От огромнейшего рыбокомбината остался небольшой поселок. В комбинате работало несколько тысяч человек, которые давно уже покинули полуостров, но помнят о годах, проведенных на Камчатке.

Об истории комбината можно прочитать по этому адресу http://www.fishmuseum.ru/?d=history&con=mpub&linkid=889&id=889&id_cont=211&t_name=museum_pub&id_epoha=&n=211&one=&title=%CA%F0%F3%F2%EE%E3%EE%F0%EE%E2%F1%EA%E8%E9+%F0%FB%E1%EE%EA%EE%EC%E1%E8%ED%E0%F2#n1

Вот часть материалов из истории комбината, который мы предлагаем дополнить всем, кто когда-то жил и работал на этих заводах и базах, или кто родился и учился в этих поселках.

Ф. 88, оп. 1, ед.хр. 405, л. 40
1959 год

Решение № 82
исполнительного комитета Соболевского районного
Совета депутатов трудящихся
от 27 мая 1959 года
"О присвоении наименований населенных пунктов
рыбозаводам, рыбоконсервным заводам и
сельхозфермам Ичинского, Крутогоровского, Пымтинского
комбинатам и комбинату им. Кирова"
Учитывая частую замену наименования рыбозаводам и консервным заводам, что затрудняет в их обслуживании как по лини связи, а так же и по другим ведомствам и идя навтречу жителям указанных заводам исполком Соболевского райсовета депутатов трудящихся РЕШИЛ:
1. Присвоить рыбозаводам, консервным заводам и сельхозфермам постоянные наименования населенных пунктов:
По КРУТОГОРОВСКИЙ РЫБОКОМБИНАТУ:

Рыбозаводу № 1, населенный пункт поселок "Крутогоровский"
Ф. 88, оп. 1 , ед.хр. 405, л. 26
В связи с отсутствием наименований ряда населенных пунктов Соболевского района, что затрудняет их обслуживание органами связи, руководствуясь Декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 30 августа 1926 года "О порядке регистрации и наименования вновь возникающих поселений", исполком областного Совета депутатов трудящихся решил:
Зарегистрировать и присвоить наименования следующим населенным пунктам Соболевского района:
Поселку возникшему при рыбоконсервном заводе № 34 Крутогоровского рыбокомбината - поселок Малореченск (сельского типа)
(число жителей - 268 человек)

Поселку возникшему при рыбоконсервном заводе № 36 Крутогоровского рыбокомбината - поселок Южный (сельского типа)
(число жителей - 300 человек)

Поселку бывшей 8 базы рыбозавода - с. Охотское
(число жителей - 170 человек)

Поселку возникшему при сельскохозяйственной ферме № 1 Крутогоровского рыбокомбината - село Лесное.
(число жителей - 129 человек).

Ф. 88, оп. 1, ед. хр. 504, л. 131
Статистическое управление Камчатской области сообщает количество населения по Крутогоровскому 2-му сельскому Совету Соболевского района на 1 января 1960 года…:
Крутогоровский II-й сельский Совет -- 1514 человек;
Отнесенные к нему:
Поселок Колпаково -- 737 человек
село Заветное -- 86 человек
Итого по сельсовету 2337 человек

Ф. 88, оп. 1, ед.хр. 405, л. 40
…Рыбоконсервному заводу № 33 дается название поселок "Родниковый" исходя из наличия родниковой воды.
…Рыбоконсервному заводу 35 дается название поселок "Колпаковский" по названию ближайшей реки
…Сельхозферме № 2 присваивается название села "Дальний лес", потому что ферма расположена в отдаленном участке леса от центральной базы Крутогоровского рыбокомбината.

л. 44
СПРАВКА
о количестве населения в населенных пунктах
Соболевского района

По Крутогоровскому рыбокомбинату

1. Рыбозавод № 2 1163
2. Консервному заводу № 34 268
3. - х -- № 33 328
4. - х -- № 35 473
5. - х -- № 36 456
6. Сельхозферма № 1 129
7. Сельхозферма № 2 92

1962 год

В пос. Южном проживает 360 человек населения.
В связи с ликвидацией расположенного в пос. Южном рыбоконсервного завода, часть населения до 1 октября 1962 года будет переселена на другие заводы Крутогоровского комбината, а часть населения будет сокращена с выездом за пределы района.

Ф. 88, оп. 1, ед.хр. 732, л. 184
1964 год

СПРАВКА
Об исключении из учетных данных пос. Колпаковский Соболевского района.

пос. Колпаковкий расположен на берегу Охотского моря (в 18 км от пос. Крутогоровский - Ред.), находится в административном подчинении Крутогоровского сельского Совета Соболевского района.
В поселке был расположен рыбозавод №4 и холодильник № 8 Крутогоровского рыбокомбината.
В целях дальнейшей централизации производства по решению вышестоящих директивных органов рыбозавод и холодильник с 1 сентября 1964 г. закрыты. Часть рабочих и служащих рыбозавода и холодильника уволены по сокращению штатов и выехали за пределы района, а часть переведены на другие предприятия рыбокомбината.
В связи с закрытием завода и холодильника и выездом из поселка рабочих и служащих этих предприятий, закрыты культурно-бытовые учреждения - восьмилетняя школа, фельдшерско-акушерский пункт, детские ясли, садик, отделение связи, торговые предприятия, столовую, пекарню. Рабочие и служащие закрытых культурно-бытовых учреждений переведены на работу в другие населенные пункты.
В настоящее время в поселке никто не проживает. Целесообразно пос. Колпаковский исключить из учетных данных.

Галина МОРОЗОВА, "Будем жить!", Соболево, 2003 г.

КРУТОГОРОВСКИИ РЕНЕССАНС
(май 2002 г.)
В поселке прошел комплексную обкатку и вскоре встанет под промышленную нагрузку электрогенератор, работающий на газо­вом топливе. Первый пробный запуск не обошелся без проблем, но они были в кратчайшие сроки решены, ведь опыта по эксплуата­ции газовых машин в районе уже поднабрались. В присутствии пред­ставителей завода-изготовителя, инспектирующих служб и заказ­чика, генератор подвергли испытательным прогонам в разных параметрах и, только убедившись в бесперебойной работе, устано­вили круглосуточный режим. После завершения всех формальнос­тей обучившегося в Соболеве оператора возьмут, как говорится, к станку, а крутогоровчане получат стабильный источник электро­энергии. Таким образом, поставлена предпоследняя точка в газифи­кации района.
(октябрь 2002 г.)
Газификация поселка Крутогоровского вступает в завершаю­щую стадию. И хотя дел еще немало, но суля по тому, как интенсивно идут работы по вводу еще одного дизельгенератора на мест­ной электростанции до ввода его в действие осталось, как говорит­ся, считанные дни. Как и планировалось, в поселок приехал газо­вый котел в дополнение к тому, что обогревает северную его часть. Когда он вступит в строй, тепло станет и на южной его стороне. Еще недавно поставивший на себе крест Крутогоровский оживает день ото дня. И вскоре должен забыть о дизельном топливе и угле.
(февраль 2003 г.)
"На сегодня завершено строительство ЛЭП. Спасибо Генераль­ному директору ГУП "Камчатсккоммунэнерго" Е. Н. Чистову и, конечно, нашим электрикам, которые работали на трассе в любую погоду от восхода и до темноты. Два газовых генератора и два газо­вых котла запустили, они в работе. И все это время от начала налад­ки и до запуска В. А. Бирюков, председатель совета директоров АО "Камчатгазпром", безвыездно находился в нашем поселке, вместе с нами переживал неудачи и радовался успехам. А пуск первого генератора был общим праздником и для нас и для него. Радовался вместе с нами и человек, который не уставал повторять: "Не па­дайте духом. У вас все будет хорошо". Этот человек — А. Б. Городов-ский, глава Соболевского района. Мы очень долго ждали лучшего, но ведь дождались: действительно все прекрасно теперь в поселке тепло, светло, забыли все невзгоды. Хочется думать, что так будет всегда.
И спасибо "Камчатимпексу" и его Генеральному директору М. И. Малашенко за самый первый и весомый вклад в газификацию нашего поселка". (Из письма в газету "Новая камчатская правда").
ЗАНУДА
(юмор перестроечных времен)
Тюлькину тихо ненавидят все: сослуживцы, продавцы и даже сплетницы. О, ее есть за что ненавидеть: таких зануд ищи по белу свету — вряд ли больше десяти найдешь. И ведь вроде интеллиген­ция — очки носит, шляпки, а вот характерец не приведи господи! И самое интересное — никто ей укорот дать не может, только недобрым словом поминают.
Первым досталось коллегам. Люди они, конечно, разные: одни хуже, другие лучше, но все — свои. Иначе нельзя — служба у них не обременительная, но есть у нее своя особенность: если всю рабо­ту переделать сегодня, нечего будет делать завтра. Вот и делят они ее по частям. Маются от того, что вид надо делать, что работы полно, держатся друг за дружку. А когда соберутся чаек попить — не до работы. Событий ведь сколько — то пожар, то измена, то дефицит, то снег. Ну а о чем еще говорить? О новых журналах, при чтении которых мороз по коже от гласности? Или о телевидении, которое только и порадовало "Рабыней Изаурой"! А вот ОТС (одна тетка сказала): и экономика, и политика, и художественный свист. Душа радуется!
А Тюлькина сидит, как дура, глаз от стола не отрывая, и пи­шет, пишет, пишет... Чего старается? Работа, она не мужик, что от алиментов бегает. И разве ею живет человек? Надо же познавать окружающее.
Куда там! Сидит эта мымра и изображает, какая она правиль­ная: в рабочее время трудится в поте лица. Мало того, эта "артист­ка" еще с невинной физиономией спрашивает: "А что, уже обед?" После и чай уже не чай, а так, водичка желтая.
Потом пришла эта Тюлькина в магазин. Дают ей, как всем, два разных куска мяса разного цвета, а она ехидненько продавцу: "А почему вы считаете оба по одной цене?"
Здрасьте! А как же считать: за кости рупь, за мясо три? Да этого отродясь не было! Ей так и объяснили. А она опять: "А почему?"
Ну кто его знает, то ли для наших ребят категорий не существу­ет, то ли правило торговли их не касаются. Ведь всегда так было! А эта настырная опять: "А почему?" Тут уж не выдержала самая рав­нодушная продавщица: рявкнула так, что витрина приподнялась, а Тюлькина хоть бы хны: перчаточки в руки и пошла. И мясо не взяла, и настроение всем испортила. Мало того, после ее провока­ционной вылазки, почему-то всех покупателей стал интересовать вопрос насчет цены. Вот как всех заморочила. Эх, в былые времена сдали бы ее в психушку и дело с концом. А нынче не моги: ремон­тируемся.
Ну скажите, кто, как не сумасшедшая, могла подойти к самой завзятой сплетнице Дрынихе и в упор спросить: "А почему вы знаете мою личную жизнь лучше, чем я сама?"
Да по кочану! Все знают, что Дрыниха видит все, а знает еще больше: для нее все стены прозрачные.
А эта Тюлькина так подействовала на Дрыниху своей бестактно­стью, что та не нашла ничего лучшего, как брякнуть: "Больше не буду!" И так после этого задумалась, что пешком аж до Устьевого дотопала, не заметила. Хорошо хоть подружка встретилась, задер­жала, а то неизвестно, куда бы эта задумчивость бедную завела. Теперь как Тюлькину увидит — затрясется то ли от страха, то ли от злости, но рта не открывает.
Вот так из-за этой Тюлькиной вся жизнь в селе кувырком и пошла. Мужики, которые всегда жили Дрынихиными вестями, ста­ли говорить только про кино и рыбалку. Те, кто на обед ездил на казенных машинах, пешком пошли. Собак и тех посадили на цепь, несмотря на то, что они — друзья.
Собрались ее коллеги, как люди, ехать убирать совхозный уро­жай. Пришли с ведрами, в одежке по сезону. Глядь, а Тюлькина, как обычно, при параде: бастует, значит. Коллеги к ней — как так? А она невинно: "А почему я должна тратить свое время и государ­ственные деньги на чужую работу?"
Ничего себе! Кушать она хочет, а картошку пусть Пушкин соби­рает? Объяснили ей, что это второй хлеб и его надо быстрей в
закрома, а совхоз не успевает, это решение исполкома, а его надо выполнять. Не понимает. Плюнули, уехали без нее.
На уборке одно удовольствие — воздух свежий, картошечка на обед прямо из земли, от специалистов хозяйства благодарность за труд... Жить хочется! А Тюлькина в конторе сиднем просидела, да еще недельную работу сделала, правда, хоть совести хватило, до­полнительную оплату не требовать.
Занесли ее как-то черти в один рыбацкий колхоз. Ходит с не­винной физиономией, а сама, как ворон, добычу высматривает. Поймала одного рыбака, взяла за пуговку и спрашивает: "А почему у вас больница старая, а контора новая?" Тут он ей как выдал на всю катушку про хозрасчет, так она и рот раскрыла. А он цифрами, да немалыми, все аргументирует, оглоушил бедную. Потрясла она головой и в глаза ему так ласково смотрит. Ну, думаем, спеклась, сничтожил ее рыбачок морально и экономически. И вдруг слышим:
— А все таки почему?
Упал он перед ней на колени.
— Не губи, — кричит, — не смущай душу. Мы же об этом
двадцать лет не думали и думать не собирались. Не вводи во грех,
не сбивай с пути истинного. И ревет белугой. Да, такие вот катак­
лизмы.
И вот невдомек ей сесть и подумать: перестройка — это надо, но нельзя же так сразу все перевернуть. Подумать надо, обсудить, на­метить, забыть, снова наметить, опять вернуться, подождать, не грянет ли чего сверху, еще подождать, не припечет ли снизу, встать на старт, взять разбег, попробовать рвануть, остановиться, оглядеться и еще раз попробовать. А сразу и много — это, простите, роскошь.
А вчера Тюлькина пошла к коммунальщикам насчет жилья. Про­пали, бедные, а какие ребята были!
ИМЯ ТВОЕ
рассказ
Семена считают человеком хорошим, но жалеют немножко как неудачника по семейной линии. А семья у него — дай бог каждому. Ирина конопушистая, нестерпимо рыжая, выше всех женщин в поселке. И хороша: стройная, ноги, словно хорошим столяром вы­точены.
Весна... Ирина засветилась тихим светом материнства, соседи га­дали: повезет или не повезет в этот раз.
Ой, и любит Сенечка детей! За все сразу: что похожи, что из крох семечек подсолнушки рыжие растут. От их мягких ручонок млела душа, обретая жалеющую суровость — защитить эти были-ночки от всех ветров. Чем больше их, тем лучше: вон уже три девочки по двору топчутся, четвертый будет — Семен Семеныч.
Во вторник Ирина стала собирать сумку.
— Что, уже? — испугался Сенечка.
Вечером после привычного кормления, умывания и усыпления своего женского "взвода", порядком уставший, уснул у голубого экрана. Во сне пестовал сына. А проснулся с чувством потери. В двери ехидно улыбалась соседская девчонка:
— Дядь Сень, тетя Ира девочку родила, четыре кило.
Ухнуло Сенечкино сердце в тартарары, гордость мужская жалом
змеиным душу царапнула. Почему так свет устроен: одному пацаны да пацаны, а тут...
Просидел до полуночи в кухне, а когда утром увидел в окошке маленький подсолнух со своей носопыркой, мужскую гордость по­боку:
— Ир, молодец ты у меня! Да лучше наших девчонок на свете
нет! Еще наплачутся кавалеры!
В тарахтящем чреве бульдозера вдруг озарила Сенечку идея — имя, имя нужно такое, чтоб лучше ни у кого не было. Неповтори­мое. Быстрым аллюром направился в сельсовет. Сенина идея востор­га там не вызвала, стали даже отговаривать, книжку с именами подсунули.
— Т-а-ак, — процедил Семен, — вы, значит, интеллигенция. У
вас Валерии, Виктории и Брониславы. А мы, рабочий класс, нам
только Маньки-Ваньки? Записывайте, что я вам говорю, и разой­
демся, — Сенечка смекнул, что председатель имя хочет перехватить
для ожидаемой внучки и похвалил себя в душе за настырность.
Регистрация в клубе проходила чин чином: выдавали метрики, медали. И только когда вызвали Сенечку с дочерью, по залу сме­шок прошел. Но Сенечка привычно отнес это к своей особе: он возле Ирины — куст смородины возле тополя.
С работы Сеня вернулся затемно. Снял в прихожей мазутные одежки, нырнул в ванну, пошуровал на кухне. Послушал у дверей девчоночье сопение, умиротворенно расслабился. А в зале тихонько плакала Ирина.
Ир, ты чего? С маленькой что-нибудь?
С ней ничего-о-о, — захлюпала Ирина, — это у тебя, видно,
что-то в голову стукнуло. Ты какое имя дочке записал? А я, дура,
послушалась. Теперь всю жизнь мучиться? Ведь забыла я, как ее
звать, и метрик не найду. Бегаю вокруг: доченька, доченька, а как
зовут — не помню. Сень, давай поменяем имя, а? Пока маленькая
Нет, мое слово твердое. Я хозяин в доме или так себе? Да
такого имени нет ни у кого.
Метнулся к шкафу:
На метрики, а может, я на стене напишу?
Себе на лбу напиши! Ох, доченька, не отец у тебя, а змей,
как же тебя ласково звать будем? Сеня, давай сменим! У-у, агрес­
сор!
Хотел Сенечка вскипеть, но сдержался, вышел только покурить. С женщиной спорить — хуже, чем машину из грязи тащить — за­вязнешь. Нет, имя менять он не согласен. Ничего, привыкнут, все уладится. В конце концов, кто в доме глава?
Да-а, тяжеловато имечко такое нести — Бриджитт Кобылкина.
БИСЕРИНКИ
(детям нового века)
Если папа мой рыбак. Значит я рыбачка. Если мама сети шьет, Значит я сетячка.
Вот зима когда придет, Много снегу наметет, Я девчонкам отомщу: На дорожку не пущу.
Встану я на табуретку, И потребую конфетку, Откушу ее разок, А потом скажу стишок.
Ну не надо, ну не надо В садик много шоколадок: Я же сам их все не съем, Раздавать придется всем.
Вертолет пролетел
И на нас поглядел.
Из его окошка
Мы — как будто мошки.
Прыг-скок, прыг-скок, Потеряла я носок, Помоги-ка, Петь, Мне носок надеть.
НЕ СПЛЮ!
Мурка муркала мне ночью Чтобы я скорей заснул, Спать мне не хотелось. Очень, Взял я Мурку обманул.
Я закрыл нарочно глазки, Носом громко засопел, Но при этом, честно-честно, спать я вовсе не хотел.
Утром глазки открываю, Лучик солнечный ловлю, Мурка сонная такая, Ну, а я совсем не сплю.
"ОПАЛЬНЫЙ СТРЕЛОК"
Первое знакомство наше было необычным. Лет пятнадцать назад в ремонтно-механическом цехе Крутогоровского рыбоконсервного завода, куда зашла по пути, взяли прямо-таки в оборот слесари и токари, требуя ответа на вопрос: почему так тяжко внедрить новые формы хозяйствования? Пытаюсь вникнуть в их дела — не получа­ется: физика с лирикой в разладе. Вдруг раз, другой в разговоре проскочило: "Виктора надо подождать, он сможет". Заинтриговали, да так, что когда их заступник зашёл в бытовку, почудилось — сажень в плечах косая и силища в руках неуёмная. Видно оттого, что бушлат, тупоносые ботинки и чёрный берет — одежды десант­ника — не каждый день увидишь. В беседу вступил не сразу — послушал. А заговорил — утишил, не подавляя. Просто умолкли все разом, как на интересном уроке в школе. Виктор обстоятельно из­ложил нужды, проблемы, задумки, вылившиеся затем в письмо для газеты. "Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог". Без затей, с тем чувством собственного достоинства, которое на дороге не валяется, в магазине не продаётся. Его надо иметь. Один из токарей шепнул потом: "Вот о ком потом бы написать". И для вящей убедительности добавил: "Афганец, депутат".
Война эта для района прошла безболезненно — гробов (слава Богу) не привозили, инвалидов не поставляли, да и служило там наших ребят раз-два и обчёлся. Но мои попытки разговорить Викто­ра Кравченко на эту тему успеха не принесли. На "нет" и суда нет. Не хочет человек ворошить прошлое, — не надо. Правда после из­брания его председателем сельского совета, в телефонном интервью на поставленный в лоб вопрос — что дала служба в Афганистане? — ответил опять же немногословно — беречь и ценить людей. Немало­важное качество.
Застать председателя Кравченко в кабинете — дело бесполезное. Раньше бегал — была вероятность встретить на улице. Нынче ездит — и вероятность сошла на нет. Но поймать удалось, хоть и ненадол­го. Да-а, пообтесала наша система молодца — вроде и плечи стали уже, и уверенности в себе меньше, и руки — не хозяевами на столе, а гостями. Не жалуется, констатирует: "Хотели домой уехать, а люди говорят, что их доверие обманываю. В депутаты опять выд­винули, а я вроде дезертировать захотел". Пытаюсь разговорить — прячется за улыбку — всё нормально. Только разок прорывается:
«Людей не раскачать. Каждый прячется в свою кувшинку, да ещё и крышку закрывает. Для себя, для своих детей и то не уговоришь. А один — хоть разорвись — везде не поспеешь. Для меня кувалда лучше, ушёл бы опять в кузнецы". Не рисуется, просто какой-то миг отчаянья — и... опять улыбка — всё нормально. А и правда — чего плакаться, да ещё перед слабым полом.
Что было у председателя Совета на селе? Пожалуй, только гер­бовая печать. Фонды, материалы, люди — у предприятий. И любое, даже мелкое хозяйственное дело вырастает чуть ли не в проблему. Но... Подорвать веру людей в возможность Совета, — значит тем самым заставить их думать о бессилии власти. А вот этого Кравчен­ко допустить никак не может. Вот потому, надев комбинезон, сам лезет в больничный подвал, чтобы проверить систему канализации перед ремонтом. Возит на машине штакетник и какие-то поддоны в аэропорт, засучив рукава, берётся за любое дело. Сам. А это приво­дит к противоречивым оценкам. Одни считают — раз ты власть, ты должен организовать, проследить, бумагу составить. Для других — это надежда, хоть кто-то может помочь, что депутат — не почёт­ный, а реальный исполнитель их просьб, хоть даже ценою соб­ственного авторитета.
Скромная обстановка кабинета резко контрастирует с богатым убранством холла и коридора — ковры, люстры, цветной телеви­зор, яркие шторы на окнах. "Экономящие" государственные деньги злословы ворчат: весь сельсовет в коврах-дорожках. Лучше бы на­шли им другое применение". А у председателя свой резон: "Это ж радость какая — свадьба или рождение ребёнка. А радость, она же, ёлки-зелёные, красоты требует. Не в казарме же молодых расписы­вать или метрики вручать. А не верящие пусть убедятся сами — мне в кабинете ковры ни к чему". Как перестали мы уважать друг дру­га, неужели серость, убожество, равнодушие и чёрствость стали чуть ли не нормой жизни?
Личность каждого человека неоднозначна. Это целая вселенная со своими галактиками. Но видим мы её как-то односторонне, чаще руководствуясь эмоциями: нравится — не нравится. Вот и о Крав­ченко: "Чего он всё время улыбается? Несерьёзный какой-то у нас председатель". Так ли? Есть в его биографии такие вехи. Относи­тельно долго он служил в армии. Командир взвода — это командир. Приказ — и выполняй солдат. Но он же и отец родной — солдата должен обеспечить обмундированием, пищей, боеприпасами и душевным теплом. Служить-то приходят мальчишки. Совместить два этих качества не всегда легко. Если ценят солдаты, недовольны те, кто выше званием. Тем более, что строптивый прапорщик Крав­ченко посмел (!) отказаться от предложения служить в Эфиопии. И тогда в биографии появился Афганистан, взорвавшийся бензовоз, потеря зрения, госпитали в Ташкенте и Одессе. Потом попытка найти применение своим знаниям и умениям в воздушно-десант­ных войсках. А потом надоело козырять, воевать, подчиняться и подчинять, появилась семья и захотелось дела. Такого, где ценили бы не по умению служить, а по умению работать. И офицер стал рабочим. Собственно, он им и был по сути своей. На "гражданке" оказалось не легче. Если в той, прежней жизни всё было отлажено (хоть и относительно), разложено по полочкам, в чём-то максима-листично (на войне либо ты, либо тебя), то здесь столько нюансов, извивов, изгибов, лабиринтов условностей и связей, что непосвя­щенному впору и заблудиться. В этом и заключён феномен афганцев — с теми, прежними мерками они подходят к нашей жизни, и она бьёт их в ответ. Но он свято верил, что изменить можно, если упорно толкать, двигать, делать.
И ещё прошло время. Изменилась "конфигурация" сельской и поселковой власти — исчезли Советы депутатов, их исполкомы стали администрациями, а Кравченко стал главой. И вдруг район­ные власти стали получать из Крутогоровского коллективные пись­ма — глава не работает, не доверяем, хотим другого. Забылась "всенародная признательность", начались подозрения, визиты, проверки. Законы к этому времени он изучил основательно, даже полысев от натуги, и потому, в его действиях проверяющие проти­возаконного не нашли. А на выборах главы поселковой администра­ции крутогоровчане выбрали опять Кравченко. Но также вышло: народу угодил, а начальству строптивец стал не мил. В конце кон­цов он и сам устал подставлять бока под удары и опустил руки: в конкурсе на назначение главы посёлка принимать участие отказал­ся.
Газифицированный Крутогоровский нынче на распутье, ни за­вода, ни работы, ни надежды. Полному сил безработному — экс-прапорщику и экс-"главарю" Виктору Николаевичу Кравченко только и остаётся, что обихаживать своё подворье. И где уж бурён­кам знать, что их любимый добрый хозяин — "бывший лучший, но опальный стрелок". Да это им и ни к чему.

Я родилась в п. Крутогорово в 1954 году. Моя бабушка, Милюхина Анна Семеновна, приехала по вербовке в 1948 году с моей момой, 12 летней девочкой Бородовкой Татьяной,работать на рыбозавод Крутогоровский.Так и остались там. Жили мы на "Сахалине". Так называлась часть поселка, которая тянулась от клуба ко второй базе. В первый класс я пошла на 36 базе, но в том же, 1961 году, после шторма, смывшего много домов, мы
опять переехали в Крутогорово. Теперь мы жили в бараке напротив школы.Бабушка работала в бане, а мама обработчицей рыбы, а потом варила рыбий жир из печени.Как это было вкусно! Конечно, сейчас поселок очень изменился, но я помню почти каждый дом, начиная от рыбозавода и до новой больницы. Если бы я могла рисовать, то выписала с любовь каждый домик и заборчик! В 1962 году мама вышла замуж за Томака Александра, меня усыновили и я стала Томак Людой. В 1965 году отчима перевели в райком комсомола в Соболево и мы переехали.Всю сознательную жизнь я скучаю и хочу увидеть мое ( хотя оно уже далеко другое) Крутогорово. Если кого заинтересовала моя информация я еще с удовольствием поделюсь своей памятью о моей Родине.

Да, Сахалинская улица тянулась от клуба до больницы, далее Рыбацкая (до моста), за мостом Зареченская, перед Сахалинской - Заводская и Набережная. Новый завод работал на всю катушку; что только не выпускали.
Флот состоял (если не изменяет память) - 11-12 МРС и 5-6 катеров (плюс в путину невода - не менее 4). В школе наполняемость классов была от 20 и более учеников, а когда учились и с Ичи в 9-10 классах ещё больше. Жизнь бурлила. Ездили на соревнования в Соболево по лыжам и волейболу, если не изменяет память - в 76 году на областных соревнованиях по баскетболу честь района защищала команда с нашей школы под руководством учителя математики Ивана Григорьевича Белокопытова. Во время путины количество жителей увеличивалось за счёт приезжих. В 77-78 г. помнится приезд студенческого отряда с Белорусского гос. университета (сыграли даже свадьбу).
Вот так вкратце вспомнилось.

А кого помните из людей --друзей, соседей, одноклассников? Куда забросила их дальнейшая судьба?

Помню очень многих и есть данные, правда не по всем ребятам; хотелось бы на этом сайте встретиться с живущими сегодня в Крутогорово; может кто то скинет фотографии того, что сегодня.
Вопрос к создателям сайта - Вы сами на Камчатке или за её территорией?