Марина Василенко
Большерецкое восстание 1771 года как следствие несовершенства системы государственного управления Охотско-Камчатским краем.
// Проблемы истории местного управления Сибири XVI-XXI вв. Материалы V Всероссийской научной конференции. Новосибирск, 2003.

Восстание 1771 года в Камчатском Большерецком остроге широко известно под названием «Бунта Беневского». Некорректный, но общепринятый термин появился в результате стремления властей не акцентировать внимание на внутренних, в том числе камчатских проблемах, а обвинить в произошедшем иностранца – ссыльного барского конфедерата Морица Беневского. Использование в наши дни в качестве первоисточников дореволюционных публикаций (прежде всего В. Н. Берха и А. С. Сгибнева) при полном невнимании к подлинным документам, привело к тому, что отношение к Большерецкому восстанию как к «бунту Беневского» обосновалось и в литературе советского времени.
Детальное изучение следственных документов (не только по делу о Большерецком восстании), привлечение ряда специальных работ по истории Охотско-Камчатского края, привели к выводу, что экстраординарность этого события заключается в его политической антиекатерининской подоплеке и последующем бегстве его участников с Камчатки на казенном галиоте. Что касается самого факта восстания в 1771 году, то оно оказалось скорее правилом, нежели исключением, поскольку для Камчатки XVIII века бунты были делом привычным и обыденным. Аресты, самочинные смещения или убийства государевых приказчиков в первой трети века являлись вполне закономерным итогом их административной карьеры,1 поскольку другого способа противодействия произволу не было. С. П. Крашенинников о восстании казаков 1711 году с их собственных слов написал следующее: «а такое дерзновение учинили они для того, что жалоба их на прикащиков не дойдет за дальним расстоянием, особливо же что прикащики челобитчиков до Якутска не допустили б…»2
Случай несанкционированного отстранения от должности представителя власти произошел и во второй половине века, незадолго до Большерецкого восстания: капитан-лейтенант Иван Извеков, прославившийся буйным нравом, самодурством и бессмысленной жестокостью, в 1769 году был смещен в результате заговора, под караулом отправлен в Охотск, предстал перед судом и был лишен чинов и дворянского достоинства. Понесли наказание и заговорщики: поручик Петр Рахвалов был разжалован в солдаты до выслуги, прапорщики Попов и Норин – на год.3
Система следствия и судопроизводства, неповоротливая и вялотекущая, привела к тому, что дело Извекова было сдано в архив только в 1784 году. Случалось, что многолетние следственные дела закрывались по причине смерти обвиняемых, а так же свидетелей и потерпевших. Дело Камчатского командира капитана Чередова, начатое в 1756 году, тянулось до 1787, т. е. всего 31 год, из них – 28 лет после его смерти. Обвинялся Чередов вполне стандартно: в причиненных «нападках, лихоимственных деньгами, зверьми и разными товары взятках, вынуживаемых притеснениями, побоями и другими отяготительными мучениями, в удержании следующих в выдачу солдатам и казакам заслуженного в прошедшие годы жалованья…»3
Делом Чередова в силу своих служебных обязанностей занимался командир Охотского порта полковник Федор Плениснер, который спустя несколько лет сам окажется подследственным комиссии Зубрицкого сначала по делу Извекова, а затем по обвинению в попустительстве большерецким бунтовщикам.
В Большерецке в 1771 году во время восстания был убит преемник Извекова – Камчатский командир капитан Нилов, человек невежественный и по большей части нетрезвый. Как позже выяснилось, на нем оказались огромные казенные начеты. Практика выдачи должностными лицами из казны за определенную мзду денежных ссуд была достаточно распространенной. (То же самое в разное время вменялось в вину Охотским командирам Ртищеву и Плениснеру и Камчатским – Кашкарову и Извекову.) Однако взыскивать долг было не из чего: его вдова, жившая с детьми в Иркутске, униженно хлопотала о выплате ей «на пропитание» сиротского жалованья.5
Случалось и наоборот. С командира Тигильской крепости подпоручика Андреева требовалось взыскать «за утраченные и недостающие по бытности его при должностях вещи и деньги» 167 рублей 29 с половиной копеек. Вычтенная же из его жалованья в казну сумма составила 630 рублей. Андреев обвинялся во взяточничестве, казнокрадстве, вымогательстве и, как бы сейчас сказали, использовании служебного положения в корыстных целях. В 1784 году он был разжалован в рядовые, но отнюдь не за служебные преступления, а «за пьянство будучи при тюремном остроге в карауле и за намерение с плац майора Украинцова снять фронтом шенеля…»6
После Большерецкого восстания, в 1772 году, Иркутской губернской канцелярией на Камчатку был отправлен капитан Тимофей Шмалев с указом принять под свое управление большерецкую канцелярию и заняться вопросами обороны края. Позже, уже находясь в «известной секретной экспедиции» флота капитана Биллингса, он формально состоял под следствием (с 1786 года и до самой смерти в 1789-м) «за непорядочныя и проитвныя законам поступки и неустройства», происшедшие в бытность его Гижигинским командиром.7
Расследовал действия Шмалева небезызвестный коллежский асессор Иван Кох – Охотский совестной судья, временный комендант Охотского порта и главный командир Камчатки, удостоившийся сомнительной чести стать героем пословиц «На небе бог, в Охотске Кох», « Кох не бог, но все его боятся». Приложил свою руку к следствию над Шмалевым и подполковник Григорий Козлов-Угренин – главный командир Охотска и Камчатки, сам позже отстраненный от должности и отданный под суд за служебные злоупотребления, чей проезд по Камчатке местными жителями был метко назван «собачьей оспой».8
От оспенного поветрия, равно как и от административного произвола, возводимого в ранг закона, не могли спасти ни служебное положение, ни звание, ни заслуги. Бесконтрольные, а порой беззаконные и своекорыстные действия местной администрации, во главе которой на Камчатке нередко оказывались случайные или скомпрометировавшие себя прежней службой люди, дискредитирующие не только систему управления краем, но и всю государственную власть в своем лице, вызывали среди населения скрытые, а порой, и явные формы протеста, выливавшиеся в восстания против местной власти, смещения и убийства наиболее одиозных фигур из числа управляющих краем лиц.
По стечению обстоятельств в Большерецком остроге к осени 1770 года в одинаково бесправном положении оказались три группы людей, ставшие основными участниками будущего восстания, у каждой из которых были свои причины для бунта и побега.
Промышленники зверобойной артели купца Холодилова, жившие в Большерецке три года после убийства хозяина и крушения промыслового судна. При существовавшей системе найма промышленники изначально попадали в долговую кабалу к купцу-компанейщику.9 Непосредственной причиной восстания стало обострение их затяжного конфликта с приказчиком Торговкиным, заручившимся поддержкой властей в лице командира капитана Нилова. В результате Нилов был убит, той же участи с трудом избежал Торговкин.
Ссыльные дворяне, пожизненно отправляемые на Камчатку за разного рода антиправительственные действия. Высылка в отдаленные районы империи считалась наиболее эффективным способом борьбы с политическими противниками. Правительство, доставив их к месту ссылки, снимало с себя всякую ответственность за их дальнейшую судьбу, отпуская кормиться «от собственных трудов своих работою», обрекая тем самым к существованию на грани выживания.
Морские служители (штурманы и матросы), существовавшие на том же обеспечении, что и служилые Балтийского флота при всей разнице в условиях службы. Все попытки властей создать на Тихом океане регулярный флот реального результата не приносили. Не удавалось преодолеть сложности со строительством, оснащением и эксплуатацией судов.10 Морские офицеры командовали кораблями только во время правительственных экспедиций, обычные транспортные рейсы возглавляли морские служители чином не выше штурмана, а зачастую даже штурманские ученики. Нарушались элементарные правила плавания в Охотском море, из Охотска на Камчатку транспортные рейсы отправлялись в сентябре – октябре, где экипажи и зимовали точно в таких же условиях, что и все остальные жители, так же завися от произвола местного начальства.
Таким образом, предпосылки к Большерецкому восстанию следует искать не в появлении на Камчатке авантюриста Беневского, их формирование происходило задолго до самого восстания и было обусловлено общим ходом исторического развития Охотско-Камчатского края, как самой отдаленной окраины государства.
Примечания.
1.Зуев А. С. Приказчики Камчатских острогов в 1700-1731 годы.// Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII-XIX вв. Владивосток, 2003. С. 70-79.
2.Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М.-Л., 1949. С. 483.
3.ГАИО, ф. 783, оп. 1, д. 2, л. 9.
4.Там же, д. 1, л. 1.
5.РГАДА, ф. 6, д. 409, л. 161.
6.ГАИО, ф. 783, оп. 1, д. 64, л. 2об.
7.РГАДА, ф. 6, д. 409, л. 56об.-58; ГАИО, ф. 783, оп. 1, д. 105, л. 5, 22.
8.Штейнгейль В. И. Сочинения и письма. Иркутск, 1985. С. 63, 474, 476; Максимов С. В. Сибирь и каторга. СПб.,1900. С. 329.
9.Макарова Р. В. Русские на Тихом океане во второй половине XVIII в. М., 1968. С. 103.
10.Алексеев А. И. Охотск – колыбель русского Тихоокеанского флота. Хабаровск, 1958.