Камчатский, 2013. - С. 182-193.

Ю. А. Стоянов
Камчатка глазами Г. А. Сарычева и Г. И. Лангсдорфа

Сопоставляя тексты Г. А. Сарычева и Г. И. Лангсдорфа о Камчатке, мы, не останавливаясь на деталях путешествий этих двух ученых, сосредоточимся на их мыслях, касавшихся благоустрой- ства полуострова.

Г. А. Сарычев (1763–1831) окончил Морской кадетский корпус в 1781 г., когда стал мичма- ном, но уже со времени своего производства в гардемарины, тремя годами ранее, он много плавал по Балтийскому, Белому и другим морям северной Европы. В 1785 г. И. И. Биллингс организовал экспедицию, целью которой было исследование Сибири. Тогда же Сарычев вошел в ее состав как командир судна «Ясашна» и в 1802 г. описал это, продолжавшееся до 1793 г., путешествие (1).

Проделав весьма сложный путь по сибирским землям, Биллингс со своей командой к октя- брю 1789 г. достиг Авачинской губы. Сарычев весьма скрупулезно описал почти все географические объекты, находившиеся близ Петропавловской гавани, и особо подчеркивал удобное расположение огромной упомянутой губы. Петропавловск предстал пред ним таким: «Строения в двух местах; обывательских деревянных домов 12 и между ними несколько балаганов; деревянный дом и в преж- нюю экспедицию построенные командором В. Берингом магазейны, которые довольно еще крепки. Жители здешние: 11 камчадалов, армейский прапорщик и 23 человека казаков. Положение места около гавани гористое, однако, можно на северной и восточной ее стороне построить еще до 300 до- мов» (1, с. 165).

Далее следуют описание р. Паратунки и подробности того, как участники экспедиции благоустраивали сам Петропавловск. В декабре 1789 г. участники экспедиции совершили поездку в Большерецкий острог, где царило запустение не меньшее, чем в Петропавловске. Из всего виден- ного Сарычев счел важным отметить только деревянную церковь, которую построил еще Беринг. Из Большерецка часть экспедиции отправилась назад в Петропавловск, а часть продолжила путь по маршруту: Начикинский острог – Апачинский острожек – Нижнекамчатский острог, в котором «имел место пребывания главный начальник над Камчаткою» (1, с. 176), далее опять к Большерецку и окончательно завершила свой путь в Петропавловске.

Во время этого путешествия Сарычев весьма подробно и информативно описал такие явле- ния камчатского быта и культурной жизни, как местные пляски, искусство управления собачьими упряжками, рыбную ловлю, познания камчадалов в свойствах трав и кореньев полуострова. Помимо всего прочего, Сарычев упоминал в разных местах своих записок о крайне бедственном положе- нии местного населения. В некоторых посещенных им местах он не нашел практически никаких признаков цивилизации. Это касалось вопросов медицинского обеспечения, хозяйственного быта и ряда других сторон жизни. И все же, сравнивая Камчатку своего времени с той, которую описал С. П. Крашенинников, Сарычев должен был отметить известный прогресс. Почти все местное на- селение было крещено, и дохристианские обряды оказались почти забытыми. Юрт и землянок пра- ктически не было видно, зато даже в самых малых острожках он находил русские избы. В некоторых местах камчадалы переняли образ жизни казаков.

Наряду с описанием климата, вулканов и других метеорологических и географических особенностей Камчатки, Сарычев весьма подробно сообщал о своем видении перспектив местной торговли: «По пространству Авачинской губы с побочными ее заливами, может в ней стоять на якорях спокойно многочисленный флот. Жаль, что эта превосходная, от натуры устроенная гавань, находится в таких отдаленных морях, где нет российского флота, и чрез то остается без пользы. Но может статься, со временем будет она важнейшею и нужной пристанью, когда купечество наше обратит внимание на выгоды торговли с Китаем, Японией и прочими Ост-Индийскими селениями, и распространит мореплавание по здешним морям. Тогда Авачинская губа будет главным сборищем судов, отправляемых как за промыслами на острова и в Америку, так и для торгу в Ост-Индию: ибо в здешних морях, по всем берегам, принадлежащим России, нет удобнее и безопаснее места для пристани судов; почему и магазейны для складки товаров должны построены быть здесь» (1, с. 185). Доставка товаров из Авачинской губы выгодна для Российской империи, отмечал Сарычев, поскольку именно через нее водным путем лежит кратчайшая дорога до Большой земли. Кроме того, Сарычев выражал надежду, что когда-нибудь жители Камчатки озадачатся хлебопашеством, поскольку климат полуострова умеренный и для земледелия пригодный. В Ключевской деревне он заметил начатки земледелия, но понимал, что польза от него тогда не могла быть ощутимой и до того, чтобы его плоды стали предметом торговли, было еще далеко.

Экспедиция Биллингса избирала Петропавловск местом для своей зимовки, а затем пред- приняла оттуда несколько радиальных плаваний. Из Авачинской губы она отправилась на исследо- вание о. Уналашка, где Сарычев весьма подробно описал жизнь и быт алеутов, далее – на о. Кадьяк и ряд других близлежащих островов вплоть до американского побережья. По возвращении в Петро- павловск экспедиция снова отправилась на Уналашку и далее до Охотска.

Таким образом, Сарычев, не отождествляя Петропавловск со столицей Камчатки, отчетливо указывал на то, что это самая удобная бухта, как для торговли с внешним миром, так и кратчайшего морского пути в Европейскую Россию. В период пребывания Сарычева на полуострове его админи- стративный центр оставался в Нижнекамчатске.

Г. И. Лангсдорфу (1774–1852) посчастливилось сдвинуть вопрос о переносе столицы полу- острова в Петропавловск с мертвой точки. Он побывал на Камчатке трижды: с 3 июля по 25 августа 1804 г., до путешествия в Японию с посольством Н. П. Резанова, по возвращении из Нагасаки, с 5 по 14 июня 1805 г., а затем, после плавания в Русскую Америку и Калифорнию, зимовал на полуостро- ве с 13 сентября 1806 по 14 мая 1807 г. Ученого сразу поразил контраст между убогим камчатским бытом и возможностями местной природы. В письме к академику Л. Ю. Крафту, написанном вскоре после даже беглого знакомства с полуостровом, а затем изданного в переводе с немецкого, Ланг- сдорф писал: «С отменным удовольствием устремил я в сие время первые мои взоры на сельские страны Камчатки. Удовольствие более и более увеличивалось при обозрении здешней окрестности. Здесь могли бы быть произведены самые прекраснейшие и плодоноснейшие долины. Естественных произведений здесь много, но несравненно более могло быть добыто через обрабатываемые земли. Первая потребность для сей страны состоит в том, чтобы более заселить оную и иметь добрых землепашцев, ремесленников и промышленников. Здесь вовсе не достает тех познаний, кото- рые в просвещенном государстве служат к удовлетворению первых необходимостей; как, например: весьма бы нужно завести здесь гончарную работу, кирпичные заводы, варение мыла и соли и иметь искусных людей в ловлении китов, в солении и сушении рыб и пр.; также весьма полезно бы устро- ить мельницы, обсушить болотистые места и проч. По изобилию различных физических предметов, здесь найденных, делаю уже я вообще заключение, что земля сия способна к большему усовершен- ствованию и заслуживает особенное внимание» (2, с. 157–159).

В опубликованном позднее описании своего путешествия Лангсдорф, подобно Сарычеву, отметил выгодное географическое положение Петропавловска: «Город расположен на реке в не- большой долине, в северной части бухты Авача… которая дает приют и защищает от всех ветров. На северной оконечности города находится большое пресноводное озеро. Дома небольшие, все по- строены из дерева. Как и во всех других частях русской империи, они сложены из стволов деревьев, находящихся один над другим. Гарнизон состоит из ста пятидесяти солдат, артиллеристов и казаков. Здесь живут, кроме того, комиссар американской торговой компании, и священник. Гавань, по сви- детельству моряков, является одной из лучших в этом крае, и весьма вероятно, что за счет увели- чения промышленности, и более активного общения с Китаем, Японией, Америкой, Алеутскими островами бухта Св. Петра и Павла, может со временем стать центром очень выгодной торговли и разрастись в процветающий и густонаселенный город» (3, р. 196). Как видим, описание Лангсдорфа очень схоже с впечатлениями Сарычева.

В то же время Лангсдорф неоднократно подчеркивал убогое состояние экономики края и тяжелое положение его населения. Являясь доктором медицины Геттингентского университета, он обратил внимание на удручающее состояние здоровья местных жителей, которые часто страдали от цинги и других болезней, для лечения которых возможностей на полуострове не было. Единствен- ное, что оставалось камчадалам и казакам, это использовать средства народной медицины, которые ученый внимательно описал.

Лангсдорф обратил внимание и на угнетение, которому подвергаются камчадалы со сто- роны казачества, ибо законы Российской империи на Камчатке практически не действовали. Если среди местных жителей процветало пьянство, то среди казаков – вседозволенность и лихоимство.

Осенью 1806 г. Лангсдорф объехал расположенные недалеко от Петропавловска населенные пункты – Паратунку, Авачу, Начики, Малки, а в январе–марте 1807 г. совершил большое (протя- женностью около 1 500 км) путешествие на собачьих упряжках по обитаемым местам Камчатки, посетив селения Ганалы, Пущино, Верхнекамчатск, Мильково, Толбачик, Козыревск, Ключи, Ниж- некамчатск, Камаки, Харчино, Еловка, Седанка, Тигиль, Хайрюзово, Белоголовое, Морошечное, Воровское (ныне Соболево), Большерецк. Этот маршрут представлял собой огромное кольцо. Он проходил сначала по тихоокеанскому побережью полуострова, затем пересекал Срединный хре- бет Камчатки и пролегал вдоль охотского побережья вплоть до исходного пункта – Петропавловска.

Во время путешествия Лангсдорф собрал огромный материал, касающийся природных ус- ловий, населения и экономики полуострова. Многое его удручило, особенно относительно населен- ные – Нижнекамчатск, Тигиль, Большерецк. Он понял, что первый из перечисленных пунктов его маршрута, являвшийся тогда административным центром Камчатки, не может им более оставаться. Местоположение Нижнекамчатска было крайне неудобно для связи с Европейской Россией и невы- годно для торговли с внешним миром, и это в то время, когда о Петропавловске говорили не более чем как об «удобной бухте». Собранный материал явился для Лангсдорфа, в отличие от Сарычева, не столько констатацией горьких фактов, сколько побудительным мотивом действовать.

Если представить себе сложность задачи, которую стремился решить Лангсдорф, то нельзя не признать, что в то время она могла показаться практически невыполнимой. Примите во внима- ние буквально космическое расстояние между Петропавловском и Петербургом, преодоленное вод- ным путем только в результате недавно осуществленного первого русского кругосветного плавания, крайне медлительную машину царского административного производства, занимавшие всеобщее внимание наполеоновские войны… Да и кем был тогда в России Лангсдорф, с огромным трудом упросивший принять его на крузенштерновскую «Надежду» в Копенгагене и впервые вступивший на российскую землю… только на Камчатке?! Эти объективные трудности можно приводить до бес- конечности. Однако в данном случае помогло невероятно удачное стечение обстоятельств, многие из которых носили сугубо частный характер. Наиболее примечательны из них, пожалуй, два.

Мать Лангсдорфа, Анна Катарина, в девичестве Кох, умерла в 1779 г., когда ему было пять лет. Между тем, ее брат (по всей вероятности, старший) доктор Кох (к сожалению, мы не знаем его имени), находясь на службе в одном из германских государств, продолжал заботиться о племян- нике. Случилось так, что министр коммерции России (с 1802 г.) и параллельно (с августа 1807 г.) управлявший российским МИД Н. П. Румянцев в 1781–1792 гг. служил посланником при Майнц- ком, Кельнском и Трирском курфюршествах с местопребыванием во Франкфурте-на-Майне и в этот период познакомился с упомянутым доктором Кохом, а впоследствии, при его посредничестве, за- очно, и с Лангсдорфом. Переписку с Румянцевым ученый начал как раз на Камчатке. А уже по пути в Петербург, находясь в Иркутске, Лангсдорф 25 октября 1807 г. отправил Румянцеву свою записку о возможных реформах на полуострове, прося представить ее Александру I (4).

Другое важное для Камчатки событие состоялось, когда Лангсдорф 11 декабря 1807 г. при- был в Тобольск, резиденцию генерал-губернатора иркутского, тобольского и томского И. Б. Пестеля. Прослужив ранее 17 лет по почтовому ведомству, Пестель совершенно не знал Сибири, не говоря уже о Камчатке. Слушая рассказы Лангсдорфа о ситуации на полуострове, он задержал его у себя до 22 февраля 1808 г.

Таким образом, добравшись 16 марта 1808 г. до российской столицы, Лангсдорф был за- служенно признан там большим знатоком Камчатки. Он остановился в Петербурге на квартире ас- тронома с «Надежды» И. К. Горнера, который писал И. Ф. Крузенштерну в Ревель: «В одном из следующих писем… он (Лангсдорф. – Ю. С.) сообщит вам о большом плане, который разработал для улучшения положения на Камчатке и который хорошо рекомендует генерал-губернатор Сибири Пестель, так что маленький Лангсдорф еще станет знаменитым губернатором» (5, с. 25). Определе- ние «маленький», использованное Горнером, касалось тогда социального статуса Лангсдорфа в Рос- сии, но отнюдь не означало, что ученый был коротышкой. Его рост составлял около 183 см. (Авт.)

Однако Лангсдорф был назначен не губернатором Камчатки, а, по рекомендации Румянцева, адъюнктом по ботанике в Петербургской Академии наук, где занялся главным образом обработкой своих камчатских материалов. Между тем, его иркутской записке дали ход, и был создан «Комитет для внутреннего устройства Камчатской, Охотской и Якутской областей» под председательством Пестеля, в составе Крузенштерна, Сарычева, тогда уже вице-адмирала, Лангсдорфа и лейтенанта Л. А. Гагемейстера. А 9 апреля 1812 г., всего за два с небольшим месяца до вторжения наполеонов- ской армии в Россию, Александр I утвердил положение «О преобразовании в Камчатке воинской и гражданской части, а также об улучшении состояния тамошних жителей и вообще тамошнего края» (6, с. 282–292). В нем были учтены многие рекомендации Лангсдорфа, в том числе столичный статус Петропавловска.

1. Путешествие флота капитана Сарычева по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану в продолжении осьми лет при географической и астрономической морской экспедиции, бывшей под начальством флота капитана Биллингса, с 1785 по 1793 год. Ч. I и II. СПб., 1802.
2. Выписка из письма Г. Лангсдорфа к академику Крафту о Камчатке // Технологический журнал. Т. II. Ч. II. С. 157–159.
3. Langsdorff G. H. Voyages and Travels in various parts of the world, during the years 1803, 1804, 1805, 1806 and 1807. London, 1813–1814.
4. Комиссаров Б. Н., Шафрановская Т. К. Неизвестная рукопись академика Г. И. Лангсдорфа о Камчат- ке. К 200-летию со дня рождения ученого // Страны и народы Востока. Вып. XVII : Страны и народы бассейна Тихого океана. Кн. 3. М., 1975. С. 97–118.
5. Комиссаров Б. Н. Роль Г. И. Лангсдорфа в становлении Петропавловска как столицы Камчатки. Петропавловск-Камчатский, 2000.
6. ПСЗРИ. Т. XXXII. СПб., 1830. С. 282–292.

Стоянов Ю. А. Камчатка глазами Г. А. Сарычева и Г. И. Лангсдорфа // "Всеобщее богатство человеческих познаний" : материалы XXX Крашенник. чтений / М-во культуры Камч. края, Камч. краевая науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. - Петропавловск-Камчатский, 2013. - С. 255-258.

Материалы Г. И. Лангсдорфа о Камчатке (1804-1807 гг.) как основа для сопоставления с ее современным состоянием

Ю. А. Стоянов

В основе международного культурно-экологического проекта "Лангсдорф - XXI век" лежит повторение камчатского, сибирского, европейского и бразильского маршрутов экспедиций Г. И. Лангсдорфа с последующим многоаспектным сопоставлением собранных им материалов с современным состоянием этих регионов (5). Камчатка стала первым из них, где ученый вел длительные комплексные наблюдения на большой территории. Там он оттачивал свою методику полевой работы и впервые проявил себя не только как наблюдатель и собиратель информации, но и как гуманист, способный сопереживать местному населению, предлагать проекты и нововведения, чтобы улучшить его положение. Именно на Камчатке ученый достойно продемонстрировал свою принадлежность к школе выдающегося антрополога и народоведа геттингенского профессора Иоганна Блуменбаха, учеником которого являлся (4).

Лангсдорф побывал на полуострове трижды: с 3 июля по 25 августа 1804 г., с 5 по 14 июня 1805 г., и с 13 сентября 1806 по 14 мая 1807 г., т. е. в целом десять месяцев. Материалы его камчатского наследия публиковались в 1805, 1806, 1809, 1812 и 1975 гг. Источниковая классификация текстов начала XIX в. представлена типом "Письменные" и родом "Повествовательные" - личной перепиской, научными статьями и описанием кругосветного путешествия в 1803-1807 гг. Как вид личная переписка относится к разряду "Личные". В 1805-1806 гг. были опубликованы письма Лангсдорфа академику И.-Г.-В Крафту, профессору И. Блуменбаху и доктору Нёхдену (7-10,14). Лишь письмо Крафту, датированное 1804 г., появилось в русском переводе, остальная переписка публиковалась на немецком языке. Разряд "Научные" включает немецкоязычную статью Лангсдорфа, посвященную камчатским грибам-мухоморам, которыми местное население пользовалось как наркотическим средством (11), и другую, на французском языке, о естественных ресурсах полуострова (13). Основной блок информации содержит относящееся к тому же разряду двухтомное описание кругосветного путешествия ученого, впервые опубликованное по-немецки в 1812 г. во Франкфурте-на-Майне (12). Оно неоднократно переиздавалось на немецком, переводилось на английский и голландский языки, но в переводе на русский язык был опубликован лишь небольшой отрывок, касающийся Русской Америки (1). Наконец, в 1975 г. в переводе с немецкого была опубликована обнаруженная доктором исторических наук Б. П. Полевым в Архиве внешней политике Российской империи и относящаяся к роду "Документальные" и разряду "Канцелярские" записка Лангсдорфа "Изъяснение политического положения Камчатки и предложение для улучшения расстроенного состояния этого полуострова". Вступительную статью к упомянутой записке написал Б. Н. Комиссаров, а перевод выполнила Т. К. Шафрановская (6). Следует констатировать, что как источник информации о природе, населении и экономике Камчатки наследие Лангсдорфа никогда специально не исполь-зовалось. А он является вторым после С. П. Крашенинникова российским исследователем полуострова и первым таким исследователем в XIX в.

О первом русском кругосветном плавании, участие в котором, собственно, и привело Лангсдорфа на Камчатку, ученый узнал летом 1803 г. Он тогда только что возвратился в Геттинген после шестилетнего пребывания в Португалии, где занимался медицинской практикой и исследованиями в области ихтиологии. Отправка ихтиологических коллекций в Петербургскую Академию наук привела в итоге к избранию естествоиспытателя ее членом-корреспондентом, а включение Лангсдорфа в Копенгагене, где сделали остановку корабли И. Ф. Крузенштерна, в состав натуралистов "Надежды" давало ему шанс связать свою дальнейшую судьбу с Россией. Мы вряд ли погрешим против истины, если придем к выводу, что исследование Камчатки являлось для него, возможно, единственным средством реализовать этот шанс, а значит, велось со всей серьезностью и тщательностью.

Особенностью содержания камчатского наследия Лангсдорфа является комплексный подход ученого к наблюдению и осмыслению местных реалий, причем разных: природных, этнографических, хозяйственных, административно-организационных и других. В текстах Лангсдорфа разные аспекты камчатской действительности того времени переплетаются, но необходимость для специалистов в разных областях науки сопоставлять наблюдения ученого с данными сегодняшнего дня делает важным более четкое тематическое структурирование первых.

Поездки Лангсдорфа по полуострову отчетливо различаются по протяженности и сложности. Во-первых, это были радиальные маршруты из Петропавловска в Паратунку, Авачу, Начики, Малки. Затем в январе-марте 1807 г. ученый совершил на собаках большое круговое путешествие по всей обитаемой тогда части Камчатки. Некоторые посещенные им населенные пункты ныне не существуют, но большинство из них фигурируют на карте полуострова и ныне. Вот что представлял собой основной маршрут путешественника: Петропавловск - Ганалы - Пущино - Верхнекамчатск - Мильково - Толбачик - Козыревск - Ключи - Нижнекамчатск - Камаки - Харчино - Еловка - Седанка - Тигиль - Хайрюзово - Белоголовое - Морошечное - Воровское (ныне Соболево) - Большерецк - Петропавловск. Протя-женность обозначенного пути составляет около 1 500 км.

Доктор медицины и в широком смысле слова естественник в соответствии со своим, так сказать, базовым образованием Лангсдорф оставил детальное описание природы Камчатки. Путешествуя до этого только по странам Западной Европы и рассматривая объекты естественной истории разве что на городских рынках, ученый впервые оказался в огромном, богатейшем по своим ресурсам и крайне слабо изученном регионе. Он был потрясен виденным и охвачен исследовательским энтузиазмом. В его наследии мы находим скрупулезный учет видов флоры и фауны, описание климатических условий в разных районах полуострова, его рельефа, ландшафтов, береговой линии, речной сети и т. п. Он обращал внимание и на сельскохозяйственные культуры, скотоводство, промысловые виды фауны, возможности использования растительного мира в хозяйственных целях (6, 12, 13).

Представитель школы И. Блуменбаха, к которой принадлежали исследователи Африки Ф. Хорнеманн, У. Зетцен, Г. Рентген, М.-Г. Лихтенштейн, И. Буркхарт, много путешествовавшие по Северной и Южной Америке А. Гумбольдт и Максимилиан Вид-Нейвид, Ф. Линк, изучавший Пиренейский полуостров, А. фон Гакстгаузен, известный своими трудами о России, Лангсдорф являлся прекрасно подготовленным этнографом. Он подробно отразил в своих текстах повседневную жизнь и быт коренного населения полуострова (коряков и ительменов), издавна осевшее там русское население, которое после смешения с аборигенами называли камчадалами, а также камчатских казаков (6, 11, 12). По ходу своего основного камчатского маршрута ученый описал Петропавловск, Ключи, Нижне-камчатск, Тигиль и многие другие населенные пункты, побывал во всех достойных внимания объектах местной городской инфраструктуры (6, 7, 12). Особое внимание он уделил ездовым камчатским собакам - основному виду транспорта на полуострове, намного превосходившему в тех суровых условиях транспорт гужевой. Научившись умело управлять собачьими упряжками и преодолев, таким образом, не одну сотню километров, Лангсдорф дал подробное представление о внешнем виде местных ездовых собак, условиях их содержания, особенностях поведения в разные времена года, болезнях и т. п. (12). Одна из гравюр, приложенных к описанию кругосветного путешествия, подробно демонстрирует элементы собачьей упряжи. Лангсдорф настолько привязался на Камчатке к своим собакам, что двух из них привез в середине марта 1808 г. в Петербург (2, с. 45).

Хозяйственная жизнь, которую Лангсдорф описал на Камчатке, касалась уровня земледелия, скотоводства, охоты и рыболовства (6, 7, 12). Она носила примитивный, натуральный характер и его ни в коем случае не удовлетворяла. Видя огромные возможности этого края, он немедленно переходил к предложениям широкого круга реформ, связанных с экономикой, торговлей и административным управлением полуостровом.

Деятельность ученого имела серьезные и продуктивные последствия для Камчатки. По пути в Петербург он в октябре 1807 г. послал из Иркутска Н. П. Румянцеву, тогда министру коммерции, свою записку о необходимости преобразований на Камчатке (6), с 11 декабря по 22 февраля (т. е. без малого два с половиной месяца!) толковал о них в Тобольске с генерал-губернатором Сибири И. Б. Пестелем, а затем, в январе 1811 г., уже в бытность Румянцева министром иностранных дел и канцлером, вошел в состав правительственного "Комитета для внутреннего устройства Камчатской, Охотской и Якутской областей". По возвращении Лангсдорфа в Петербург ходили упорные слухи, что Пестель рекомендует его на должность губернатора Камчатки (2, с. 45-46). Этого не случилось, но упомянутый "Комитет" учел многие рекомендации Лангсдорфа и, главное, решил перенести столицу полуострова из Нижнекамчатска в Петропавловск. 9 апреля 1812 г., за два с небольшим месяца до вторжения в Россию армии Наполеона, Александр I утвердил включавшее 90 параграфов положение "О преобра-зовании в Камчатке воинской и гражданской части, а также об улучшении состояния тамошних жителей и вообще тамошнего края" (3).

Камчатское наследие Лангсдорфа имеет все основания стать предметом изучения специалистов в области биологических наук, наук о Земле, обществоведов и гуманитариев. А срав-нительное исследование его содержания и современных реалий Камчатки, суммированных в результате повторения маршрута ученого, просто остро актуальная задача, решение которой способно положить начало осуществлению международного культурно-экологического проекта "Лангсдорф - XXI век".

1. Академик Г. И. Лангсдорф и русская экспедиция в Бразилию в 1821-1836 гг.: библиогр. указ. / Б-ка Акад. наук СССР; сост. К. В. Александрова; под ред. Д. Е. Бертельса и Б. Н. Комиссарова. Л., 1979. С. 12-18.
2. Комиссаров Б. Н. Григорий Иванович Лангсдорф. 1774-1852. Л. : Наука, 1975.
3. Комиссаров Б. Н. Роль Г. И. Лангсдорфа в становлении Петропавловска как столицы Камчатки. Петропавловск-Камчатский : Инф.-изд. отдел Камчатской обл. науч. б-ки, 2000.
4. Комиссаров Б. Н. "Лангсдорф - XXI век": экологический проект для России и Бразилии // О камчатской земле написано…: мат. XXIII Крашенинниковских чтений. Петропавловск-Камчатский, 2006. С. 129-133.
5. Комиссаров Б. Н. В полосе приграничья (между новым и постновым временем): как затормозить движение в техноген // Цивилизация: вызовы современности / под ред. М. С. Уварова. СПб., 2009. С. 209-224.
6. Комиссаров Б. Н., Шафрановская Т. К. Неизвестная рукопись академика Г. И. Лангсдорфа о Камчатке: к 200-летию со дня рождения ученого // Страны и народы Востока. М., 1975. Вып. XVII: Страны и народы бассейна Тихого океана. Кн. 3. С. 86-118.
7. [Лангсдорф Г. И.]. Выписка из письма Академику Крафту о Камчатке // Технологический журнал. 1805. Т. 2. Ч. 2. С. 155-159.
8. Auszug eines Schreibens des H. Dr. Langsdorff an den H. Akademikus… v. Krafft. S. Peter und Paulshafen. 13. Aug. 1804 // Storch H. Russland unter Alexander dem Ersten. Eine historische Zeitschrift… Bd. 6. St.-Pbg. Leipzig, 1805. S. 411-418.
9. Fernere Reisenachrichten von Hrn. D. Langsdorff an J/F/ Blumenbach. Aus dem Petropawlowschen Hafen auf Kamtschatka. Den 23. Aug. 1804 // Magazin fьr den neuesten Zustand der Naturkunde. Bd. 10. № 3. Weimar, 1805. S. 193-206.
10. Fernere Reisenachrichten vjn Herrn D. Langsdorff. Aus einem Briefe von 7. Juni 1805. Peter Paulshafen an Herrn Hofrat Blumenbach // Magazin fьr den neuesten Zustand der Naturkunde. Bd. 11. № 4. Weimar, 1806. S. 297-309.
11. Langsdorff G. Einige Bemerkungen, die Eigenschaften des Kamtschadalischen Fliegenschwammes betreffend: Amanita muscaria Я Camtschatica // Annalen der Wetterauschen Gesellschaft fьr die gesamte Naturkunde. Bd. I. Hanau - Frankfurt-am-Main, 1809. S. 249-256.
12. Langsdorff G. Bemerkungen auf einer Reise um die Welt in den Jahren 1803 bis 1807. Bd. 1. Frankfurt-am-Main, 1812. S. 173-179, 298-299; Bd. 2. Frankfurt-am-Main. 1812. S. 214-286.
13. Langsdorff G. Remarques sur le Kamtschatka et sur ses productions naturelles // Memoires de la Societe imp. Des Naturalistes de Moscou. 1812. T. 3. P. 97-102.
14. Reisenachrichten von Hrn. D. Langsdorff. Auszug aus einem Briefe an Dr. Noehden, 6. jun. 1805. Peter- Paulshafen // Magazin fьr den neuesten Zustand der Naturkunde. Bd. 11. № 4. Weimar, 1806. S. 289-296.

Стоянов Ю. А. Материалы Г. И. Лангсдорфа о Камчатке (1804-1807 гг.) как основа для сопоставления с ее современным состоянием // "О Камчатке и странах, которые в соседстве с нею находятся..." : материалы XXVIII Крашенник. чтений / М-во культуры Камч. края, Камч. краевая науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. - Петропавловск-Камчатский, 2011. - С. 193-196.

Г. И. Лангсдорф как реформатор Камчатки

Ю. А. Стоянов

В 2000 г. тиражом в 100 экземпляров в Петропавловске-Камчатском на ризографе под "шапкой" замечательного местного научного и культурного центра - Камчатской областной научной библиотеки им. С. П. Крашенинникова вышла брошюра доктора исторических наук, профессора Б. Н. Комиссарова "Роль Г. И. Лангсдорфа в становлении Петропавловска как столицы Камчатки". Эта небольшая, увлекательно написанная работа не только крайне заинтересовала автора этих строк, но побудила по возможности глубже и на основании всего "камчатского наследия" ученого изучить его как автора реформ на полуострове. Конечно, в данном докладе мы только-только приступили к этому замыслу. В отличие от брошюры Б. Н. Комиссарова, нам хотелось указать на предысторию административного управления Камчаткой и ситуацию на полуострове ко времени прихода туда в 1804 г. кораблей И. Ф. Крузенштерна, влиянии климатического фактора на перенос столицы полуострова из Нижнекамчатска в Петропавловск и некоторые другие аспекты, хотя мы полностью отдаем себе отчет в том, что более углубленное исследование темы "Академик Г. И. Лангсдорф и Камчатка" еще впереди.

Григория Ивановича Лангсдорфа нельзя в прямом смысле назвать реформатором Камчатки, поскольку реальных преобразований он на этом полуострове не совершал. Скорее всего, он может быть представлен как "идейный" реформатор Камчатки, поскольку мысль о перенесении "столицы" этого края из Нижнекамчатска в Петропавловск прозвучала впервые из уст Лангсдорфа. Непосредственно реформирование полуострова осуществлялось позже другими людьми и не при непосредственном участии Григория Ивановича. Однако почти все его рекомендации легли в основу "Положения о преобразовании в Камчатке военной и гражданской части, об улучшении состояния тамошних жителей и вообще этого края" от 9 апреля 1812 г. Наша задача состоит в том, чтобы показать, почему, собственно, ученый пришел к выводу о перенесении главного города из Нижнекамчатска в Петропавловск.

Для начала необходимо кратко рассмотреть, как развивалась административная история Камчатского края. При Петре I была проведена губернская реформа, в соответствии с которой была образована большая Сибирская губерния с главным городом в Тобольске. Камчатка вошла в состав этой губернии. Губерния делились на провинции, провинции на округа, во главе которых стояли комиссары, выбиравшиеся из местного дворянства. В 1731 г. вышел указ Сената об образовании самостоятельного Охотского правления, которому подчинялся весь Камчатский полуостров, побережье Охотского и Берингова морей и Анадырский край. После известной "Записки…" В. Беринга в правление Анны Иоанновны постепенно начинается новое переустройство Камчатского края. В составе Охотского правления Камчатка занимала особое место. Резиденции правления находились первоначально в трех острогах: Нижнекамчатском, Большерецком и Верхнекамчатском. С 1740 по 1783 г. постоянным местом пребывания управляющего полуостровом оставался Большерецкий острог.

27 февраля 1785 г. Ф. Рейнеке, назначенный комендантом полуострова, перенес управление Камчаткой из Большерецка в Нижнекамчатск. Именно такую картину административного управления полуостровом застала экспедиция И. Ф. Крузенштерна. Отзывы ее участников о Камчатке не отличались разнообразием. Например, Крузенштерн в своем "Путешествии вокруг света в 1803-1806 гг." отзывался о Камчатке с известной долей пессимизма. "При первом взгляде своем на Петропавловский порт почел бы его за колонию, поселенную только на несколько лет и опять уже оставляемую. Здесь не видно ничего, чтобы могло заставить помыслить, что место сие населяют европейцы. Залив Авача и другие три, к нему прилежащие, совершенно пусты. Прекрасный рейд Петропавловского порта не украшается ни одной лодкой… Чрезмерное удаление Камчатки от главных мест и благоустроенных стран России и настоящая ее бедность суть виною, что об ней распространилась худая слава. Даже само имя Камчатки выговаривается со страхом и ужасом" (1). Между тем, капитан "Надежды" отмечал, что Камчатка является богатейшим краем, и если умело организовать управление полуостровом, то он может принести большую пользу России. Примерно то же самое описывали другие участники экспедиции, такие, как М. И. Ратманов, Е. Е. Левенштерн, Ф. И. Шемелин. Крайне убогое состояние хозяйства подчеркивалось почти всеми. Наряду с этим указывалось на неисчерпаемые богатства края. Не исключением был и Г. И. Лангсдорф. Он не участвовал в конфликте между главой посольства в Японию Н. П. Резановым, с одной стороны, и офицерами экспедиции, с другой, принявшим в Петропавловске крайне острый характер, что позволило ему как естествоиспытателю, заняться научным изучением Камчатки.

Прибывшему первый раз на Камчатку Лангсдорфу, как ученику геттингенского профессора Иоганна Блуменбаха, было интересно не только исключительно научное изучение края, но и стремление преобразить его. Это отразилось в его письме академику Л. Ю. Крафту. В нем он сообщал: "С отменным удовольствием устремил я в сие время первые мои взоры на сельские страны Камчатки. Удовольствие более и более увеличивалось при обозрении здешней окрестности. Здесь могли бы быть произведены самые прекраснейшие и плодоноснейшие долины. Естественных произведений здесь много, но несравненно более могло быть добыто через обрабатывание земли. <…> В бытность нашу здесь стояла прекрасная погода с переменою иногда плодоносного дождя. Щедрая в сие годовое время природа требует не иначе как многих и трудолюбивых землевладетелей, дабы достойно наградить труд их. Первая потребность для сей страны состоит в том, чтобы заселить оную и иметь добрых землепашцев, ремесленников и промышленников. Здесь вовсе недостает тех познаний, которые в просвещенном государстве служат к удовлетворению первых необходимостей… По изобилию различных физических предметов здесь найденных, делаю я вообще заключение, что земля сия способна к большему усовершенствованию и заслуживает особого внимания" (2). Как видим, в этом послании присутствует только холодный немецкий научный взгляд на Камчатку. Несколько иные сведения мы можем почерпнуть из записок Лангсдорфа, которые были им опубликованы по окончании кругосветного путешествия. В них он не упоминал о переносе "главного" города в Петропавловск, но отмечал его выгодное положение: "Петропавловск лежит на реке в северной части бухты Авача. Гавань отделена от бухты на определенном расстоянии, которая дает приют и защищает его от всех ветров. Город стоит в небольшой долине, на северной оконечности его находится большое пресноводное озеро. Дома небольшие, все построены из дерева. Как и во всех других частях русской империи, они состоят из пучков или стволов деревьев заложеных один над другим. Гарнизон состоит из ста пятидесяти солдат, артиллеристов и казаков. Здесь живут, кроме того, комиссар американской торговой компании, и священник. Гавань, по свидетельству моряков, является одной из лучших в этом крае, а это весьма вероятно, что за счет увеличения промышленности, и более активного общения с Китаем, Японией, Америкой, Алеутскими островами… бухта Св. Петра и Павла, может со временем стать центром очень выгодным для торговли, и подняться в процветающий и густонаселенный город" (3). Далее следует подробное описание плачевного хозяйственного состояния Камчатки и урон, приносимый этому краю из-за томящихся в бездействии регулярных батальонов, присланных из Иркутска.

Второй раз Лангсдорф прибыл на Камчатку после возвращения из Нагасаки, где он был в составе русского посольства, возглавлявшегося Н. П. Резановым. Это пребывание путешественника на полуострове оказалось столь скоротечным, что никаких ценных сведений о нем в его текстах не содержится.

После путешествия по Русской Америке и посещения Калифорнии Лангсдорф вновь прибыл на Камчатку в сентябре 1806 г. на судне Российско-Американской компании "Ростислав". В этот раз ученый побывал в основных населенных пунктах полуострова, преодолев, в основном на собачьих упряжках, около 1 500 км, что нашло отражение в его наследии. Описывая Нижнекамчатск, как тогдашнюю столицу, он отмечал его невыгодное местоположение как с точки зрения ведения активной морской торговли, так и для связи с Европейской Россией. Путь на Камчатку по суше до Охотска, а далее морем крайне долог и невыгоден, рассуждал Лангсдорф. Самая рациональная связь должна осуществляться исключительно морским путем, полагал он. А море близ Нижнекамчатска лед схватывает раньше и быстрее, чем в Авачинской губе, которая хорошо защищена от океанских ветров. Следовательно, навигация может там длиться дольше. Эти соображения ученого явились не последним аргументом в пользу необходимости переноса административного центра полуострова в Петропавловск.

Описывая свои странствия по камчатским селениям, Лангсдорф отметил множество изъянов в административной и экономической жизни полуострова. Он обратил особое внимание на нищенское положение камчадалов и русского населения Камчатки, писал о распространении болезней и даже эпидемий среди местного населения. Причины он видел в отсутствии морских и крайней неэффективности сухопутных коммуникаций с Европейской Россией, а также в произволе чиновников. Например, побывав в Нижнекамчатске, Лангсдорф застал там эпидемию цинги. "Я провел свое время в целом приятно в столице, но был огорчен виденным в лазарете. Обеспечение лекарствами находится в крайне плачевном состоянии. Город почти его лишен. Единственное, чем спасаются русские и камчадалы - это луком. И я не могу описать всех страданий, которые приходилось мне наблюдать на лице армейского хирурга.

Лекарственные средства, посланные из России для использования в армии, приходят сюда малыми партиями, а то и вовсе не приходит. Хирург и местные жители находят иногда странные способы лечения: медикаменты состояли в основном из стальных опилок, можжевельника, ягод, сушеной ели, известковых порошков и других веществ того же рода" (4).

С Камчатки Лангсдорф отправился морем в Охотск и далее через Сибирь в Петербург. По пути в Иркутске, в 1807 г., он составил записку "Изъяснение политического положения Камчатки и предложение для улучшения расстроенного состояния этого полуострова", которую отправил министру коммерции графу Н. П. Румянцеву. Именно это "Изьяснение…" и легло в основание дальнейшего реформирования Камчатки. Каковы были его основные положения? Что предлагал ученый для реформирования исследованного им края?

"[Камчатка] слишком далеко отстоит от столицы, слишком редко посещается людьми, занимающимися наукой, и естественные продукты которой, естественное расселение, состояние, положение и жизненные нужды местных жителей слишком мало известны и требуют слишком большого знания тамошних особенностей, чтобы можно было произвести изменения с действительной пользой для государства и для благополучия жителей этой земли", - отмечал Лангсдорф (5). В числе первых разрушительных для Камчатки обстоятельств ученый назвал наличие солдатского гарнизона, крайне обременительного для местного населения и казны. "Прибытие военных на Камчатку привело страну к упадку во всех отношениях - физическому и моральному", не сомневался он (6). С физической точки зрения солдаты распространяли эпидемии, приводившие к вымиранию населения, с моральной - порождали пьянство, праздность и лень, влиявшие на неиспорченные нравы местных жителей. Наличие солдат было неоправданно на Камчатке с экономической точки зрения хотя бы потому, что расстояния между основными населенными пунктами - Тигиль, Большерецк, Нижнекамчатск, Петропавловск - весьма велики, а у гарнизона не было транспортных средств для быстрого реагирования в случае нападения неприятеля. По мнению Лангсдорфа, земли Камчатки крайне дикие, не затронутые цивилизацией, а следовательно, неприятель вряд ли будет предпринимать попытки захвата ее территории. Вместо размещения там солдат он предлагал, так сказать, окультуривание камчатских земель, что могло бы, по его мнению, несомненно, обогатить Россию. И далее, с немецкой скрупулезностью, он предложил план преобразования хозяйственной жизни Камчатки, причем привел точные расчеты и выкладки.

В своем "Изъяснении" Лангсдорф не называл Петропавловск столицей или главным городом Камчатки, но постоянно подчеркивал, что он являлся главным связующим звеном между полуостровом и Европейской Россией. Например, это становится ясно из таких, брошенных как бы вскользь, упоминаний: "из съестных рыб я хочу перечислить только те, которые встречаются в большом количестве в гавани Св. Петра и Св. Павла и кругом" (7); "одна только охота на китов могла бы составлять важный источник питания… по крайней мере для гавани Св. Петра и Св. Павла и окрестных мест" (; "вероятно, будет выгоднее всего многие уже готовые лодки или готовые снаряжения к ним послать из Европы. Содержание нескольких добрых матросов, особенно в гавани Св. Петра и Павла, приносило бы огромную пользу" (9) и т. д. Использование Петропавловского порта как главной гавани полуострова, по мнению Лангсдорфа, несомненно, оживило бы хозяйство Камчатки, способствовало бы ее более тесным контактам с европейским и азиатским мирами в сфере торговли, принесло бы новые выгоды Российско-Американской компании и наладило бы ее регулярные связи с Европейской Россией. Плюс ко всему Петропавловск мог бы стать не только торговым, но и крупным промышленным центром на Дальнем Востоке империи.

"Изъяснение..." Лангсдорфа можно условно разделить на две части. Первая из них - малая рассказывала читателю о невыгодном и бесполезном пребывании военного гарнизона на Камчатке, вторая, наиболее обширная, повествовала о богатствах полуострова, преимуществах и выгодах, которые он может принести России, и рациональном использовании их в экономической жизни. Во второй части Лангсдорф вел свой рассказ, постоянно ориентируясь на Петропавловск, и лишь в некоторых местах отмечал, что другие населенные пункты не могут быть столь же полезны для торговли, мореходства и промыслов. Таким образом, город Свв. Петра и Павла так или иначе представал перед читателем как главный и экономически выгодный центр всего Камчатского края. <>После прибытия Лангсдорфа в Петербург в 1808 г. камчатские проблемы продолжали занимать его вплоть до знаменательного в истории России 1812 г. В российской столице были созданы правительственные комиссии по преобразованию Камчатского края. Видную роль в них, а впоследствии - в итоговом "Комитете для внутреннего устройства Камчатской, Охотской и Якутской областей" играли такие исторические личности, как Н. П. Румянцев, Н. С. Мордвинов, М. М. Сперанский, Г. А. Сарычев, И. Б. Пестель и другие. Не будем оставливаться здесь на истории упомянутых комиссий и "Комитета", а также продвижении идей Лангсдорфа в деле преобразования Камчатки. Это требует отдельного исследования. В результате долгих канцелярских баталий, споров, ссор, взаимных обид на свет появилось положение "О преобразовании в Камчатке воинской и гражданской части, а также об улучшении состояния тамошних жителей и вообще тамошнего края" от 9 апреля 1812 г. В его основу легли идеи Лангсдорфа. В Петропавловске отныне было определено пребывание начальника Камчатки. Фактически, это означало перенесение туда политико-административного центра полуострова. Именно из Петропавловска должна была осуществляться связь с другими населенными пунктами Камчатки. Положение предусматривало постоянную связь между Петербургом и Петропавловском, что, несомненно, укрепляло дальневосточные рубежи Российской империи. В геополитическом плане ось Петербург - Петропавловск означала целостность и единство России.

История не терпит сослагательного наклонения, но если все же предположить, что "Положение" о Камчатке не было бы подписано Александром I 9 апреля 1812 г., то кто знает, было бы подписано оно вообще. В условиях Отечественной войны с Наполеоном и последующих событий 1813-1814 гг. вряд ли кто-либо стал заниматься столь отдаленным регионом Российской империи. Решение о реформе на полуострове было бы отложено еще на неопределенный срок. В XIX в. аппетиты Англии и других крупных держав росли, и если бы не было обеспечено единство и целостность наших дальневосточных рубежей, то Камчатку могла бы постичь участь Аляски.


1. Крузенштерн И. Ф. Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах. Т. 2. СПб., 1810. С. 243-245.
2. Выписка из письма Г. Лангсдорфа к господину академику Крафту о Камчатке // Технологический журнал. Т. 2. 1805. Ч. 2. С. 157-159.
3. Langsdorff G. H. Voyages and travels in various parts of the world 1803-1807. Vol. 1. London, 1813-1814. P. 196.
4. Op. cit. Vol. 2. London, 1813-1814. P. 309.
5. Комиссаров Б. Н., Шафрановская Т. К. Неизвестная рукопись академика Г. И. Лангсдорфа о Камчатке (к 200-летию со дня рождения ученого) // Страны и народы Востока. Вып. XVII. Страны и народы бассейна Тихого океана. Кн. 3. М., 1975. С. 98.
6. Там же.
7. Там же. С. 105.
8. Там же.
9. Там же. С. 114.

Стоянов Ю. А. Г. И. Лангсдорф как реформатор Камчатки // Пятые Международные исторические и Свято-Иннокентьевские чтения "К 270-летию выхода России к берегам Америки и начала освоения Тихого океана (1741-2011)" : материалы : 19-20 окт. 2011 г. - Петропавловск-Камчатский, 2012. - С. 193-196. - Библиогр. : с. 196.