В Ключах производится хлебопашество восемьюдесятью пятью человеками. Оно происходило в прежния времена с большим успехом: но с некоторого времени. За недостатком ли добротных семян, или потому, что оне не переменяются другими, жатва сделалась скудною. Рожь и ячмень единственныя зерна, до сего времени в Камчатке производимыя; оне по свойству земли с лучшим успехом произрастают; но я уверен, что пшеница и всякое другое зерно, при надлежащем внимании к положению и обработке земли и к выбору семени, родились бы в изобилии. Картофель, который родится там отменной величины и доброты, репа и капуста, которые также хороши, суть единственные, как кажется, огородные овощи, стоящие труда; хотя нет ни малейшаго сомнения, что всякое почти огородное растение, на такой богатой, доброй по природе земле, росло бы во множестве, естлиб только умели рачительно обходится с оным...

Ключи село, поселок, город
поселок Усть-Камчатского района. Основан около 1740 года переселенцами с реки Лена. Назван по расположению у реки Ключовка. С 1951 года — рабочий поселок, с 3 декабря 1979 года — город, с 15 апреля 2004 года стал вновь поселком.
ЦГА ДВ, Ф. 1011, оп. 1, д. 19 В 1750 г. крещен камчадал Коллегов 1832 г. -- крестьяне, проживающие в селе: Кречетов, Удачин, Тюменцев, Ушаков, Штильников, Рыков, Чудинов, Голых, Юрьев, Колегов, Черных . амое любопытное в судьбе этого города, что он раньше назывался Нижнекамчатском и был одним из первых русских казачьих острогов на Камчатке. Основал его сотник Тимофей Кобелев, который вслед за Атласовым привел сюда казаков и обжил эту землю. На стыке 1701 и 1702 годов для сбора ясака по восточному побережью Камчатки в долине реки Коочь (Еловки), в нижнем течении реки Уйкоаль (Камчатки) строится маленькое зимовье. «В 1704 году, пишет Ф.Г.Софронов в книге « Охотско- Камчатский край», - преемник Кобелева Михаил Зиновьев перенес зимовье на Ключи и обнес деревянным укреплением», В 1705 - 1706 г. новый приказчик Колесов около зимовья поставил другой острог мерою кругом 30 саженей, в вышину полтретья сажени. Судя по « Росписному списку» 1723 года, здесь был « стоячей тын, и в нем на полдень изба ясачная, на запад атаманская изба с 11 атаманами , башня над воротами, амбары, дела, судовые припасы, Гарнизону в остроге: сын боярский, казаков 80, промышленных 9 человек, 2 пушки».Так что Ключам в этом году 280 лет. Какие еще подробности известны нам о Ключевском Нижнекамчатске? Их немало. Вот, например, в 1717 году одна из партий казаков мореходов, проложивших до этого путь из Охотского порта в Большерецкий острог, обогнула на морском судне полуостров у мыса Лопатка и связала Охотск с Нижнекамчаском, превратив его тем самым в третий русский порт на Тихом океане. Это было официальное признание порта Нижнекамчатск, хотя, начиная, возможно, с казаков из отряда Тимофея Кобелева, русским был известен морской путь на байдарах от устья (нынешней реки Вывенки), откуда они потом с грузом пушнины двигались через тундру к Анадырской крепости, а затем вдоль побережья Северного Ледовитого океана на Якутск. А скоро Нижнекамчатскому порту суждено было стать и всемирно известным: именно отсюда начала свой поход в историю Первая Камчатская экспедиция Витуса Беренга. Правда, в судьбе самого Нижнекамчатска эта экспедиция сыграла трагическую роль.Дело в том, что, прибыв из Охотска в Большерецк перед самым началом осенних штормов, Беринг не решился рисковать 1рузом экспедиции и распорядился доставить его из Большерецка в Нижнекамчатск на местных лодках батах и собачьих нартах, Доставкой багажа занимались местные жители, которым Беринг, как старший в чине, обещал за работу снять на год ясачную повинность. Зимой 1728 года в урочище Ушки был построен бот - Военно - морское судно ~ «Святой Гавриил», на котором и отправились члены Первой Камчатской экспедиции в плавание. Вернулись они в сентябре, снова зимовали в Нижнем, а летом 1729 года окончательно ушли в Охотск. Весь этот период ительмены, жившие вокруг острога, продолжали обслуживать экспедицию, «справляя каюрную гоньбу» и неся вместо налоговой (ясачной) повинность оброчную. Командор, конечно, понимал, что поставил местное население в тяжелое положение жизнь ведь на полуострове была и без того трудно, а тут нужно прокормить еще столько человек, и он перед отъездом дает распоряжение «взимать» ясак с тех ительменов, которые, занимаясь «экспедичными» делами, пропустили пушной промысел. С тем он и уехал. Приказ Беринга не был выполнен: дело в том, что казаки отчитывались за ясак пред Якутском, а не Берингом, и если они боялись нарушить приказ в его «бытность» в Нижнем, то после отъезда предъявили нижнекамчатцам - камчадалам все их задолжности с 1728 по 1731 год. Вот тогда и поднялись камчадалы на знаменитый свой бунт, который возглавил Федор Харчин. И первой их жертвой стал.,. Нижнекамчатск. Он был сожжен. А потом и заброшен - новый Нижнекамчатск в середине тридцатых годов был построен у Шантальского (Ажабачьего) озера, а камчадалы нижнекамчатска переселились на реку Козыревку. Но в 1741 голу вновь поселились люди в этих местах, И были для этого особые причины. В том же 1717году, когда пробил русский корабль дорогу до Охотского моря в Тихий океан, бывший казак Иван Козыревский, постригшийся в монахи под новым именем Игнатий, основывает на реке Ключевской Успенскую пустынь, где начинает разводить с монахами овощи и сеять хлеб. Им удавалось снимать неплохие урожаи, и русское правительство, узнав об этих земледельческих опытах на Камчатке, принимает решение о расселении на полуострове государственных крестьян и заведении «в Камчатке» земледелия Вот в числе первых крестьянских поселений и появляется здесь в 1741 году село Ключи. С хлебопашеством ничего не вышл
о. Как ни бились крестьяне, но лишь редкие годы удавалось им получить урожай - хлеб сгнивал на корню, убивало его ранними заморозками. Да и не было у самих крестьян никакой заинтересованности в том урожае все, что ни вырастало на этой земле, принадлежало не им - они были крепостными государственными крестьянами, и весь их труд поглощала казна. Поэтому ключевские землепашцы очень быстро переняли у ительменов, с которыми нередко вступали в родство, их опыт рыбных и пушных промыслов. От былого крестьянства остались разве что небольние огородики, получившие широкое распространение и среди местных жителей, да кое какая скотина. Так что, хоть и считали их по всем бумагам еще полтора столетия крестьянами, они не знали уже ни плуга, ни бороны... Опыты по выращиванию хлеба тоже продолжались еще немало лет - чуть не каждый новый начальник пытался выполнить древнюю правительственную директиву. Но достижения были практически такими же, как и в первые годы, когда переселенцы с Лены с жадностью поднимали ключевскую целину и бросали ржаную и ячменные зерна в землю долины древней Уйкоаль.,. При Завойко построили здесь даже водяную мельницу,.. Коренные изменения в жизни села наступили сразу после установления Советской власти - с появления первых артелей по совместной заготовке рыбы и обработке земли, с колхозов, в которых с первых же дней существования выделилось аграрное направление, прежде всего картофелеводство. А в 1932 году здесь был построен лесопромышленный комбинат. Его сооружение было продиктовано острейшими нуждами тек лет - развитием рыбной промышленности Камчатки. Рыбокомбинаты и рыболовецкие колхозы полуострова задыхались без тары ящиков, бочек. Требовались детали для кунгасов, которые выпускала местная судоверфь. Нужны были шлюпки для обслуживания морских ставных неводов, строительные материалы для бараков и домов, которые возводились во всех рыбацких поселках восточной и западной Камчатки. Вместе с ростом рыбной промышленности разрастался и рабочий поселок Ключи. И его уже не устраивали малые аграрные возможности колхоза, И рождается совхоз «Ключевской» - крупное хозяйство овоще-молочного направления. И оказалось, что Ключевским животноводам и овощеводам многое по селам. И эта в руках хозяев своей земли, а не холопов, как в старину. Так менялся облик этого камчатского казачьего острога и ительменской деревни, тихоокеанского порта и крестьянского русского села, рабочего поселка лесорубов и обработчиков, животноводов и овощеводов. И третьего на Камчатке города Ключи. Сегодня Ключи - это не только значительный экономический центр Камчатской долины Это еще город науки. Ведь именно здесь 50 лет назад советская вулканология оформилась как самостоятельная отрасль науки. А Ключевская вулканостанция стала предшественницей единственного в мире Института вулканологии. Материал предоставлен: Смирновой О.К. (учитель средней шк №4 п.Ключи, рук. краеведческого кружка) Источник: Камчатская правда. 17 октября 1984г. № 239 ( 16.437) ЦГА ДВ ф. 1005, оп.1, д. 38 1910 г. Жители с. Ключи – Ушаковы, Штильников, Попов, Бобряков, Брагин, Удачин, Кречетов, Юрьев, Миронов, Григорьев, Рыков, Тюменцев
ЦГА ДВ, ф. 1007, оп. 1, д.12

«Воспоминания камчадалов и старожилов Камчатки», П-К. 2007 г.

МИХАИЛОВ ПАВЕЛ КСЕНОФОНТОВИЧ
(из писем В.И. Борисову)
Об улицах
Как же много их в моих Ключах! По Красноармейской от центра к тому еще гарнизону. И на стадион, И от дома №3 прекрасно смотрится Ключевская сопка, будто ее конус продолжает ввысь ту сопку, в которую упирается эта улица.
С рабочих улиц легко было спускаться ранним утром к проходным лесокомбината. Приятной прохладой веяло с Набережной, а гуляя по береговой на Икрянке, можно был» испить чудо-воду из обширного ключа (там на камне всегда была кружка для питья).
А улица Кирова! На ней я жил. Она тянется по всем Ключам, от колхоза «Вперед» до пригородного хозяйства.
Улица Колхозная - это от колхоза.
О мельнице
О мельнице ничего не слышал.
О другой мельнице можно вспомнить добрым словом. Это жернова-два круга каменных диаметром 30 - 40 см, толщиной 8-12 см. Вручную крутишь один камень по другому, и ячмень размельчается, перетирается в муку. До и после войны колхоз в удачливые годы (по погоде) получал, как я понимаю, неплохие урожаи овса, ячменя, табака (табак назывался «турецкий»). Ячмень выдавали колхозникам в оплату заработанных трудодней. Каша получалась отмененная, а из муки - оладьи, лепешки. Я помню, как засыпал под камень зерно и как рукой крутил его.
Острог на Ключах.
Где он стоял, не знаю. Выше «Интеграла» с версту. Это слово «Интеграл» - как оно приятно для моего слуха! Верста выше - это, похоже, озеро Глубокое (как я понимаю, вы его называете Ключевским). Место изумительное, не сырое. В 1940-х годах, помнится, там был Дом отдыха (видимо, для МТС - работников), гораздо позже - интернат. На берегу этого озера был пионерский лагерь.
А что если посмотреть на 1 версту ниже Интеграла? Мама мне рассказывала о балаганах, которые она видела в детстве. Мама называла место этих жилищ. Теперь это место, мне представляется, где-то на территории лесокомбината.
Да, места от озера Глубокого сухие, лесистые, ягодные, т.е. на южном берегу озера могли быть стоянки, сопоставимые по возрасту с Ушковскими.
О школе
Здесь можно говорить много. Скажу коротко. Есть у меня фото школы и церкви Троицкой, Мой дом рядом со школой, напротив - церковь. Мне полных 8 лет, и я в первом классе, осень 1937 года, школа начальная достраивалась. Мы учимся в церкви. На этом плане мой 1 класс отмечен точкой.
Утром 7 декабря 1937 года учительница сказала мне, чтобы шел домой. У дома собачья нарта, каюр дядя Вася Удачин. Дома папа на столе, полна изба людей. Мама плачет (ей всего-то 28 лет, у нее детей трое), она спрашивает Павла Черных: «Павел, как же ты так?».
2,3,4 классы мои уже были в новой школе. В 1 или втором классе учитель у нас был Январий, фамилию не помню.
В 4 классе нас учила Екатерина Николаевна Сапцына. Воспоминания о ней самые теплые. В январе 1970 года после 20 лег разлуки с Ключами я приехал в командировку на вулканостанцию. Тут же посетил школу, зашел в класс во время урока, т.к. узнал, что в этой комнате ведет урок Екатерина Николаевна, обрадовались встрече, поговорили. Виделись и говорили с нею и в следующий мой приезд летом 1979 года.
С 5 по 10 .класс я учился в школе им. И.А. Крылова. Это рядом с комбинатовским клубом, метров 150 до комбинатовской начальной школы.
Учителя в этой школе умнейшие и добрейшие. Учитель географии и «всех наук» - Петр Дмитриевич Кияниченко. Он учил моего отца, мою маму. Он преподавал в школах с. Ключи лет 40, покинул Ключи примерно в 1948 году. Его дети живут на Северном Кавказе. Мы росли вместе с его сыновьями Леонидом и Львом, Это ои «наябедничал моей маме, что я бросил 8 класс школы я уже 3 дня учусь на счетовода в промкомбинате (тогда на улице Кирова, напротив дома Тулуповых).
И мама заставила меня закончить 10 классов школы. Петр Дмитриевич - орденоносец, заслуженный учитель Советского Союза. Их дом рядом с Интегралом.
Учитель русского языка и литературы Василий Афанасьевич Толстихин. Его дети - Модест, Василий, Красномир, Альберт. Муза. Мы росли вместе с Алей и Миром. С Музой учились в одном классе. Алик и Мир, как понимаю, в Ключи из армии не вернулись и живут, как я слышал, где-то в Хабаровском крае.
Туда переехал после войны Василий Афанасьевич с семьей.
Жили Толстихины в доме №2 по ул. Набережной.
Учительница Елена Степановна Бецула - англичанка. Ее подпись есть в моем аттестате зрелости. С войны пришел раненный се ученик Тюлькин, и они поженились.
В конце 40-х годов уехали в Куйбышев. С ней долго переписывалась ее бывшая ученица В.П. Васильева, проживающая в Ленинграде.
Учителя русского языка и литературы Карпухина Таисия Петровна и Гусев Виктор Борисович. Как же они любили свой предмет! Спасибо им. Остальные преподаватели часто менялись. Запомнились СБ. Кудрявцева, Осипов, Лашковский, Васильев, военрук Бербериш:
В 40-х годах в Ключах было 4 школы: сельская, начальная, комбинатовская начальная, средняя школа, начальная школа в пригородном. В пригородной школе был молодой учитель Анатолий Мухортов, который жил по соседству со мной (в доме Селиванова).
Затем Толик стал заведующим этой школы. Была тогда еще школа вечерняя для рабочей молодежи. В конце 40-х годов построили школу среднюю, двухэтажную на улице Школьной. А теперь школа средняя на улице Красноармейской.
Помню учебники: по русскому языку Бархударова, по алгебре Киселева.
Заведующей начальной сельской школы в военное время была Панина, ее муж Панин работал в этой же школе.
Их сын Элька трагически погиб.
Директором средней школы (до 1947 года) был Виктор Иванович
(Попов?) на выпускном вечере (июнь 1947 г.) у нас был и Сочнев (из большой семьи на Икрянке, фронтовик, не знаю, в какие годы он был директором шкоды в с.Каменское, на севере Камчатской области).
Леонид Георгиевич заезжал в наши края в Московскую область, к моей тете, с которой он учился в одном классе, а с ее мужем он был знаком на фронте. Проживал в г. Кургане.
Моя тетя Галя закончила 10 класс в 193 8 году, 5 девушек и 8 ребят. Я - в 1947 году, 5 ребят и 8 девушек.
Не всех помню. А так хотелось бы назвать всех по имени, фамилии. Помню только Эмму Красильникову (мы с ней виделись на станции Завитая Амурской области в феврале 1953 года. Там она работала в школе).
Зину Карасеву, Аню (?) Черных. Аню (?) Туманову, Николая Ликанова Радченко Надю (?).
Хорошо помню соучеников Славу Штарева, Володю Коренькова, Петра Хлебникова, Толю Ломова.
Но не помню, когда они покинули Ключи, может быть, до 10 класса. Летом 1945 или 1946 года каш класс работал в Усть-Камчатске на РКЗ. Жили в школе. В1 -й день на заводе объелись горячих консервов, и потом все дни нас тошнило от их запаха. В 8,9,10 классах с нами учились ребята, девчата со всей долины реки, в том числе и из Усть-Камчатска. Запомнились, Прохор Морозов, Николай Аникин,
В 8 классе учился Леонид Косыгин с РКЗ-1 из Усть-Камчатска.
Думаю, что хорошо помню планировку школы им. И.А.Крылова. В конце коридора (длинного прохода вдоль окон северной стены школы) висела большая картина во всю стену учительской. На ней байкальская природа и поезд дальнего следования. Если не ошибаюсь, в нижнем углу картины подпись Васильева.
Вопрос о моем доме
Улица Кирова, дом №54. С 1949 года присвоен №66. Рубленый дом на 2 семьи. Рядом амбар, в котором были для меня таинственные инструменты старинные (например, металлическая узенькая тяпка для «ограбления» мышинных амбарчиков в лему с запасами долек и луковиц сараны и саранки). В нашем амбаре, в леднике, хранились в бочках запасы соленой рыбы, маленькие бочоночки с жимолостью (без сахара), а также так тогда называемые компоты (сваренные без сахара ягоды рябины камчатской вместе с ягодами харема - черного боярышника).
20 лет я не видел своего дома. И вот встреча в январе 1970 года. Я целовал его стены и. окна. В нем был уже буфет, в котором завтракали (или обедали) ученики начальной шкалы.
В нашей половике дома в 30-е годы на стенах висела светлая легкая ткань (вместо обоев).
Периодически ткань снимали для стирки. На потолке висела громадная величественная керосиновая лампа, красивая, многосвечевая, мощная, как люстра. Электроосвещение появилось где-то в юнце 30-х годов. У нас в печку был замурован чугунный казанок, так что для коровы и поросенка теплая вода была всегда. Картофельная яма в Ключах - это идеальное место для хранения картошки на весеннюю еду и для посадки.
В мой следующий приезд в Ключи (лето 1979 г.) в нашей половине дома было что-то типа телеателье. 'Гак и хочется закричать: «Я хочу домой!».
Охота
Я не был охотником. Настоящим охотником был мой отец Михайлов Ксенофонт Ксенофонтович. Летом - рыбалка, зимой - охота. Охотились они (бригада) в местах от реки Еловки к Шивелучу; от реки Маимли до р. Озерной. Охотились на соболя, лису, оленя, медведя, росомаху; горностая. Само собой, на заяца. У отца был винчестер (карабин), двухствольный «Зауэр» 12 калибра, еще дробовик, малокалиберная тозовка. Убили отца. И все оружие забрали. Помню торжественный выезд на охоту поздней осенью 1937 года. Чуть ли не вся сельская половина Ключей провожала охотников. Нарты, груженные охотничьими припасами, а также сухарями, пельменями, юколой для собак, все нарты - на спаренные лодки. Собак -тоже в лодки. Много лодок. Бригада 7 (иди 9) человек от берега у «Интеграла» до кромки льда метров 40...90. Лодки возвращаются назад. А собачьи, упряжки поволокли по свежему снежку нарты в сторону Шивелуча. А 7 декабря привезли отца.
Мама купила мне одностволку 24 калибра(ИЖ). Так что каждую осень на уток мы ездили с .дядей Иовом (мой родной дядя, брат отца).
С зимы 1943 г. по 1947 г. мы, сельские ребята, увлекались ловлей зайцев на петли. При встрече с двоюродным братом Юрием Коллеговым (живет в Киеве) мы об этом вспоминаем непременно. Лучшее время ловли сентябрь - январь. В 6 ч. утра встаем и до уроков бежим в лес. Наши «угодья» были между 1-й и 2-й раскорчевками (колхозные поля).
Вторая раскорчевка - теперь аэродром.
В марте - апреле я ловил куропаток двумя методами: «бутылка» и «огород». Методы верные, а куропаток сейчас жалко. Но тогда время было для нашей семьи труднейшее.
Слышал в детские годы, что кто-то поставил самострел (растяжку) на медведя на восточной стороне горы. Раненый медведь ушел.
В конце войны рыбкооп организовал ловлю сетями уток во время их линьки, а утята еще летать не научились.
Это варварский способ. Но такова жизнь.
От охотников слышал, что для добычи лебедя надо плыть на Широкое,
там они перелетные бывают. Угодья ключевских охотников на зверя (медведь, олень, соболь...) были к северу, северо-востоку и северо-западу от Ключей.
Наши охотники в те годы, бывали и в Тигиле, в Уке и в Озерной.
Помню, как к отъезду папы на зимнюю охоту мама делала (лепила и замораживала) много пельменей (наверное, тысячи две, а может, и три). Сушила много сухарей из черного и белого хлеба. Сухари должны быть обязательно из свежего хлеба. Хлеб пекли дома.
Извержение Ключевской сопки
Не раз слышал разговоры об извержении в 30-е годы. Но сам я не помню, не знаю. Говорили, что земля на миг раскрывалась трещинами, что лава текла по Сухой речке в северо-восточном направлении. Но очень хорошо помню извержение сильное, которое началось во второй половине дня 29 декабря 1944 года. Уже в начале января 1945 года я зарифмовал то, что было. Тот стих не сохранился, но сестра Лиза и теперь его помнит.
8 класс, идет урок. Из окон класса хорошо видна верхняя часть конуса сопки. И вдруг затрясло, загремело. Из кратера на большую высоту выбрасывается огонь с дымом. Нас отпустили домой. Весь вечер мы наблюдали интересную, но страшную картину работы вулкана. Вверх выстреливается огонь и дым. А уже свысока из этого дыма падают на склоны сопки огромные камни (говорили, что «не меньше дома»). И правда или нет, но нам казалось, что мы видели, как эти камни скатываются вниз по склону. 30 и 31 декабря над Ключами гуляли тучи пепла. В тех тучах сверкали и гремели молнии. Временами было темновато, а то и темно. Мне запомнилось холодное утро 4 января 1945 года. Небо чистое, голубое. И морозное солнце. А снег черный от пепла. Сопка молчала. И тут-то мы увидели, что севере -западную часть конуса отколота и выброшена куда-то. И не с первого ли января 1945 года высота вулкана стала 4750 метров?
Нам показалось, что кратер стал шире, а это значит, что сопка стала ниже.
Осенью 1948 (или 1949) года было извержение. Картина извержения мне слабо запомнилась. Но помню, что землетрясения в ту осень были ощутимые. Мы вынуждены были спать в сарайчике дяди Ивы (в нашем дворе). И в ту же осень было сильное извержение Шивелуча. Не знаю, так или нет, но тогда о Шивелуче говорили, что он молчал (не извергался) 100 лет. Еще о той же осени. Она была тревожная, был сильный пожар в лесокомбинате, горел, как мне помнятся разговоры, бондарный цех, («бондарка» горит).
Еще о той же осени. Ученый вулканолог читал лекции в клубах о землетрясениях, о том, как надо вести себя, без паники покидать дома, выжидать в сарайчиках, на улице. За это спасибо вулканологам.
Лектор говорит о том, что надо без паники, без толкучки выходить из
домов при трясении. •
И тут вдруг здорово затрясло. Он прыгает со сцены и тревожно бежит к двери. Сельчане хохочут, т.к. трясение тут же закончилось. 'Гак ли было, не знаю.
Во время землетрясения случались обвалы земли. Помню два таких обвала: на колхозном поле у овощехранилища и на огороде Ивлевых на Икрянке.
Сказки, предания, частушки
В мой 70-летний юбилей (1998 г.) дочь Наташа поздравила меня стихами. В них были и такие строфы:
... Твоя мечта моей мечтою стала, С тоскою думаю теперь о дальней стороне, И очередь теперь моя настала Сны дочке навевать о сказочной стране. Медвежье ушко спать уже ложится, и пляшут Гуманоиды вокруг него.,. Камчатка звездочкой на глобусе искрится, Спасибо ей за папу моего...
Дочери мои знают о Камчатке из моих рассказов. Сопки, горы, лес, река, озера, сенокос, рыбалка, снег, лыжи (!), звезды, осеннее солнце, осенние ветры, и т.д.
И конечно же, сказки и «были - небыли» - Знают о Камчатке внуки и внучки. Сказку о Ванюше-Медвежьем Ушке знаете, наверное, и вы. Эту сказку я слышал еще в 30-е годы. Нам, детям, рассказал ее дядя Ваня Буянов (его дети Евгений, Лида и Алла переехали жить в Крым). Предания «были-небыли», чудо дивное и диво чудное - об этом я наслышан много. Но многие и позабыл.
Например (быль?!) с Ключевскими почтовыми каюрами Соболевым, Ермаковым и Владимиром Удачиным. Собаки ездовые каждый год летовали на берегу реки ниже Ключей. Каюры по очереди неделями жили там, ловили рыбу и кормили собак.
Серьезно тревожили каюров по ночам странные явления. Когда потревожили дядю Володю, то он просто переставил палатку на другое место. Об этом я слышал на почте, где работал «сопровождающим почту» (начальником отделения связи был Мефодий Иванович Наумов, зам. нач. Рябенко Терентий Никифорович, до Наумова начальником был Ткачук). Было ли это с каюрами - я не знаю. Подробности их ночных тревог уж очень страшны своей необъяснимостью.
Разные случаи рассказывались о многих непонятных явлениях. Все это вы наверно, уже не раз слышали. Например, о ночном костре на озере
Куражьем. Приблизиться к берегу не давали волны. Чем ближе к костру, тем сильнее ветер от него, и тем выше волны, (Это, скорее, не предание, а сказка). Или рассказ о нашем сельчанине дяде Грише. Лодку на ночь привязал у песчаного берега протоки, а сам устроился в палатке. Неизвестный стук топора по лодке не давал ему поспать.
Сельчане дядя Павел и дядя Николай поздним вечером залезли в кукули (под открытым небом) после неболышой охоты на уток. Уснули. Утром просыпаются - они также в кукулях, но уже на самом берегу протоки (у воды, а ложились спать выше, у кустов) - это похоже на выдумку.
Рассказывали о протоке, в которой дно усеяно камнями (каменьями говорили раньше). Когда протока «усыхала» (была сухая или воды было мало), при сильном ветре камни пели и плакали человеческими голосами. Я такое место вблизи Ключей не знаю.
О гуманоидах, если так называть неизвестные существа: белые, небольшого роста, не ходят, а передвигаясь, как бы плывут в воздухе. Видел их трижды (1 августа 1946 или 1945 года, 2 августа 1948 или 1949 года, зимой 1948-1949 гг. или 1949-1950 гг.). Поэтому никто мне не верит. Это и хорошо. Не верьте и вы.
Скажу только о первом случае. В августе 1990 год в отпуск на Камчатку поехала со мною моя жена Римма Викторовна. До этого она восточнее Волги нигде не была. В Петропавловске мы навестили мою односельчанку Лилию Сергеевну Тулупову. До этого мы с нею не виделись года 42 или 43. Ударились в воспоминания. Она и спрашивает меня, помню ли ту вечернюю подлунную уборку сена (хвощ копнится и стогуется волгом вечером, а днем он крошится), когда мы видели неизвестные существа. Это на правом берегу реки в местечке, которое в те времена называлось «У Новинки». Там у нас с Тулуповыми был хвощевой сенокос, а пырьевые были в других местах. Этот Лилии Сергеевны вопрос я выслушал с внутренним восторгом (вот ведь, Риммочка, было это!). Было нас в тот вечер «У Новинки» человек 5 или 6. Мне и теперь тот вечер предстаавляется с правдивыми подробностями.
О частушках
Мне запомнилась частушка, которую я слышал в конце 40-х годов. Говорили,
что сочинил и пел ее, играя на гармошке, местный житель Егор Турнаев.
Случилось так, что в в конце апреля 1951 года мы вчетвером плыли на лодке 2 дня из Камак в Ключи (я тогда ехал домой из армии к осиротевшим сестрам на побывку. Умерла наша мамочка Анна Александровна 14 марта).
Из Благовещенска я выехал 1 апреля. Из Усть-Камчатска шел на лыжах до Камак. Выше река уже вскрылась ото льда. В лодке были: Алексей Штильников, Гоша Турнаев, я и паренек, ехавший в Козыревск. Старшим в лодке был опытный дядя Леша. Он знал, по каким протокам нам махать
веслами, чтобы до ночи нам попасть в юрту (примерно на полпути Кашки - Ключи). В дороге Леша пошутил:« Гоша, ты хотя бы частушки пел». И Гоша пел. Без, гармошки. Во время войны он короткое время служил в армии (где-то недалеко). Тут я и услышал частушки самого Гоши Турнаева. Мне он запомнился добрым мужиком.
Я помню одну из его частушек. Она о его командире, о курительной трубке.
Трубочка на диво,
Давай курить табак.
Память командира,
Осталась трубка мне.
О Троицкой церкви
Года 2...4 мне было, когда при звоне колокола на пожарной каланче я сказал моей набожной бабушке Шуре, Александре Павловне Михайловой: «Колокол блавостит (понятно, не мог выговорить «благовестит»), пойдем в церковь».
Она ответила: «Нет церкви, некуда нам идти». Так рассказывала мне бабушка, когда я подрос. Церковь закрыли, колокол увезли на каланчу, последнего служителя арестовали и увезли в неизвестном направлении. Да, мой дедушка Ксенофонт Ксенофонтович и его брат Иван Ксенофонтович были служителями в Троицкой церкви.
Дед Ксенофонт погиб в мае 1923 года при освящении реки перед началом хода лосося на нерест (паром разошелся, люди утонули. Народ стоял на берегу, все видел. На лодках поспешили к месту трагедии, спасли не всех. А дед Иван продолжал служить в церкви псаломщиком и священником до 1930 года, когда его арестовали.
Моя тетя Полина Ксенофонтовна помнит о письме деда Ивана скула-то с материка, помнит слова: «Мне здесь плохо».
Как рассказывала бабушка Шура, семья жила в доме между церковью и рекой. Дом был отнят властью в 1927 или 1928 году.
Во время войны в этом доме проживала семья учителя Толстихина, после войны в нем жила семья работника лесокомбината Бойченко.
У западной стороны дома, и во время войны и после красовалась высокая черемуха своим белым цветом в начале июня.
В семье всегда помнили добрую незамужнюю бабушку Варвару (сестра моих дедов Ксенофонта и Ивана, умерла в начале 30-х годов). Это она посадила черемуху (по-видимому, в 1920-х годах).
Новый дом построил мой отец в конце 20-х годов недалеко от церкви (метров 100). Старый дом был к северу от церкви, новый - к югу. У восточной торцевой стороны церкви, помню, стояли 3 дерева, стройные, красивые.
И помнится мне, это были лиственницы или ели.
Все, что было с церковью, - на «наших глазах». До 1938 года в церкви была начальная школа (не знаю, с какого года, но знаю, что по 1938 год). На фотоснимке (декабрь 1937 года) хорошо видны новая школа и часть церкви.
Во время войны в церкви было общежитие ПТУ (может быть, года 2). Запамятовал, в церкви или соседнем доме (в котором одно время позднее был народный суд) был детский дом (я дружил с детдомовскими пацанами).
После войны в церкви обосновалась рота пехотинцев (для авиаторов был гарнизон).
Командир роты Болгов-капитан.
С бывшим лейтенантом этой роты Каневским я виделся в Ивано-Франковске в 1976 году.
Что было далее с церковью, не знаю.
В мае 1950 г. я был призван в армию и уехал из Ключей. Через 20 лет (январь 1970 г.) я приехал в Ключи в командировку на 10 дней. Церкви нет. За забором здание нового промкомбината, продукцию которого мне и предложили «продегустировать) мои родственники (водку «Русскую» и «Кубанскую»).
Помнится, как в те далекие сороковые годы мы, пацаны, проводили вечера на ступенчатом крыльце церкви, слушая веселые комиксы Гены Греченина, Владика Столярова.
Помню, мама и мои бабушки рассказывали о величественном убранстве внутри церкви, о множестве и божественной красоте ее икон.
В главных углах домов моих бабушек (Александра Павловна и Фелицата Константиновна) висели иконы - большая и маленькая, в праздники горела лампадка У бабушки Шуры каждый год (до ее отъезда навсегда из Ключей в 1950 году) в пасхальную ночь проводили службу с религиозным песнопением верующие старички и старушки. Помню, бабушка ворчала и называла нехристями тех, кто при землетрясении бежал к ней и просил иконки, чтобы поставить в своих домах. Иконы возвращали бабушке с окончанием извержения-трясения (вот тут бабушка и поругивала их).
Детские игры
Конечно же, лапта. Играли и млад и стар (начинали игру пацаны, но она увлекала и мужиков). Для начала надо было определить, кто с кем в одной и другой команде. Тут и «стандартный» счет (какая-нибудь рифмованная детская считалочка), тут и споры. Затем розыгрыш биты, т.е. какая команда начинает игру. Победа добывалась умением, смекалкой, быстрым бегом, удачным ударом битой по мячу, расстановкой команды на поле и на подаче мяча. Выгодно было поймать летящий мяч.
Ценились в игре мячи гутаперчивые (поймать его было сложнее).
Лыжи! тут вся наша радость. Не бег, а катание с гор. Хороши для этого «церковные» горки (1-я, 2-я, 3-я). И две горки пологие одна за третьей церковной, другая - недалеко от ближнего колхозного поля).
На пологих горках скорость набирается постепенно, лыжня прямая, И в конце спуска трамплинчик высотой всего-то не более полуметра. А прыжки очень хорошие, мастера прыгали на 7 шагов и более.
Коньки ( в основном «снегурочки»). Помню - поздняя осень, снега еще нет. а озеро Глубокое замерзло. Лед прозрачный, вода чиста, подо льдом гольчики и икиняшки плавают.
Зоська (типа волана) - кусочек шкурки с закрепленным камешком. Соревнование: кто больший счет выбьет, пока зоська не упадет.
Помню нашу детскую радость катания на «карусели», которую соорудил нам мой дядя Иов (видимо, в 1938 или 1939 году). Бревнышко длиною метра полтора вкопано в землю, в него вбит металлический штырь, на котором надсажено колесо от старой телеги. К колесу закреплена длиннющая жердь, на длинном конце которой закреплены жестко санки. В качестве двигателя - дядя Иов. Дорожка для санок по кругу полита водой - ледяная. Центробежные силы скидывали нас с санок в разные стороны, и мы хохотали в снежной пыли.
И еще вот что помню. Одноклассники по средней школе Кирсанов и Ларионов позвали меня покататься в корзине с горы между Икрянкой и Пригородным.
Это незабываемое. Старая корзина (плетеная для нужд сельского хозяйства) диаметром около метра и высотой около полуметра (в хозяйстве корзины использовались на санях) была обработана ребятами коровьим навозом), а затем на навоз лили воду, и дно ледяное, да еще как бы закругленное; прекрасно катится по снежному склону горы с огромной скоростью, не обращая внимания на верхушки кустов. При этом корзина еще и вращается!
Летом мы купались в теплой воде Конопленки (вытекает из Конопленского озера), в теплых ямках песчаного Собачьего озера (ямки выкалывали руками, вода в них быстро нагревалась на солнце), на черных песках, на берегу у хребта.
Местные названия рек, озер, приток
В стихотворении поздравлении с 60-летием (1997 г.) моего двоюродного брата Кудина Анатолия Ивановича (как работник гидрометеослужбы, он на водомете много лет вспенивал воды нашей реки от ее устья до верховья) я упоминаю Уйкоаль (река Камчатка), черный камчатский (вулканический) песок - бьюкос, гору Тыим (общее название гор Ключевская и Харчинская в наше время называемые хребтами).
...и мирно катит воды Уйкоаль
...Кутху, владыка всей Камчатки,
Повсюду разбросан бьюкос...
...Тыим зеленая в июле

Нет, такие названия мы и не знали. Я эти слова вычитал у Крашенинникова. Мы знали в районе Ключей Старую и Новую Камчатку.
Условно их разделение начиналось от устья речушки Конопленка и заканчивалось примерно в 1,5 километра, ниже Сопочки (гористый мыс у пирса). Старая текла мощно (против ее течения на веслах непросто, и буксир тащил баржу с трудом, как бы теснясь к хребту. Новая «в лоб» била собачий остров.
Названия приток Уйкоали (Еловка, Хапица) и озеро Куражье сохранились с давних пор. Не знаю, сохранились ли названия озер Сенокосное, Коноплянское, Глубокое, Гренадер, Глубокое.
18 мая 1950 года нас, призывников, на барже повезли в Усть-Камчатск. А ночь холодную с 17 на 18 мая мой дядя Ива, Александр Мирошников и я провели в восточной части этого озера у гольчиковой сети - и ближе к утру поплыли домой с гольцами.
В наших ключевских местах были названия проток: Чинекша, Поперечка, Домашняя, Кандейка, Уловная, речек Ключевка, Конопленка, озерцо Накша (опять воспоминания: как-то осенью, где-то в дальнем уголке озерца мы с дядей Ивой накопали ведро белой глины, чтобы побелить к 7 Ноября печи. Ее там немного, лишь слабый слой на глубине не более одного метра на илистом берегу у самой воды.
Может быть, я ошибаюсь, но понимаю так, что при Крашенинникове протоку Домашнюю называли Ключевой. Эта протока является как бы продолжением речки Ключевки.
Речка Конопленка вытекает из озера Конопленского. Летом вода сравнительно теплая, течение слабое, ключевых источников нет. Названа так по конопле, которую выращивали для получения ниток. В процессе обработки коноплю мочили в этой речушке или озере.
Теперь же я не знаю, в каком состоянии озера Сенокосное и Конопленское, не пробила ли их сквозняком река Камчатка.
Такую «шутку» сотворила река с озером Казачьим. Это 8 - 12 км ниже Ключей. Было озеро в 1937 году, а в 1950 нет его, а есть фарватер реки. 1937 год, у Казачьего колхозная рыбалка, вдоль берега топь, два островка Казачий и Собачий, моторный вельбот, отец взял меня на рыбалку, были и другие пацаны, босиком по миллион}' белых коротких толстенных червей, находки каменных ножей, вечерние споры, кто в одиночку по берегу обойдет островок.
Всгрустнулось мне, а как иначе, Когда на сердце нелегко. Я вспоминаю давнее Казачье, Частицу детства моего.

Наша фамилия
По одним данным, Михайловы прибыли из Архангельской губернии, по другим - из Сибири, по третьим - из Усть-Илимского края. А может быть, из всех этих мест?
Из архангельских земель - в Сибирь, а далее на восток в Прибайкалье, потом и еще далее - на Камчатку. Пока не знаю. Архивы от меня далеко.
Немало мне уже известно от бабушки Шуры, моих тетушек, из наших бесед с Кудиным Анатолием Анатольевичем и из его писем.
Теперь о моих размышлениях об имени Ксенофонт. Мой отец, мой дед, мой прадед носили это имя (прапрадед Иван). Бабушка Шура рассказывала, что и меня хотели назвать Ксенофонтом. но она настояла на имени своего отца Павла Юрьева.
Рыбаки, охотники Михайловы были и церковными служителя»,.
Может быть,, поэтому в нашей фамилии бытовало это имя (имя церковное).
Далее мое размышление, надуманное, приводит к несерьезной легенде. Ксено - в переводе с греческого: чужой, иностранец, гость. Фонт - также с греческого - фонтан, источник, ключ. Значит, Ксенофонт- прибывший с чужого ключа.
Вот почему мне интересно знать, не только откуда, но и когда и с каким именем прибыл мой пращур а Ключи. Или это прапрадед Иван, у которого в Ключах родился сын, получивший имя «с другого ключа», т.е Ксенофонт. Или прадед Ксенофонт уже с этим именем приехал в Ключи, эту мою легенду всерьез не воспринимайте.
Большинство из перечисленных вами фамилий мне известны. Константин Катов и Василий Селиванов трудились в колхозе «Вперед». Как и мой отец, они летом рыбачили, заготавливали сено для коров и лошадей, работали на полях - огородах, а при первом снеге и морозе уезжали на охотничьи угодья до марта. С их сыновьями Анатолием Катовым, Борисом и Григорием Селивановыми мы росли, учились в школе и на улице. Помнится, какой-то день лета 1946 (1945?) года сельские коровы, чем-то встревоженные, прибежали из леса. Но натовская корова из леса не вернулась. Катов нашел ее в лесу, заваленную лесным хламом. Ее задрал медведь. Говорили, что Катов пойдет с ружьем на встречу с медведем, который вернется к корове через несколько дней, когда от нее «пойдет дух».
Уважаемыми стариками на селе были дед Катов и дед Рыжов. Мне, пацану, они запомнились бородатыми, сидящими на уличной скамеечке у дома Катовых и играющими в шашки. С одобрением гулял по рукам соседей рисунок, сделанный моей тетей Галей (по-видимому, в середине 30-х годов), на котором она зафиксировала крупным планом в меру обросшую голову кого-то из этих дедов.
Рыжовы, наверное, были мастерами плотницких дел. Помнится их новенький добротно построенный домик на улице Колхозной и красивое строение во дворе (столярная мастерская или банька).
При беде гроб смастерить сельчане обращались к Рыжову.
На улице Кирова между домами Михайловых и Катовых стоял дом Селивановых. В конце 30-х начале 40-х годов на дворе Селивановых был построен дом большой и всеми уважаемой семьи Гареевых.
У Селивановых было четверо сыновей - Николай, Василий, Борис и Григорий, и две дочери - Ольга и Татьяна. Николай и Василий служили в армии, как мне помнится, во время войны. Василий погиб на фронте. Летом какого-то года (1943-1944?) Алик Толстихин и я перевезли Бориса на лодке на левый берег реки, высадили его на берег чуть ниже Накши. Борис сказал, что хочет по берегу пройти до Гренадера, где его отец бригадой ловил рыбу. Я и теперь считаю, что это был его смелый (учитывая возраст) поступок. Ведь надо было идти густо заросшим деревьями и кустарниками крутым берегом километров 5 - 8. К тому же это те места, где летом можно было повстречаться с медведем,
В морозный день зимы 1945 г. (наверное, в феврале) Ключи провожали в армию ребят 1927 года рождения. Среди них был и Боря Селиванов. Стартовой площадкой мобилизованных была территория вулканостанции. Предстояло им совершить лыжный пробег до Усть-Камчатска.
В военное время Таня Селиванова и Маша Юрьева для нас, школят, стали героинями. Они, 18-летние, добровольно ушли в армию. Семья фронтовиков Захаровых (Маша вышла замуж за Михаила Федоровича) проживает в Климовске с 1961 года. На карте города есть фотография ветеранов войны. В центре фотоснимка стоит Мария Ивановна.
Семья Татьяны Васильевны Селивановой живет, в Волгограде.
Столяров работал сторожем в «Интеграле». О нем говорили, что он добросовестный сторож, что он ходит вокруг «Интеграла» всю ночь. У него были сыновья Владимир (во время войны был в армии Александр, Геннадий, Анатолий, Владик и две дочери. Их дом в начале улицы Набережной (метров 100 от «Интеграла», на сравнительно крутом берегу реки.
Хороша вода в Столяровском ключе! Но в июньское половодье водичку из этого ключа не взять.
С Геннадием мы были одноклассниками с 1 по 6 класс. В школе он был шутником. В 4 классе поднял руку на уроке, говорит: «Екатерина Николаевна, можно, я постою». Она разрешает. И он весь урок простоял за партой. Мы с ним враз пошли в армию, но в разные направления от Ключей. Анатолий, как я слышал, жил в Крыму.
В снежные зимы было скучновато в Ключах в сельском клубе «опять то же кино, что и вчера».
Вечером в непогоду хорошо пойти к Столяровым. Сам Столяров, как нам казалось, был рад, что у него в доме собирается молодежь. Он рассказывал нам о себе, о Москве, о гражданской войне, о ключевской жизни того времени, когда он приехал на Камчатку.
Нам задавали не простые вопросы. Над нашими ответами посмеивался. Меня спрашивал: вот ты в десятом классе, скажи, почему до 1928 года в Ключи ласточки прилетали, а теперь не прилетают? Или еще вопрос: скажи, как Бойченко зимой обходится без дров (Бойченко его сосед, начальник или мастер цеха в лесокомбинате)? И сам отвечал на этот вопрос. Ответ был юморной. И еще помню его вопрос: скажи, сколько лет надо, чтобы икиняшка стала рыбой?
В доме Столярова одна большая, комната, а посередке русская печь (так мне запомнилось).
И вот в пургу вечером в доме, Столярова одни играют в «подкидного» или в «66», а другие - в шашки.
С Тулуповыми мы были связаны сенокосными угодьями.
Тете Марфе, как и моей маме, досталась тяжелая доля. Они молодые оказались без мужей, одни растили детей. У тети Марфы были два прекрасных сына Николай и Владимир и три дочери -умницы, красавицы - Вера, Лилия, Нина.
Сыновья были призваны в армию, по-видимому, во время войны. Коля запомнился мне тем, как остановил нарту (с собаками), когда она по инерции по льду приближалась к полынье на болотистом заливчике у первого зимнего мостика.
А Володя был отличным пловцом. Он аккуратно, бесшумно, без брызг плыл вольным стилем «вразмашку». Не знаю, на спор или просто так, он переплыл реку от устья Кинопленки на противоположный берег. Это я видел. А течение здесь не слабое, а еще и вода холодная (опасны судорога).
Вера, Лилия, Нина живут в Петропавловске-Камчатском.
Скажу, что Нина в начале 40-х годов явно проявляла актерские способности, играя с Аллой Буяновой спектакль в 2 актера (что-то о разговоре директора с вахтером).
Пузаковы жили рядом с сельсоветом на ул. Кирова. С Анатолием Пузаковым служили в одной части под Благовещенском. Парень он был видный, у девушек пользовался успехом. К вечерним танцам в сельском клубе он тщательно начищал сапоги и смазывал их тонким слоем декстринового клея, который был на почте.
Ясневы жили в самом начале ул. Кирова, рядом с правлением колхоза. Помню, лысую гору у Накши называли ясневской (еще до войны). Говорили, что Яснев пас телят в нижней части Ключевского хребта. Однажды огонь от костра полыхнул на деревья. Так ли было на самом деле, не знаю. Его дочь Феоктиста вышла замуж за уважаемого сельчанина Карташова.
Говорить о Ключах - зто значит, говорить о колхозе, о лесокомбинате, рыбкоопе, о школах, детдоме и интернате, о транспорте, о почте и т.д.
А это значит - говорить о людях. Первые председатели колхоза «Вперед» Щенников и Михайлов. Третий председатель Егор Ефимович Шатерников был рулевым колхоза не менее пятнадцати лет.
Особенно трудные годы для него были годы войны. Он с супругой был в здешних местах в 70-х годах, были они и у меня. Одна из его дочерей живет в Подмосковье. Сестры Людмилы Егоровны живут на Амуре и в Петропавловске.
Делегатом на ВСХВ от Усть-Камчатского района в 1938 или в 1939 году был наш колхозник Николай Егорович Ушаков. «Коренными» колхозниками были Алексей Васильевич Коллегов, братья Бобряковы, Селиванов, Катов, Удачин и другие.
Очень полезным был прием в колхоз новоселов (помнится, из Белоруссии) Башарина, Юрченко, Казачка, Жмачинского и других.
В Ключи они прибыли летом 1940 года.
Великими труженицами сельского хозяйства были женщины-колхозницы.
О церковных горках
Как же мы любили церковные бугры, «церковки» 1-ю, 2-ю, 3-ю. 1-я теперь на границе города, на ней строения Гидрометеослужбы. И какая же она стала маленькая! А нам казалась и большой и крутой. Правда, такой ее делали снег и ветер. Северный склон малоснежный, наверху много снега, а внизу есть и наносы снега, есть и выветренные места. Один из спусков для храбрецов, сложный тем, что после приличной скорости на заледеневшем спуске - вдруг резкий подъем на заснеженное возвышение. Я не сумел совладеть с инерцией тела - и я врезался головой в сугроб. После 1-й «церковки» плавный подъем на вторую. Спустившись со 2-й по юго-восточному склону, можно подняться и на третью. Дальше мы непременно спешим на лыжах на 20-е пологое. Там катание было опасно тем, что вроде бы горы нет, но скорость при спуске большая. А при насте едешь между деревьями, лыжни нет. Вдоволь накататься, а значит, приятно умаяться удавалось, когда по просеке дойдешь ватагой до Домашней сопочки (около 12 км). Я был на домашней только один раз.
Были и смельчаки - лыжники. До или после войны мы видели, как черная точка как молния спускается с Заречного вулкана зигзагом по просеке (теперь ее нет, заросла, но на фотоснимке у меня она есть).
Это кто-то спускался с горы на лыжах.
Что такое бары, я почувствовал трижды. В конце мая 1950 года нас, новобранцев, 1928 года рождения, на несамоходном судне подвозили к грузовому пароходу (помнится, "Любовь Шевцова", стоящему на рейде
в Камчатском заливе. Буксир тянул за собой наше судно из реки в океан на длинном тросе. Для Усть-Камчатских ребят это было привычно, а нам, ключевским, бары были впервые. Судно было открытого типа, как баржа, поэтому нам хорошо было видно, куда нас несет, скорость движения баржи к барам была немалая. Понимаю теперь, что скорость буксира с баржой должна быть больше скорости течения реки. И трос, соединяющий буксир с баржой, должен быть длинный. Мне и сейчас видится, что в первую волну баров баржа вошла под прямым углом. Чувствовалось, что река встречается с волнами океана и спешит нырнуть в него. Нас обдало брызгами этой встречи. Было и интересно, и жутковато. Трос (канат) уходил в волну, а буксир терялся за волнами.
В марте 1951 года умерла моя мама. Армейское начальство посоветовало мне побывать дома с осиротевшими сестрами (обе младше меня). 1 апреля я выехал из Благовещенска. От Владивостока до Петропавловска-Камчатского плыл на турбоэлектроходе "Вячеслав Молотов" (на нем же я возвращался из Петропавловска во Владивосток. Он ходит по расписанию, время в пути "без четырех часов четверо суток".
В Петропавловском порту попросился на грузовой пароход ("Иван Ползунов" или «Иван Кулибин»?), который шел в Усть-Камчатск. Плыли двое суток среда бескрайних льдин. Ночью светила луна, с корабля до причала на косе пассажиров (нас было мало) перевез катер. Море было спокойное. Весь поселок на шее был в глубоком снегу, и тишина после пурга.
Это было 18 или 19 апреля. Переночевал на косе у Косыгиных. Назавтра переехал в Усть-Камчатск, Позвонил на почту в Ключи сестрам. Тут одарили меня лыжами. Я на них двинулся по направлению к Ключам. Надо было спешить, т.к. река уже прошла до Камак, и она не сегодня-завтра должна взломать ледяной покров в Щеках. День был хороший для дороги, безветренный (такие бывают после сильной многодневной пурги). Снег глубокий, но лыжня была (кто-то уже пошел на лыжах). Настроился дойти сегодня до Нижнего, но не получилось. Легко дошел до Хваленки. На берегу в глубоких снегах одноэтажные строения. Только разговорился с солдатами, пришел старшина-сверхсрочник. Он сказал, что звонили сестрицы, и он с женою приглашает меня на обед. Его фамилия, по-моему, Приставка. Его жена Валентина Павловна Удачина, подруга моей сестры Лиды. На обед были пельмени! Усталость снял разведенный спирт. В результате я у них переночевал. Назавтра я продолжил путь по глубокой лыжне. Ярко светило солнце. Из Нижнего я выплел в полдень. В Щеках встретился с корейцем, который шел на лыжах в сторону Усть-Камчатска. Стало темнеть (в Щеках рано смеркается), когда я попросился переспать у двух мужчин (отец и сын) на гидропосту (этот пост примерно в середине Щек, а не тот, что ближе к выходу из них). Эти добрые люди угостили меня хорошим чаем, и я прекрасно выспался на полу в их теплом доме. В
сумерках я повернул к ним на лай собаки и светящееся огоньком окошко. Их жены-матери дома не было, лежала в больнице в Нижне-Камчатске или Усть-Камчатске. Перед сном мужчины спросили меня, играю ли на музыкальных инструментах. «Нет, не умею». И они стали играть на двух инструментах- гармошке и гитаре.
Я быстро уснул. А утром пошел далее, в Камаках, они мне советовали при выходе из Щек взять вправо и быть осторожным. А выйдя на санную дорогу ( это по ней возят сено камаковские жители), идти по ней влево (а не вправо, на сенокосные угодья). Спасибо этим людям.
Много раз на барже при выходе из Щек я радовался знакомой картине: голубое небо, впереди ключевская гора Тыим (Ключевской хребет), а слева Ключевская сопка. Эту же картину при солнечном дне я видел теперь, выходя да Щек на лыжах!
В Камаках я был всего один день - 23 или 24 апреля 1951 года. Это небольшая деревенька с низкими домами в глубоком апрельском снегу. Знакомыми моих папы и мамы были Расторгуевы. Туда уехала в 20-х годах, когда вышла замуж за Томилина, моя тетя Ира. А еще раньше там. бывал с торговлей родственник моей бабушки Фалисты - Косыгин, который посетил Камаки последний раз около 1915 года.
Река до Щек уже взломала лед, от Камак до Ключей, на лыжах не пройти. Поэтому мы вчетвером (Алексей Штильников, Георгий Турнаев, паренек из Козыревска и я) пошли в Ключи на лодке. Прибыли в Ключи на Пасху-27 апреля 1951 года.
В третий раз я попал в бары, когда возвращался из домашней побывки в часть. 20 (или 21 мая) 1951 года я обратился к капитану небольшого морского катера с просьбой взять меня до Петропавловска. Меня взяли, наверное, потому, что я был в военной форме, а команда катера - военные моряки. На этом катере ехала из Петропавловска, как мне помнится, 2 или 3 секретарь райкома партии, симпатичная женщина в кожаной куртке. Нас хлестко встретили бары. Катер врезался в первую волну, вода обкатила его с носа до кормы. Мы стояли на камбузе среди нескольких квадратных столиков, закрепленных на полу, и держались за поручни у стенок. Катер становился на волне то носом ввысь, то носом вниз. Бары прошли. И тут как-то вышло, что катер вдет вдоль косы, волны разбушевавшегося океана бьют его по правому борту. Команде не удавалось поставить катер к косе, В какой-то момент катер пощупал песчаное дно и даже полуприлег на левый борт. Но на катере, видать, были опытные моряки. С очередной волной катер становился на воду. Команда пыталась сделать маневр. Наконец, это ей удалось. Катер встал на килевую качку и пошел в океан. Ну а мы с секретарем здорово "потравили" и на камбузе и за борт. То плавание на военном катере, конечно же, запомнилось не только мне, но и команде, и женщине в кожаной куртке.
Усть-Камчатск я знал слабо. Летом 1944 или 1945 года наш класс (и еще какие-то) был отправлен на подсобные работы на РКЗ-1, наверное, на один месяц. Поселили нас в школе. У всех были перочинные ножи. В один из первых дней этими ножами мы чуть было не поранили нашего руководителя от РКЗ. Мы соревновались в метании ножей во входную дверь классной комнаты. Бросали все враз, по команде одного из наших ребят. Ножи уже летят, а в это врем» открывается дверь. Это пришел навестить нас этот старший товарищ. Он нас поруган. Питались мы в столовой. Говорили тоща, что эту столовую посетил Микоян в начале войны. В столовой нам нравились крупные рыбные шарики. Мы что-то напевали: "... и тефтели надоели". В первые дни мы очень- накушались рыбных консервов из горячих банок. Запах этих горячих консервов сопровождал нас по всему заводу.
Следующие мои поездки в Усть-Камчатск были летом 1948 и 1949 годов. Это была моя работа. В отделении связи я был сопровождающим почты в летне-осенний сезон. Иногда почта шла на барже без почтового сопровождающего (сдавали небольшую почту на баржу капитану-рулевому). Баржа швартовалась к причалу на косе. Почту забирало местное отделение связи, или к барже подходила моторная лодка из усть-камчатской конторы связи. Однажды испугались мы с парнем, с которым на такой лодке везли почту от баржи. Было много посылок, мешки с почтой. Лодка была перегружена, ветерок поднялся или встречный катер прошел - пошла волна. Вот-вот будет захлест воды в лодку. Но все обошлось.
Мои поездки в Усть-Камчатск были очень кратковременными: сдал почту - и опять на баржу. На самом носу косы я получил уроки ловли рыбы способом "толкачом". Учил меня этому прекраснейший дядя Костя (Константин Алексеевич Косыгин), Быстрое течение реки. Дядя Костя держит веревку (длиной не более 10 м), привязанную к короткой рыболовной сети (длиной 8-15 метров).
Я держу в руках конец деревянного шеста (метра 4 длиной). Другой, вилкообразный его конец упирается в буек сетки. Все это делается на бегу, надо не очень-то отставать от течения реки. При этом буек сетки надо держать как можно дальше от берега (а берег песчаный низкий), надо толкать буек шестом. Я еще раз пытаюсь увести буек от берега подальше. Вынимаю шест из воды. Дядя продолжает сам бежать за сеткой или передает веревку мне, мы бежим, но, наверное, отстаем от течения, как бы придерживаем сетку. Буек опережает нас, и сетка вытягивается вдоль берега. Это не желательно, но ничего не поделать. Добегаем до конца косы, придерживаю веревку. Сеть ложится на отмель. Выбираем из сети рыбины. Собираем сеть, опять идем к старт)-.
Отсюда же видим, как на противоположном берегу настоящие рыбаки добывают рыбу методом "черпаком". Стоит кунгас у берега, но сам
против течения реки. В носовой части кунгаса рыбак - с сачком, не менее метра в диаметре.
К сачку в месте раскрытия привязана веревка, которую держит второй рыбак, в кормовой части кунгаса. Сачок в одно мгновение опускается в воду. Его быстро увлекает за собой течение воды. Второй рыбак по ход)' в воде сачка выбирает веревку: Сачок, гонимый течением и подтягиваемый этим рыбаком, движется навстречу рыбе, которая сама лезет в раскрыв сачка. Все это происходит за секунды (так нам казалось) и рыбаки уже поднимают сачок. Рыба в кунгасе, и снова сачок в воду...
Константин Алексеевич как-то под вечер поручил мне на лодке переехать от берега у их дома на противоположный берег и проверить сеть. Берег там низкий, заболоченный. Деревьев нет, только кустарник. Я с удовольствием вынимал из сети навагу, мелкую камбалу, еще какую-то рыбку. Сеть тут же опускаешь в воду. На следующий вечер я повторил поездку к сетке. Эта рыбка шла на корм и собачке.
И еще. Дядя Костя научил меня ловить мелкую рыбешку с мостика у берега. Называлась рыбка колюшкой, у нее колючий спинной плавничок. Опускаешь в воду (около метра глубиной) простое устройство типа сита (можно продырявленный противень на веревочках). Сыплешь из ладони съестные крошки -приманку. Тут' же поднимаешь "сито", в нем рыбки. В солнечный денек рыбку помещали на низкую крышу сеней. Колюшка высыхала и была готова к употреблению. Она жирная, вкусная. Тетя Паша говорила: "'Это наши семечки".
Завод запомнился запахом горячих консервных банок, запахом рыбы и моря. Хорош, незабываем запах и солоноватый вкус прохладного океанского воздуха!
И еще запомнился трубопровод над улицей, по которому шли отходы из РКЗ на туковый завод. Мы, ключевские школьники, любили ходить на песчаный берег и смотреть на океан. Кто-то говорил, что в хорошую погоду можно видеть остров Беринга.
С интересом наблюдали мы, как баночки вручную наполнялись кусочками рыбы (работали женщины). Баночки по конвейеру подавались в электропечь, оттуда выходили закатанные и очень горячие.
Поселок запомнился мне бесконечными пирсами -стоянками катеров, моторок, лодок. Берег не широкий, а даже узкий (тут же огородные заборы).
Провожая нас в Усть-Камчатск, старшие советовали помнить, что Усть-Камчатск наш районный центр, не хулиганить, на улице не плеваться.
Много усть-камчатских ребят проходили военную службу под Благовещенском. Они, как никто, были подготовлены к службе на воде.
В часы отдыха эти ребята на армейском стадионе мастерски играли в волейбол.
По службе в одном взводе я знал прекрасных скромных ребят Глущенко
Юрия, Титкова Виктора, Косыгина Василия Ивановича, однофамилец Косыгина Василия Константиновича). Юра Глушенко - спортсмен, первые места по бегу на 5,10 км. В часы досуга он хорошо играл на мандолине. Иногда и пел. Запомнилось его исполнение песни, в которой есть слова:... тот дивный вечер и обрыв к реке, и чью-то песню чуть слышно вдалеке...". При демобилизации (октябрь 1953 г.) мы расстались. Все камчатцы поехали, конечно, на Камчатку. Через день я отправился на запад. Этот день для меня был очень тяжелым.
В наше время дороги Ключи - Усть-Камчатск не было. От Ключей на восток мы ходили максимум на 15 километров за шикшей. Летней дорогой служила река Камчатка. По ней на барже туда и обратно. По левому берегу - Черный Яр, Нижие-Камчатск, но правому - Хваленка, Березовый Яр, Николаевка. Однажды (на пути в Ключи) катер с баржой остановился на Хваяенке (видимо, выходили пассажиры). Наверное, для обитателей Хваленки это было событием. В этот вечер на берегу собрались военные и гражданские. Не раз видел, как пассажиров встречали на лодках, которые подходили к барже, и пассажиры спускались в них, а смельчаки прыгали.
Помню Гарькова, работал обходчиком телефонно-телеграфных линий. Работа опасная, не каждый может быть обходчиком. Зимой часто оледенение проводов приводило к их обрыву. Надо было на лыжах идти в сторону Хапицы или в сторону Козыревекого совхоза в непогоду. Однажды его, как говорили, подран медведь.
О Косыгиных. Это большая, всеми уважаемая семья. У Константина Алексеевича с тетей Пашей 4 сына и дочь.
Константин Алексеевич - племянник моей родной бабушки Фелисты (по маминой линии). Я был пацаном, во помню, жили Косыгины в Ключах по улице Кабакова. Перед войной они уехали из Ключей, Сергей и Иван -участники войны, Иван погиб на фронте. Константин Алексеевич был смелый охотник. Он рассказывал об охоте на нерпу в Камчатском заливе. Восточный ветер нагоняет льдины в залив, прибивает их к берегу, охотники с ружьями и деревянными шестами по льдинам уходят далеко от берега. Там бьют нерпу. Эта охота очень опасна. Ветер может подуть от берега, и льдины с охотниками уйдут в океан.
В нашей частя под Благовещенском служили двое Косыгиных, и оба Василия: Василий Константинович и Василий Иванович.
Девичья фамилия моей бабушки Феалисты — Косыгина. Об ее отце Косыгине Константине знаю немного: посланник по торговой части из Уссурийска. От двух жен имел 16 детей. Вторая жена - дочь священника отца Якова. Все 16 детей жили вместе. Сестра моей бабушки Матрена жила в Ленинграде, я бывал у нее в 1953 - ] 956 гг.
Мама моей бабушки спасла от тифа всех 16 детей, а сама умерла. Говорили, на этом тиф кончился. 16 детей Косыгиных разъехались по всей
стране. Николай и Александр учились в Петербурге, богатый отец отправил их туда с письмом к знакомому. Николай Константинович по торговой части в Тигиле жил, приезжал в Камаки к Томилиным (это в 20-х годах). Александр тоже по торговой линии пошел. Уехал в Америку, там остался. Писал письма в Ключи. В письмах вспоминал ключевскую жизнь, юколу и пенки (молочные). В 1919 году умер Константин Косыгин. Сообщили письмом Александру. И писем от него уже не было. У Ираиды Потехиной есть стихи об Усть-Камчатске.
Который день все ждем погоды
В порту, у моря, на реке
Обидно — перед Новым Годом
Опять от дома вдалеке.
Дорога морем, путь небесный
Все перекрыто. Хода нет.
Откроются ли? Неизвестно.
Пурга. Снега. Усть-Белый свет.
И Устъ-Камчатск. И Усть-Тревога.
Не затеряться б, не пропасть.
Пурга. Не сбиться бы с дороги.
О, Усть-Край света. Усть-Напасть.
Павел Ксенофонтович Михайлов:
Куражье, Поперечна, Уловная,
Широкое, Чинекша, Гренадер...
Вода в Ключах вулканно-ключевая,
А Млечный Путь - божественный ковер.
Конопленка, Икрянка и Новинка,
На Казачьем - гуси и чирки.
Над обрывом тополь и осинка,
Под обрывом черные пески.
Кандейка, Накша, Харчино, Еловка,
Двухъюрточная и Атласов крест...
Я чувствую себя весьма неловко
В большой версте от этих чудных мест.
Черемуха, харем и голубика,
Шикша, жимолость, рябина, черемша,
Княжника, ималина, и брусника-
От названий замерла душа.
Хаек-кета, горбуша, кунджа, кижуч,
Чавыча, нерка-красная, голец,
Еще добавлю хариус, микижу
И изойду на слюни. И капец.

Аэропорт "Ключи" в феврале 1958 года

Attached files

Аэродром "Ключи" в феврале 1957 года

Attached files

Аэродром у поселка Ключи. Самолет Ли-2. Конец 50-х годов.

Attached files