Тайны якутских фамилий. «Б» (баж-бел)

Подробности

Опубликовано: 28.10.2022 07:48

Просмотров: 760

Баженовы
Байкаловские
Бакшевы (Бакшеевы, Бакшиевы)
Балакшины
Банщиковы
Барабанские
Барабанщиковы
Барановские
Безносовы
Безсоновы
Белковы
Белоголовы
Белоноговы
Белоносовы
Белоусовы
Беляевы

Баженовы

История этой фамилии начинается с казака Ивана Баженова, который в 1692 году умирает от оспы. У него остается трехлетний сын (1689 г.р.) Федор, который по данным за 1706 год служит в 9-ой пятидесятне Якутского казачьего полка.

По архивным данным за 1720 год в записи о детях боярских мы находим следующую информацию: «Во дворе Петра Иванова сына Шадрина и он Петр послан Великого государя на службу на Ильчу в 718 м году … у него шурин Федор Баженов и он послан Великого государя на службу Верховилюйское зимовье в 719 году».

Шурин – то есть Федор Иванович был женат на сестре сына боярского Петра Шадрина.

Но жил он самостоятельно, своим большим двором: «Двор служивого Федора Иванова сына Баженова живет пятидесятника Алексея Петриловского жена ево Анна … да в том же доме живут служивой Трофим Гаврилов сын Овечкин тритцати лет да набору Якова Ельчина Иван Семенов сын Мезенцов сорока лет. Алексей Петриловской в прошлых годех послан Великого государя на службу на Камчатку да в том же доме живет служивой Семен Букин и он послан верх по хлебные запасы».

По данным за 1748 года на казачью службу по городу Якутску был определен «Зиновья Баженова сын Андрей». Вероятно, это уже третье поколение – сын Зиновия Федоровича, внук Федора Ивановича.

А вот к какому -- третьему или четвертому -- поколению относится Баженов Иван Иванович (1757 г.р.), отставной губернский регистратор, который в 1812 году проживал в Тигильской крепости на Камчатке, сказать сложно.

Но именно там Баженовы пустили свои – уже камчатские -- корни.

Сын Ивана Ивановича – Дмитрий (1794-1852) был тигильским казаков, у него было пять детей, в том числе трое сыновей, казаков – Арсений (1816 г.р.), Петр (1820), Иван (1829).

Сын Ивана Дмитриевича – Василий (1856 г.р.) – был участником обороны Камчатки в период Русско-японской войны 1904-1905 гг.

Байкаловские

В составе Якутского казачьего полка Байкаловские служили дважды.

По материалам Якутской приказной избы в 7203 году от Сотворения Мира (1695 году от Рождества Христова) приказчиком на Колыме был сын боярский Петр Байкаловский [Якутская приказная изба, (РГАДА, Ф. 1177) Том третий (часть 1), Справочник].

«На р. Хатангу, находящуюся западнее Оленека и Анабары, якутское население проникло в конце XVII в. В одном из документов того времени говорилось о переходе на Хатангу 20 чел. староплатежных жиганских якутов. В 1701 г. ясачный сборщик Петр Байкаловский уже собирал ясак с хатангских якутов. В списке ясакоплательщиков за 1702 г. поименовано 18 чел.»,

Это же имя мы находим и в документах за 1720 год:

«Юрта Леонтья Гаврилова сына Шанешкина и он Леонтей послан в прошлых годех на Камчатку … на подворье у ней живет служивой Петр Байкаловской» [Выписка из Переписной книги Якутского острога 1720 года [РГАДА.Ф.214.Оп.5.Д.2361.Л. 18].

А в именных списках якутских казаков за 1706 год имеется помета о том, что Петр Байкаловский не только служит в первой пятидесятне Якутского казачьего полка, но и то, что он прислан в Якутск из Тобольска.

В тобольских документах обнаруживаются интереснейшие факты, которые связаны с именем Петра или Петров Байкаловских:

Первый:

«И в нынешнем 1703 году февраля в 24 день по указу Великого Государя и по приказу ближних боярина ево князя Михайла Яковлевича да столника князя Алексея Михайловича Черкаских велено быть в Тоболску в литовском списке Тоболскому казачю сыну Петру Иванову Байкалскому а оклад ему (Л. 213 об.) учинен из убылых окладов Степана Серебряникова 2 рубли Ивана Тлевлеева полтина Фомы Мосеева 2 рубли Матвея Трошина 2 рубли и учинен ему оклад 6 рублев с полтиною» [РГАДА, Ф. 214, Оп.1, Д. 1376.]

По всей видимости, Петр Иванович был из рода тобольского сына боярского Ивана Байкаловского.

Второй:

«Список тобольских служилых людей, взятых в 1705 году в солдаты

Рядовые Литовского списку казаки

Петр Байкаловской» [РГАДА.Ф.214.Оп.1. Д.1434. Л.198об.].

Третий:

В первой пятидесятне в это же время служит Петр Байкаловский, который был прислан из Тобольска «вместо сродича сына боярского Хмелинина Микулы Иванова» на соответствующую должность не рядового казака.

Вот и гадай теперь – это один и тот же Петр Байкаловский или их было трое?

Но вернемся к событиям более ранним. В 1654 году в Китай была направлена первая официальная дипломатическая миссия, возглавлял которую посол Федор Исакович Байков. В 1656 году миссия прибыла в Пекин и встретила самый недружественный прием вплоть до угрозы смертной казни, если посол не исполнит обряд «коу-тоу» (девятикратное челобитье на коленях), что по китайским понятиям означало бы признание Русским государством верховенства империи Цин. В конечном итоге посольство было выслано из Китая.

Все это время Федора Исаковича охраняли тобольские казаки, среди которых был Яков Байкаловский «из Литвы» -- казаков литовского списка, то есть иностранцев (чаще всего бывших военнопленных) на казачьей службе в Сибири.

Но это не последняя из историй, связанных с именем тобольских казаков Байкаловских на территории самого крупного в то время в России Якутского воеводства.

В 1660 году были записаны «Расспросные речи в Сибирском приказе даурских служилых людей А. Ф. Петриловского с товарищами о походе по Амуру». Это тот самый знаменитый поход Ерофея Хабарова, когда сам Хабаров был уже взят под арест и доставлен в Сибирский приказ для дачи показаний о своих злоупотреблениях на Амуре, а оставшиеся амурские казаки в ожидании помощи из России вели бои с маньчжурами и погибали:

«В прошлом де во 158 году по указу великого государя послали их из Якуцкого острогу воевода Дмитрей Франзбеков да дьяк Осип Степанов на государеву службу в Даурскую землю на Амур-реку с приказным человеком с Ярком Хабаровым. И служили де они в Даурской земле до приезду Дмитрея Зиновьева пол 4 годы. А как де Дмитрей Зиновьев из Даурской земли поехал к Москве, и приказного человека Ярка Хабарова взял с собою к Москве, а на ево Яроков место велел у них быть приказным человеком ис казаков Онофрейку Степанову. А в ту де пору было служилых людей с Онофрейком в Даурской земле 540 человек. И служили с Онофрейком в Даурской и в Чючюрской и в Гиляцкой землицах со 161 году по 166 год. А в тех годех зимовали в розных острожках, потому что за малолюдством от богдойских людей убегали к морю и где б мочно прокормитца, а летом ходили на судах для збору государева ясаку. А во 166 году /л. 195/ зимовали они в Дючерской земле на Амуре-реке в Куминском острожке, а на весне [пошли] ис Куминского острожку вверх по Амуру-реке в судех для государева ясачного збору и для проведыванья воеводы Офонасья Пашкова и государевых ратных людей, и недошед Шингалу-реки в Косогорском улусе поймали языков неясачных дючерских людей. И те де языки в роспросе им сказали, что идут на них, служилых людей, богдойского царя многие ратные люди в судех. И Онофрейко де Степанов для проведыванья ратных людей послал от себя по Амуру-реке вверх в лехких судах служилых людей Климка Иванова с товарыщи 180 человек, а Онофрейко де Степанов з достальными служилыми людьми в больших судех за ними ж, Климком, пошли по Амуру-реке вверх. И в Корчеевской луке пришли на них, Онофрейка с товарыщи, богдойские люди в 47 бусах с вогняным боем, с пушками и с пищальми, и Онофрейко с служилыми людьми с судов збили на берег, а иных и на судех побили. И на том бою ево, Онофрейка, убили и служилых /л. 194/ людей 220 человек побили и государеву казну 77 сороков соболей и с пупки, да 4 пушки медных и железных руских, да 2 пушки железные богдойские погромные, и порох, и свинец, и знамена войсковые, и суды с хлебными запасы у них отбили, только де казенное одно судно с образы и со всякою спаскою казною казаки 95 человек отстояли и побежали к морю. А достальные де казаки с судов розбежались с Амура-реки и з берегу врознь.

А Климко де с товарыщи, которые посыланы были для проведыванья богдойских людей, с теми богдойскими людьми на Омуре-реке в островах розошлися и пошли к Онофрейку, и не дошед до них, увидели на Омуре богдойских ратных людей — стоят судами на якорех через всю реку, а Онофрейковы суды все розбиты. И он, Климка с товарыщи, побежали Амуром-рекою вверх, а богдойские де люди за ними не гонялись. И на третей де день в вечеру встретили ево, Климка, в каменю Офонасьева полку Пашкова служилые люди пятидесятник Ондрюшка Байкаловской с товарыщи, 30 человек, и привезли государеву грамоту, какова послана с Москвы к Онофрейку Степанову с служилыми людьми, и от Офонасья Пашкова память, что по указу /л. 193/ великого государя велено ему, Онофрейку, с служилыми людьми итти к нему, Офонасью Пашкову, всход и быть у него в полку. И Климко де Иванов с служилыми людьми с ним, Ондрюшкою Байкаловским, пошли к Офонасью Пашкову. И прошод камень промеж Даурской и Дючерской землиц, у него, Климка и Ондрюшки с служилыми людьми, хлебных запасов не стало. И он, Ондрюшка де Байкаловской, по совету с Климком, взяв с собою 30 человек служилых людей, пошол к Офонасью Пашкову наскоро, чтоб Офонасью про убивство Онофрейка Степанова и служилых людей учинить ведомо и хлебных бы запасов от Офонасья Пашкова Климку с товырищи навстречю прислать, чем им до Офонасья дойтить. И хлеба де к ним вскоре было не прислано, и из них де учали помирать многие голодню смертию. И не дождався де Ондрюшки, пошли они, Климко с товарыщи, вниз по Амуру-реке к морю кормитца, а 37 человек из них, казаков, пошли к Офонасью ж Пашкову, и не дошед ево, Офонасья, на усть Урки-реки все з голоду померли. А Климка де Иванова, идучи к морю, дючерские люди убили и служилых людей многих ранили, и осталось де от Климка служилых /л. 192/ ... с теми богдойскими ратными людьми в островах розошлись и дошли до Камарского острожку, в котором они наперед сего зимовали. А по Амуру де реке по островам и по берегам видели, что лежит многой лес церковной и острожной и башенной, и то де они чают, что тот лес рознесло от Офонасья Пашкова. И они де, служилые люди, убоясь того, что им до Офонасья Пашкова всем не дойти, что хлебных запасов у них не стало, а Офонасей Пашков жив ли или нет, про то им не ведомо, а поговоря де меж собою, отобралися с Спасовым образом и з государевою казною с ним, Ортюшкою Петриловским, 100 человек здоровых и пошли к Руси, а 120 человек пошли по Зие-реке кормитца и ожидать на Омуре-реке великого государя указу и от воеводы от Офонасья Пашкова вести [РГАДА, ф. Сибирский приказ, стлб. 124, лл. 196, 195, 194, 193, 192. Список].

А спустя полвека в составе отряда якутского казака Василия Михайловича Колесова на Камчатку прибыл Байкаловский (Байколовских) Иван Яковлев, тобольский казак, служивший в 16-й пятидесятне Якутского казачьего полка.

Колесов прибыл на Камчатку не в обычной роли приказного человека. У него были полномочия (и наказ) провести розыск по делу об убийстве казачьего головы Владимира Атласова. Но последующие события на Камчатке смешали планы Колесова – в 1712 году неожиданно снова подняли бунт верхнекамчатские казаки из тех, что не ушли вместе с «воровской» командой убийц Атласова Данилы Яковлева сына Анцыферова Томского на реку Большую, чтобы открытием Курильских островов и призванием в подданство царя авачинских камчадалов заслужить царское прощение. В Верхнекамчатске оставались молодые казачьи дети из Тобольска, которые по примеру своих старших «товарищей», решили ограбить своих соседей – казаков из Нижнекамчатского острога, собранных по всей Сибири из промышленного и гулящего народа.

Колесов попытался решить вопрос миром и направил в Верхнекамчатск пришедших вместе с ним на Камчатку казаков – среди которых был и их земляк Иван Яковлев Байкаловский.

Но мира не случилось…

А имя Байкаловского сохранилось в истории.

Бакшевы (Бакшеевы, Бакшиевы)

Эту фамилию в именных списках якутских казаков мы встречаем всего однажды: в списке казаков, определенных в казачью службу по городу Якутску в 1748 году.

Как правило, в этом списке встречаются имена людей, отцы которых занимали высокие казачьи или административные посты.

И речь шла о трех братьях:

Захар Афанасьев сын Бакшев

Степан Афанасьев сын Бакшев

Петр Афанасьев сын Бакшев.

Но об Афанасии Бакшеве мы не нашли никаких сведений.

Но в истории Сибири довольно ярко прозвучала другая, но очень схожая фамилия, -- Бакшеев.

Правда, Борис Петрович Полевой, совершивший открытие этого имени, попытался было это открытие тут же и «закрыть». Судите сами:

Вот первый вариант открытия: «В росписи судовых запасов в Якутске в 1662 г. оказалась запись о том, что «Иван Бакшеев Рубец»⁴ был «в 169 году» отпущен «за Нос на коче с служилыми людьми» [РГАДА, Якутская приказная изба, опись 3, 1662, № 42].

А вот и второй: «4. Надо учесть, что у русских землепроходцев XVII в. часто было два отчества. Так организатор первого русского походя на Тихий океан Дмитрий Копылов имел отчества «Епифанович» и «Иванович»; Петр Бекетов, основатель Якутска и других сибирских городов, имел отчества «Иванович» и «Никитич»; колымский землепроходец Тарас Стадухин— «Васильевич» и «Терентьевич». Иван Рубец тоже имел два отчества: в одних случаях «сын Меркурьев», в других — «сын Бакшеев» (он как-то был связан с тобольскими татарами).

Но эта версия не прижилась и А.С. Зуев в своих материалах уже так обозначал эту фамилию: «По версии Б. П. Полевого, десятник Иван Меркурьевич Бакшеев (Рубец) совершил морское плавание с Лены на Анадырь[758] (в другой работе Полевой называет дату 1662 г.).

1662 год

По версии Б. П. Полевого, И. М. Бакшеев из Анадыря морем дошел до р. Камчатки. Проведя в верховьях этой реки зиму 1662/63 г., вернулся в Анадырский острог. В верховьях р. Камчатки погромил иноземцев и собрал с них ясак.

1663 год

…Осенью 1663 г. неясачные коряки сожгли оставленные И. Бакшеевым в 10 верстах от Анадырского острога два коча, а также «под острогом» убили трех русских людей[765].

1664 год

В декабре 1664 г. анадырский приказчик И. Бакшеев организовал поход «в коряки». Его обстоятельства и результаты неизвестны».

И мы с вами тоже пойдем не по пути предположений, а по пути исследования фактов.

И вот, что мы находим.

В 1623 году в Тобольске, согласно Дозорной книге проживают два брата:

«На речке Кундуске в Санниковых деревнях

Во дворе пашеннй крестьянин Сидорко Бакшеев у него брат Микитка. Пашни паханные середние земли 12 чети да перелогу 4 чети с полутретником в поле дву потому ж. Сена косит 300 копен. У него ж отъезжая пашня вверх по Кундуске в дуброве паханные середние земли 2 чети в полу-четвериком в поле а в дву потому ж.

То есть, судя по этим данным, Ивану Бакшееву Рубцу совершенно не нужно было быть татарским казачьим головой Ильей Бакшеевым, который служил в Тюмени.

Прозвище Рубец, по всей видимости, имел Меркурий Бакшеев, так как оба его сына были записаны в тобольские казаки уже под этим фамильным прозвищем.

Агафонко Меркурьев Рубцов, пеший казак станицы атамана Андрея Булдакова, был послан на службу в Даурию в 1655 году от Рождества Христова (или в 7163 году от сотворения Мира). Это была экспедиция Афанасия Пашкова, из которой живыми в Тобольск вернулись, как известно, единицы. Последняя отысканная нами запись о нем датирована 1664 годом.

Но в Нерчинске появляется фамилия… Бакшеев.

1721 год:

Нерчинской казачей сын Андрей Бакшеев 30

брат ево Иван 25

брат Семен 22

брат Афанасей 17

брат Иван 14

Семен брат 9

По переписи за 1744 год Иван Бакшеев взят в рекруты, а Семен – послан на Камчатку в составе экспедиционной команды.

А третьим, -- по порядку -- может быть и был Афанасий, которого судьба занесла в Якутию? Могли ли у него к тому времени быть взрослые сыновья? Вполне – в казаки верстали с 14 лет. Если Афанасию Васильевичу было в 1721 году 17 лет, то, следовательно, он 1704 года рождения и в 1748 году ему было 44 года.

Какова же история этого нерчинского рода?

1699 год: «Оклад 7 руб. с полтиною десятник Василий Иванов Бакшиев, вычтено у него 8 алт. 2 ден., в остатке 7 руб. с четью» [Сибирские города. Материалы для их истории XVII и XVIII столетий. Нерчинск. Селенгинск. Якутск. М., типография М.Г.Волчанинова (бывшая М.П.Лаврова и К), Леонтьевский переулок, дом Лаврова. 1886.].

1700 год: «Оклад семь рублев с полтиною.

Десятник Василей Иванов Бакшиев вычтено у него восмь алтын две денги в остатках семь рублев с четью. [РГАДА_214-1-1272

Сметные, пометные списки и книги Нерчинска и острогов. 1700 г.]

«Десятник Василей Бакшиев, а за хлебное жалованье служит с пашни» [РГАДА Фонд 214 Опись 5 Дело 1424

Книга окладная жалованья служилым людям по Нерчинску. 1708 год].

Откуда же появился в Нерчинске Василий Иванович. Читаем: «Бакшиев Василий Иванов, нерчинский казак, участник обороны Албазина (1686/87). «Во время ледохода, в ночь на 12 октября, трое смельчаков - казаки И. Бузунов, В. Бакшеев и Я. Мартынов - сумели выбраться из Албазина и отплыть на лодке. Лавируя между льдинами, они проплыли четыре версты. Затем лодку раздавило льдом, и они выбрались на остров. Спустя неделю Амур окончательно покрылся ледяным панцирем, и казаки двинулись дальше. К 10 ноября они добрались до Нерчинска и доложили о состоянии крепости и ее защитниках» [АЛБАЗИНЦЫ. НЕРЧИНСКОЕ ВОЕВОДСТВО И АЛБАЗИНСКИЙ ОСТРОГ. XVII в. Абеленцев Владимир Николаевич? Амурский областной краеведческий музей им. Г.С. Новикова-Даурского? г. Благовещенск? Столбец из Сибирского приказа № 1044/7089].

«Генваря в 10 день приехал с вестовыми отписки из Даур албазинской казак Ивашко Бузунов, а с ним писал из Нерчинска стольник и воевода Иван Власов отписку такову: /л. 84/86/

Господину Федору Алексеевичю Иван Власов челом бьет.

В нынешнем во 195 году ноября в 9 день явились передо мною в Нерчинску в приказной избе албазинские казаки Ивашко Бузунов, Васька Бакшеев, Якушко Мартынов и подали, господине, мне отписку из Албазина за албазинскою великих государей печатью от казачья головы Афонасья Бейтона. А в той ево отписке написано: сидит де он, Афонасей, с служилыми и всяких чинов людьми в Албазинску от неприятельских китайских людей в осаде. А сколько с ним в осаде в Албазинску служилых и всяких чинов людей, и пушек, и пороху, и свинцу, и что побито или переранено и собою померло, и воевода Алексей Толбузин жив ли, того в отписке ево не написано.

И я, господине, тех албазинских служилых людей, которые присланы ко мне с отпискою, Ивашку Бузунова, Ваську Бакшеева, /л. 84/86об./ Якушку Мартынова велел перед собою допросить: подали мне отписку за албазинскою великих государей печатью, а писана от Афонасья Байтона, для чего та отписка писана не от албазинского воеводы Алексея Толбузина, и в котором году и месяце и числе из Албазина в Нерчинск он, Ивашко с товарыщи, посланы, и что в Албазине с неприятельскими китайскими воинскими людьми чинитца, и воевода Алексей Толбузин жив ли или убит или собою умер (и будет в городе ль или за городом, и в котором месяце и числе), и поиск над китайскими воинскими людьми из Албазина был ль, и на выласку выходили ль, и в языки китайских людей что взято ль, и будет что языков взято, и в роспросех те взятые языки в Албазине о их неприятельских замыслех что сказывали; и много ль /л. 85/87/ тысяч китайского войска под Албазиным стоит, и что у них пушек и пороху и свинцу, и какой у них ручной бой, и бусы, на чем оне пришли под Албазин, где ныне стоят; и служилых и всяких чинов людей сколько в Албазинску в осаде, и пушки и верховая пушка и люди все в целости ль, и не было ль какой утраты служилым людем; и будет было, и у какова дела, и сколько человек побито, и переранено, и собою померло, и хто имяны; и что в осаде налицо служилых и всяких чинов людей, и пороху, и свинцу, и до которых чисел в осаде хлеба будет, и водою и дровами большой скудости не будет ли?

А в допросе, господине, они, Ивашко и Васька и Якушко, сказали:

В прошлом да во 194 году июля в 7 день китайские воинские люди Албазинской осадили, и осадя, ис пушек по городу бьют, /л. 85/87об./ и к городу приступают. И с приходу де их, китайских людей, в 5 день воеводу Алексея Толбузина оне, китайские люди, ис пушки ранили, перешибло правую ногу по колену, и от той де раны он, Алексей, в 4 день умре. А пришло де то пушечное ядро в башню в бойницу, а он де, Алексей, в то число в той башне был для досмотру. И непрестанно китайские люди к Албазину приступают днем и ночью, ис пушек стреляют. А из Албазина де ратные люди над неприятельскими китайскими людьми поиск чинили, для взятья языков на выласки из Албазина пятью ходили, и в языки китайских людей взяли 3 человек, а побили де на выласках китайских людей человек с полтораста, в том числе 2-у человек сотников. А служилых де китайские неприятельские /л. 86/88/ люди на выласках побили 21 человека да в городе человек с 40, а собою померло человек с 50. А хто имяны служилых и всяких чинов людей побиты и собою померли, того де он, Ивашко с товарыщи, не упомнит. А стоят де китайские воинские люди от Албазина осадою саженях в 200-х. И от Албазина завален вал со всех сторон, и пушки де у них, неприятельских людей, поставлены по валу за турами, да во шестидесят саженях от города зделан роскат земляной, а вышиною сажен в 6, а на том же роскате поставлены 2 пушки, да возле роскату ломовых 15 пушек. А в Албазинску де служилых и всяких чинов людей осталось сот с 8, наряду 8 пушек, 3 пищали затинных железных, а пороху де пуд с 60, свинцу тож, /л. 86/88об./ пушка верховая, 5 ядер духовых, 23 ядра гранатных пудовых ручных, 70 гранатов, а хлеба де в осаде будет апреля до первых чисел нынешняго 195 году, а дровами и водою скудость великая, потому что де скудость — колодезя нет и хоромного строенья малое число. А бусы де, на которых пришли неприятельские люди, и те де бусы заведены вверх Амура выше их неприятельских людей табар версты з 2 и поставлены в курье. А с отпискою послал де их,

Ивашка с товарыщи, из Албазина казачей голова Афонасей Байтон в нынешнем во 195 году октября в 11 числе, потому де что после воеводы Алексея Толбузина город и людей ведает он, Афонасей. А из города де отпустили ево, Ивашка с товарыщи, по Амуру вниз в лотке во льду, и лоткою де во льду /л. 87/89/ они, Ивашко с товарыщи, отплыли на низ от Албазина версты с 4 и шли де к Нерчинску горою.

А взятые де китайские языки в роспросех своих в Албазине сказывали: китайских де людей под Албазиным стоит 5000, в том числе никан-работных людей 2500 человек, а наряд де 40 пушек, а пороху де и ядер привезено на шти бусах, а ручной де бой у них лучной, а стрел де боевых привезено 2 бусы, а пищалей де с 50, а вскоре де от Албазина отступить не хотели: будет де в осень города не возьмут, хотели и зимовать. А те де взятые китайские языки говорят однем никанским языком, а инова де языка никакова не знают, а в Албазине де никанского языка нихто не умеет и подлинно де их обо всем роспросить невозможно. /л. 87/89об./ А в Нерчинск де тех языков выслать нельзя, потому что де они, Ивашко с товарыщи, во льду насилу проплыли.

И приказали де им, Ивашку с товарыщи, Афонасей Байтон и все албазинские ратные люди бить челом великим государем да в Нерчинску мне, господине, о выручке, чтоб послать наспех служилых людей. А как де он, Ивашко с товарыщи, из Албазина горою шел и смотрел де ис прикрытых мест, и около де их китайских людей табар с верхную сторону Амура-реки никакой окрепы нет и живут безопасно.

Да в нынешнем же во 195 году в октябре месяце в разных числех мунгальские воровские люди, пришед под Нерчинск, и розбили на Урдунге и на Талангуе реках 12 юрт, и в тех юртах нерчинских ясашных людей и жен их и детей /л. 88/90/ побили. А мне, господине, за конечным малолюдством не токмо на выручку Албазина, и от мунгальских людей оборонитца неким. И о присылке наспех для обороны Даурской земли ратных людей, пушек и пороху и свинцу укажи, господине, учинить по указу великих государей.

А с сею отпискою послал я к тебе, господине, для вернаго свидетельства албазинского казака Ивашка Бузунова, которой из осады ко мне прислан ноября 11 числа. 

А в роспросе они, Ивашко и Якушко, сказали:

В прошлом де во 194 году июля в 7 день китайские воинские люди Албазинской осадили, и осадя, ис пушек по городу бьют и к городу приступают. И с приходу де их, китайских людей, в 5 день воеводу Алексея Толбузина /л. 88/90об./ они, китайские люди, ис пушек ранили, перешибли правую ногу по колену, и от той де раны он, Алексей, в четвертой день умре.

А пришло де то пушечное ядро в башню в бойницу, а он де, Алексей, в то число в той башне был для досмотру. И непрестанно де китайские люди к Албазину приступают днем и ночью. И из Албазина де осадные сидельцы при Алексее Толбузине и после ево Алексеевы смерти выходили на выласки пятью. И на тех де выласках побили человек с полтораста да гранатными ядры убили китайских сотников дву человек, да на третьей де выласке взяли трех человек в языках никанские породы. И тех де языков роспросить подлинно никто не умеет, потому что никансково языка в Албазине из служилых людей никто не умеет, /л. 89/91/ а те языки китайсково и мунгальсково языков сами не знают. А на выласках албазинских осадных сидельцов побили неприятельские люди 21 человека да в городе побили 40 человек, да померло собою от цынги 40 человек; а хто имяны служилых людей побито и собою померло, того они сказать не упомнят. А китайские неприятельские люди около города стоят саженях в двустах, и кругом Албазина завален вал, по валу устроены бойницы, да в четырех местах построены роскаты, и на тех роскатах поставлено по 2 пушки, да около одного роскату поставлено 15 пушек ломовых, а против города за Амуром зделан вал земляной же. А в Албазине в осаде осталось осадных сидельцов всяких чинов людей сот с 8, 8 пушек медных, 3 пищали железных, /л. 89/91об./ 60 пуд пороху, свинцу тож, пушка верховая, 5 ядер духовых, 33 ядра гранатных пудовых, 70 ядер ручных. А хлебных запасов чает он, Ивашко, что будет апреля до 1 числа нынешняго 195 году. А китайских де воинских людей около города будет с 5000, и в том числе иные ис них есть работные люди, воинских припасов 40 пушек, пороху и ядер привезено на шти бусах, стрел боевых 2 бусы. Да к ним же де в город ис китайского обозу мечют прелесные письма беспрестанно, чтоб они город здали. И в прелесных листах писали, что бытто к ним в полки присланы от бугдыхана 2 человека для того, чтоб де они, осадные сидельцы, город здали и кто де похочет итти великих государей в городы, и тем де /л. 90/92/ людем дадут они для прокормления хлебных запасов и проводят их до даурских острогов в целости, а которые де похотят служить бугдыхану, и тех де примут на имя бугдыханово с честию и дадут им жалованье. Да они ж, неприятельские люди, около Албазина зделали 3 городка, и в тех городках построили многие юрты. А осадные де сидельцы положили меж собою: покамест будет хлебных запасов, в городе сидеть в осаде будут, а как у них хлебных запасов не станет, и они де, собрав, пушки сливать хотели, также и пороховую и гранатную казну зажегши, сами итти с мелким ружьем из города к Нерчинску.

А прошел он, Ивашко, из Албазина водою в лотке ночною порою по реке Амуру меж льдом. И от Албазина /л. 90/92об./ отплыв версты с 4, лотку, в которой они плыли, льдом роздавило, и он, Ивашко с товарыщи своими, жили на острову осьмеры сутки, дожидались покамест река Амур станет. И как река Амур стала, и они, перешед по льду, и шли до Нерчинска лесом 3 недели днем и ночью и кормились брусничною травою, а иное находили зженой хлеб, которой пожгли неприятельские китайские люди по заимкам у албазинских пашенных крестьян. А в Нерчинск они пришли ноября в 10 день» [СТАТЕЙНЫЙ СПИСОК Ф. А. ГОЛОВИНА. ЧАСТЬ 2]

А теперь более подробно об этой троице:

Иван Мартынов -- рядовой стрелец сотни тобольского атамана Степана Кляпикова], «Ивашко Мартынов в прошлом во 183 м (1675) году послан в Дауры».

Иван Бузунов – о нем тобольский краевед С.Е. Дурынин сообщает следущее: «Указанный первым среди албазинских героев в росписи нерчинского воеводы Федора Исаевича Скрипицына атаман Иван Андреев Бузунов также принадлежал к старому тобольскому служилому роду пеших казаков Бузуновых».

И, вряд ли, исключением из этого – тобольского – правила был третий участник этой -- очень важной, очень ответственной и очень сложной – экспедиции.

И позже, в переписи уже 1710 года, мы находим среди жителей города Тобольска Бакшеевых – в том числе и жену Афанасия Бакшеева, а он сам не указан – был на выезде, в командировке?

Впрочем, география их проживания к тому времени могла и измениться. Вот что сообщается по этому поводу Колесников А.Д. 

 в статье «Формирование русского населения Тобольского уезда и его роль в заселении и освоении Сибири»: «Сжатые соседними селениями, болотами и тайгой, первые деревни не имели или почти не имели удобных земель для расширения пашен и сенокосов. С ростом же населения возникла «земельная теснота», и часть жителей старых деревень, представителей второго или третьего поколений основателей селений, вынуждена была искать новые места для поселения и с середины XVII века из-под Тобольска переезжает на юг, на Вагай, на Ишим и другие места. Возникали деревни-двойники. В середине XVIII века крестьяне деревни Бакшеева переехали на юг Тобольского уезда и основали новую деревню Бакшеева. Позднее, в 80-е годы XVIII века, несколько семей Бакшеевых переселились в Тарский уезд и основали там еще одну деревню Бакшеева».

Что же касается Ивана Меркурьева сына Бакшеева Рубца, то здесь мы встречаемся с событиями мирового масштаба.

Но все по порядку.

««На основании архивных документов удалось установить, что Иван Меркурьев (или Бакшеев) Рубец в течение двадцати лет служил в Тобольске простым казаком. Оттуда его не раз посылали в различные далекие поездки. Из челобитной вологжанина Филиппа Бударева видно, что еще в августе 1648 г. Иван Рубец привез из Тобольска в Якутск какие-то "государевы грамоты" и вскоре оттуда выехал в обратный путь. В 1653 г. Рубец, как знаток пути из Тобольска до Якутска, был опять послан на восток. На этот раз он ехал из Тобольска на Лену в качестве "пристава" при колоднике-фальшивомонетчике Константине Конюховском. В Якутский острог он прибыл 30 июня 1654 г. Отсюда он должен был вернуться в Тобольск, но этому помешала "очная" (глазная) болезнь. Когда его здоровье улучшилось, ему стало очевидным, что он "за скудостью" уже не сможет скоро вернуться на свою родину. Поэтому он обратился к якутскому воеводе с челобитной, в которой он просил поверстать его в десятники Ленского острога "на убылое место" погибшего на Амуре десятника Т. Чечигина. 24 июля 1655 г. воевода Лодыженский согласился зачислить Рубца лишь в рядовые казаки Якутского острога. Вскоре после этого он был отправлен с казачьим десятником С. А. Мельненком на далекую реку Тугур за реку Уду. Там он прожил до 1657 г. При возвращении назад по Охотскому побережью Рубец был тяжело ранен в грудь ("и едва ожил") на реке Лантарь. После выздоровления в 1659 г. он был послан вместе с пятидесятником Василием Бурлаком на Индигирку в Зашиверский острожек. Оттуда Рубец для самостоятельного сбора ясака проехал на реку Хромую. Сбор оказался весьма успешным. С реки Хромой Рубец повез прямо на Лену значительный ясак. Вернувшись в Якутск, он вновь подал челобитную о поверстании его в десятники. На этот раз новый якутский воевода И. Ф. Большой Голенишев-Кутузов пообещал исполнить эту просьбу, и действительно 15 декабря 1661 г. И. М. Рубец был поверстан в казачьи десятники. Но еще до этого в июле 1661 г. И. М. Рубец был послан из Якутска на Анадырь, где он должен был сменить знаменитого первооткрывателя Байкала Курбата Иванова на посту приказного в Анадырском остроге».

И вот здесь случилось, то, за что Рубец вошел в мировую историю:

«…В 1662 И. Рубца наконец поверстали в десятники и отправили в Анадырский острог на смену К. Иванову. По инструкции «наказной памяти» добраться к месту назначения должен был морем. Из Якутска он отплыл на двух кочах, но в нач. августа одно судно потерпело крушение, погибла и часть груза. Пришлось перебраться на другой коч; авария задержала выход в море, и до морозов удалось достичь лишь устья Яны и там зазимовать. К отряду примкнула группа промысловиков на своем судне.

В нач. лета 1662 на двух кочах Рубец двинулся на восток и, обогнув Чукотский п-ов, в августе прибыл на коргу близ устья Анадыря. Об этом, втором после Попова и Дежнёва, морском походе Беринговым прол. сохранились сообщения ряда авторов XVII и XVIII вв., а также надписи на четырех картах 1726—1730. Однако на корге из-за хищнической охоты и добычи ни моржей, ни моржовой кости раздобыть не удалось.

С пустыми руками прибыть в Анадырский острог Рубец не мог. Возможно, на корге ему посоветовали плыть «к новым землицам», расположенным где-то на юго-западе. В этом направлении осенью 1662 он и двинулся вдоль побережья. Сначала маршрутом К. Иванова, а от зал. Корфа мимо еще никому не известного побережья он достиг устья Камчатки, открыв ок. 600 км восточного взморья Камчатского полуострова. Суда поднялись по реке к верховьям и стали на зимовку. С большим ясаком осенью 1663 Рубец вернулся к устью Анадыря. Низкая вода в реке не позволила добраться до острога на кочах, поэтому последние версты землепроходцы преодолели на карбасах.

Должность анадырского приказчика Рубец занимал до июня 1666, новый приказной арестовал и избил его за сокрытие доходов. Впрочем, дело было улажено, и в следующем году он вернулся в Якутск, там землепроходец служил до 1676. После поездки в Москву в 1677 Рубец в Якутск не вернулся, а остался жить в родном Тобольске. Очевидно, по его данным на общих чертежах Сибири 1684, 1685 и 1687 течение Камчатки показано достаточно точно. С полным основанием И. Рубца необходимо считать первооткрывателем 1100 км побережья Берингова прол. и Камчатского п-ова и наряду с К. Ивановым — беринговоморской полосы Северо-Восточной Азии на протяжении ок. 1800 км» (из статьи «Арктика – мой дом»).

«В 1951 г., -- писал Борис Петрович Полевой в статье «Плавал ли И.М. Рубец от Лены до Камчатки в 1662 г.?» -- член-кор. АН СССР А.В. Ефимов в 24-м сборнике «Вопросы географии» опубликовал статью «К вопросу о повторении походя по трассе исторического плавания С. Дежнева 1648 г.», в которой впервые обратил внимание на то, что якутские власти летом 1661 г. выдали казачьему десятнику Ивану Меркурьеву Рубцу…».

Итак, ЧТО же ему выдали? Вот этот документ.

1661 (169) г. июня 6. — Из книги расходной судов и судовых припасов за 169 г. — о выдаче коча и судовых снастей десятнику казачьему Ивану Рубцу, отправляющемуся на р. Анадырь.

|л. 65| ... Росход вниз Леною рекою и по иным сторонным рекам, и за море.

Июня в 6 день, посланы великого государя на службу за море, на Анандырь реку, десятник казачей Ивашко Рубец, а с ним послано якутцких служилых людей 6 человек. И тем служилым людем дан коч мерою 8 сажен, да судовых снастей 2 дрога, да завозу мерою 30 сажен, да ног и возжей, и скутов, и роки, и подзору 120 сажен, завозу 50 сажен, на обшивины к парусу 48 сажен, бечевы, лотка шестерик, шейм 23 сажени, да из бечевы на возжи 40 сажен, якорь весом полтора пуда, якорь же весом полтретья пуда, 2 сверла, тесла, 2 напарьи, долото, пешня, да для звериного промыслу 30 спиц железных моржевых, да 11 гривенок прядена на шитье к парусу и на починку к сетям, да на парус 600 аршин холсту нового, да 16 гвоздей четвертных, да 600 скоб судовых, да для весу кости рыбья зубу безмен пудовой, гиря медная...».

(Дроги — канаты для укрепления паруса. Завоз — небольшой якорь (верп) и одновременно канат, на котором закреплен этот якорь. Ноги и возжи — канаты для крепления паруса, скуты (шкоты) — снасти для управления парусом. Роки, подзоры и обшиваны — материал для подшивки парусов Лотка шестерик — лодка длиной в шесть саженей. Шейма — якорный канат. Напарни — буравы, пешня — железный лом для скалывания льда. Гвозди четверные — гвозди в 4 раза толще большого пальца. Безмен пудовый — весы для взвешивания моржовой кости весом до пуда. – пояснения Б.П. Полевого)

Но … «по документам стало известно, что уже 4 августа 1661 г., «плавучи вниз по Лене реке повыше Нижнего Столба в лайдах», коч Рубца был разбит в бурю».

Тем не менее, изначальная задача Рубца заключалась в следующем: «По тексту чернового варианта «памяти» видно, что первоначально Рубец должен был морем дойти только до Алазеи, а оттуда посуху перейти в первую «колымскую столицу» Среднеколымский острожек и уже потом отравиться обычным путем с колымского Анюя через волок на Анадырь. Однако позже вводную часть «памяти» изменили и она стала гласить: «...служилому человеку десятнику казачью Ивашку Рубцу, да с ним служилым людям: итти им на великого государя службу из Якутцкого острогу вниз по Лене до устья Лены реки, где пала в море и по морю на Индигирку и на Алазейку и на Ковыму реки и с Ковыми на новую на Анандырь реку для того, что в прошлом во 164-м (1650— Б. П.) году писали в Якутцкий острог к стольнику и воеводе к Михаилу Лотыженскому да к дьяку к Федору Тонкову с той Анандыря реки служилые охочие люди Сенька Дежнев, да Микитка Семенов, а в отписке написано нашли они на усть Анандыря реки за губою коргу вышла в море, а на той корге морской зверь морж ложитца много и того моржевого заморного зуба на той корге служилые и с ним промышленные люди промышляли и заморный зуб брали».

То есть задача была поставлена доплыть до устья реки Анадырь и моржовой «корги» -- моржового лежбища, богатого «рыбьим зубом» -- моржовыми клыками, которых здесь товарищи Семена Дежнева собирали пудами.

И в 1662 году Рубец вновь отправляется в плавание: «Удалось найти и еще одну запись о посылке Рубца на Анадырь, в «Заносье», морским путем. В росписи судовых запасов в Якутске в 1662 г. оказалась запись о том, что «Иван Бакшеев Рубец» был «в 169 году» отпущен «за Нос на коче с служилыми людьми». «Он пересел на коч казака Ивана Хворова (как выяснится, Иван Хворый тоже в свое время предпринимал поход в сторону Камчатки – С.В.), который был отправлен на службу на притоки Колымы — Омолон (Блудную), Пенжину и Чендон (Гижигу).

Свое совместное плавание Иван Рубец и Иван Хворый начали с низовьев Лены. Весною «170 года», т. е. 1662 г., они вышли из устья Лены. В пути они заходили в Нижнеянское зимовье. Впоследствии предшественник Ивана Рубца на Анадыре Курбат Иванов писал: «...в 170 году Иван Рубец шел морем и продовал на Яне холсты».

Удивительно, но часто мы узнаем о каких-либо важных исторических событиях из жалоб и доносов (как, например, стало известно об открытии Америки экспедицией М. Гвоздева в 1732 году) – подобное случилось и на этот раз: «…удалось найти любопытнейшую жалобу 48 анадырцев (от 30 июля 173 г, т. е. 1665 г.), в которой оказалось ценнейшее упоминание о том, что Иван Рубец «в прошлом де 170-м году» пришел «для промыслу кости моржевого зуба» на Анадырскую коргу «двумя кочами с служилыми и торговыми и охочьими людьми» .

Но если первый коч был Ивана Хворого, на котором тот шел на Колыму, то кому принадлежал второй коч?

«Второй коч, поплывший вместе с кочем Ивана Рубца на Анадырскую коргу, явно принадлежал «промышленным людям», которые примкнули к Рубцу в надежде принять личное участие в сборе ценнейшего «рыбьего зуба» — моржовой кости. И тот факт, что оба коча тогда же, летом «170» (1662) г., дошли до Анадырской корги. говорит о том, что это были хорошие, быстроходные «ленские кочи» (усть-кутской постройки)».

Но прибывших на Анадырскую коргу промышленников ждало горькое разочарование: «…ни «заморной» кости, ни моржей, несмотря на наличие специальных «спиц» для их убоя, он так и не смог добыть. Причина была одна — сказались последствия хищнического промысла предшествующих лет. Еще в 1661 г. предшественник Ивана Рубца Курбат Иванов сетовал: «...а зверь морж стал напуган, выйти из моря на берег и летчи не смеет».

Согласно наказной памяти, Иван Рубец имел полномочия для поиска новых «землиц» и ясашного народа на юге от реки Анадырь. Чем он с товарищами охотно и воспользовался.

Известно, что в том морском походе на Камчатку участвовали и дежневцы, которые уже обследовали вместе с анадырским приказчиком Курбатом Ивановым здешние места.

Согласно все той же жалобы на Рубца анадырских служилых, его морской поход продолжался не один год: «30 июля 1665 г. анадырцы, перечисляя «озорнячества» Рубца, с горечью отмечали: «...как шел с моря с корги и пришед в осень во 171 году кочи покинул недошед до Анадырского острогу верст 10 и больши, а все [в] невсоветице своей и пришед неясачные люди коряки те кочи сожгли и под острогом 3 человека убили».

А далее еще интереснее: Рубец принимает Анадырский острог у Курбата Иванова, но, неожиданно для всех, сдает – самовольно!!! -- свои полномочия Даниилу Филиппову и известной пешей дорогой отправляется было на Колыму через Анюйскйи волок.

Анадырцы жаловались: ««...он до Ивашко, наплутав и... не дождався в свое место перемены з государевы службы збежал покиня Анадырской острог и великого государя аманатов и казну».

И столь же неожиданно для всех Рубец вдруг возвращается в Анадырский острог с полупути.

В чем же дело?

Б.П. Полевой считал, что этот «финт» Рубец проделал только с одной единственной целью – спрятать от чужих глаз богатую добычу, которую он привез в Анадырь из того южного морского похода.

И вплоть до 1666 года, когда Рубца сменил на посту анадырского приказчика Никита Катасонов, Иван Меркурьевич не предпринимал более никакой попытки самовольно покинуть свой пост.

А вот Катасонов, имея на то соответствующие инструкции, начал свою деятельность с того, что арестовал Рубца и попытался заставить его поделиться с казной своей добычей («прибытком»), которую он оценил (и, главное, «вымучил») в весьма конкретную сумму – 1050 рублей. В 210 – чтобы понятнее было -- годовых жалований простого якутского казака!

Вот, что сообщает по этому поводу Борис Петрович Полевой: «Почти все добытое Рубцом было у него отобрано. В описи «якутской архивы» 1703 г. упомянут «Столп, в нем дело казака Ивашка Рубца в грабеже животов ево в Онадырском острожке прикащика сына боярского Никиты Катасонова 180 (1671–1672 — Б. П.) года... В нем двести сорок ставов». К сожалению, пока это дело разыскать не удалось. А оно, безусловно, представило бы для нас большой интерес, потому что в этом деле шла речь и о вещах, добытых Рубцом еще во время южного похода 1662–1663 гг. И позже анадырцы обвиняли Рубца в том, что он в походе лично ходил с барабаном от юрты к юрте, отбирая добро у местных жителей».

А вот и еще некоторые подробности: «В деле Рубца удалось обнаружить его челобитную, в которой он подробно описал, какую расправу над ним учинил Катасанов.

Оказывается, приняв Анадырский острог без расписки, он уже "в третий день звал обедать служилых и торговых и промышленных людей и меня, холопа. У него была речь про московское государство и что де ноне на Русе на великих государей берут из животов треть живота у всяких чинов людей и говорил на тот живот мой... после того я, холоп ваш, великим государям написал челобитную вам, великим государям, а подал челобитную в Анадырском остроге приказному сыну боярскому Дмитрию Катасанову да таможенному целовальнику торговому человеку Федору Иванову Лаптеву. Объявил я, холоп ваш, живота своего пятьдесят кости рыбья моржового зуба, да две шубы собольи, да одна лисья новое, да опольник доброй — тот объявил мой живот".

Дмитрий Катасанов принял, "ничего не сказал". "И после день другой спустя и удумал своими советниками и стал меня, холопа, в муку и в колоде лупить и батоги бьет и палкою своею рукой и тот живот у меня вымучил". После этого Катасанов Рубца "выпустил из смык, из колоды и я, холоп, вышел из смыку, из колоды и являл во всем миру, таможенному целовальнику Федору Иванову сыну Лаптеву, что тот живот мой был написан".

От таможенного целовальника Рубец взял расписку о сдачи им "восемь пуд кости по 7 костей в пуд", которые были использованы на оплату промышленным на постройки: "яз, Иван строил ево государево ясачное зимовье и острог новой".

Катасанов продиктовал Лаптеву свою челобитную, в которой указывал, что на Анадыре в тот момент создалась чрезвычайная ситуация: коряки "хотят меня холопа и служилых и промышленных людей побивать на рыбных ловлях. Сами они похваляются, видят служилых людей мало, а живу яз в остроге с великим береженьем у аманатов у казны, а промышленный человек Фома Семенов с товарищи человек пять-шесть хотят от ясашного зимовья отойти прочь, люди вольные" и бранят Катасанова.

Катасанов, узнав, что анадырцы были недовольны поведением И. Рубца, попросил Юрия Селиверстова, Саву Шароглаза, Платона Иванова сообщить ему в июле 1666 г. подробно о всех проступках Рубца. К сожалению, пока их показания остаются не найденными».

Через много лет после этих событий выяснилось следующее: «На чертеже Камчатки Ивана Козырсвского 1726 г. у р. Никул стояло пояснение: «Зимовья два были. В прошлых годах из Якуцка города морем на кочах были на Камчатке люди, а которые у них в аманатах сидели, те камчадалы и сказывали, а в наши годы с оных стариков ясак брали, два коча сказывали и зимовья знать и поныне». 

И совсем по-другому стали проясняться некоторые исторические детали, которые собрал в свое время Степан Крашенинников: «Когда в 1738 г. С.П. Крашенинников расспрашивал старожилов Камчатки, то старейший казак Михаил Кобычев заявил, что среди первых русских, прибывших па р. Камчатку, находился также «Фома промышленный». Несомненно, здесь идет речь о старейшем «промышленном человеке» Анадыря Фоме Семенове Пермяке, у которого, как видно по анадырским документам 60-х годов, тогда было два прозвища — «Медведь» и «Старик». С Анадырской корги он плавал с Рубцом. Но на Анадыре он, действительно, служил еще при Семене Дежневе.

Вместе с тем подтверждаются также и сообщения С.П. Крашенинникова, а также Г.В. Стеллера о том, что среди прибывших на Камчатку были серьезные распри из-за женщин. Сами анадырские казаки, промышленные и торговые люди в 1665 г. жаловались на то, что на корге и в море Иван Рубец «...з 2 бабами... всегда был... в беззаконстве и в потехе... и с служилыми и торговыми и с охочими и промышленными людьми не в совете о бабах». И анадырцы многие свои неудачи — вплоть до исчезновения моржей на корге — приписывали «несблудству» Рубца».

Об этом плавании было известно и Витусу Берингу: «…Иван Рубец был уроженцем г. Тобольска и последние годы своей жизни провел на родине.

В Тобольске, Енисейске и Якутске аналогичные сообщения услышал в 1725–1726 гг. Витус Беринг. Даже в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 16 марта 1730 г. (№ 22, с. 88) в кратком сообщении о Первой Камчатской экспедиции указывалось, что Беринг «от тамошних жителей известился, что пред 50 или 60 летами некое судно из Лены к Камчатке прибыло».

Это плавание «в Камчатку» имело и последствия: «В 1676 г. И.М. Рубец вместе с дежневцем Артемием Солдатом и казачьим пятидесятником Федором Яковлевым Кузнецом отвечали на вопросы якутского воеводы А.А. Барнешлева о землях, народах и промыслах тех южных районов. Любопытно отметить, что, когда сын Федора Яковлева. Василий Федоров Кузнецов, принял Анадырский острог, он немедленно, в июле 1688 г., организовал с Анадырской корги плавание на двух кочах в сторону Камчатки. Это плавание закончилось трагически. Сперва Кузнецов потерял в бурю оба коча. 23 ноября 1688 г. его группа с великим трудом вернулась на Анадырскую коргу. Возвращаясь в Анадырский острог, Кузнецов решил посетить ясачных восточных чукчей. Тут-то 6 декабря все мужчины, участники похода, были вероломно убиты. Любопытно отметить, что казак Иван Котельник, посланный в 1689 г. из Анадырского острога на поиски В.Ф. Кузнецова и его товарищей, тоже ходил с Анадыря в южном направлении, а полтора года спустя в Якутске ему предъявили обвинение в том, что он будто бы собирался стать «вожем» у тех якутских казаков, которые собирались бежать «на реки Анадырь и Камчатку». Предводителем же этих казаков был объявлен Филипп Щербаков, который в молодости участвовал в плавании Ивана Рубца».

К Щербакову и его товарищам по несчастью мы еще вернемся.

До 1961 года у многих историков еще были сомнения по поводу того, что Рубец побывал именно на Камчатке.

Но затем дотошный Борис Петрович Полевой отыскал новые документы: «В 1961 г. после длительных поисков в ЦГАДА удалось случайно в судебных делах Якутска обнаружить документ, который гласил:

"Царю государю великому князю Алексею Михайловичу всеа великия и малыя и белыя Росии самодержцу бьет челом холоп твой Якутцкого острогу казачей десятничишко Ивашко Меркурьев. Был я, холоп твой, на твоей, великого государя, службе за Носом, и вверх реки Камчатки на погроме взял я, холоп твой, коряцкого малого и привез с собою в Якутцкой. Милосердный государь царь великий князь и белыя Росии самодержец, пожалуй меня, холопа своего, вели, государь, того малого записать. Царь государь, смилуйся, пожалуй".

Из приложенных к ней бумаг видно, что 17 декабря 1668 г. якутский воевода И. П. Борятинский вызвал к себе в воеводскую избу Ивана Меркурьева Рубца вместе с "Петрушкой". "И того же дни, — гласит документ, — перед окольничим и воеводою Иваном Петровичем Борятинским да перед дьяком Степаном Елчуковым, малой, которого Ивашко Рубец привел в приказ, к записке допрашиван, где он взят и в котором году и хто именем его взял, и какого роду и как его зовут, и неясашного ли отца сын.

И малой в допросе сказал: коряцкого роду неясашного отца сын, а взял де его Ивашко Рубец на погроме с казаками на реке Камчатке, а как ево по-коряцки зовут, того сказал не помнит и пока де (по сее) время он не крещен, а назвал его Ивашко Рубец русским именем Петрушкою и потому де его и ныне тем именем называют, а скольких лет взят на погроме, того сказать не помнит".

 Но был ли Рубец первым из русских людей на Камчатке?

Сам Б.П. Полевой так не считал: «На Анадырской корге он смог встретиться с промышленными людьми, которые бывали на Пенжине и Охотском море, и слышали о существовании моржовых лежбищ на восточном берегу Камчатки.

Удалось даже установить некоторые имена тех лиц, которые могли об этом сообщить самому И. М. Рубцу.

Это был ... промышленный человек Сава Анисимов Сероглаз (он же — Шароглаз), который ранее действовал на юге вместе с беглым колымским казаком Леонтием Федотовым. Рубец смог получить подробную информацию о южных районах и от красноярского казака, ставшего промышленным человеком — "Проньки" Федорова Травника (или Травина), который ранее сталкивался с Иваном Камчатым. Рубец знал также, что в июле 1661 г. якутские власти дали наказ "выслать в Якутцкий острог с приставы служилых людей Ивашка Камчатова да Макейка Игнатьева, да промышленных людей Проньку Федорова Травина, да Алешку Яковлева Усольца". Поэтому Рубец даже арестовал на корге Проньку Федорова Травина, зачем-то "сажал в колоду", а затем использовал его в качестве вожа при плавании на юг».

«Стеллер, лично побывавший на так называемой "Федотовшине", сообщал, что местные ительмены утверждали, что сборщика ясака в старинном русском зимовье называли "Theodorus" или "Fetka". Теперь же нам точно известно, что ясак там собирал при Иване Рубце его целовальник Федор Лаптев».

Но в то же время документы говорят о крайне сложных отношениях Рубца с этими людьми позже: «Из сообщения Катасанова видно, что отношения анадырцев с Иваном Рубцом в 1663—1664 гг. были крайне напряженными. Так он сообщал в Якутск: "Савка Шароглаз, ведомый вор, Ивашка Рубца хотел копьем проколоть в ясашном зимовье, и приходили люди и ево, Савку, схватали и не дали Ивашка Рубца сколоть". "Ведомым вором" Шароглаз стал уже давно. Катасанов продолжал: "ево воровство" было еще "на Омолоне с служилым человеком с Иваном Барановым (еще в 1648 г.! — Б. П.) было, на Пенжине с Леонтьевым с Федотовым было, и те две реки от нево же запустели".

«…Фома Семенов Пермяк участвовал в плавании Ивана Рубца с устья Анадыря в верховья реки Камчатки.

В поздние годы Пермяк был известен на Анадыре под двумя прозвищами — "Медведь" и "Старик". В 1662 г. на Анадырской корге он присоединился к Ивану Рубцу, когда тот на двух кочах пошел к Камчатке. Вместе с Рубцом он осенью 1663 г. вернулся на Анадырь, но вскоре не поладил с Рубцом и объявил о своем уходе на юг "к корякам".

А заканчивается эта история просто: «Весьма возможно, сам Иван Рубец во многом способствовал широкому распространению известий в Сибири и даже за границей ранних сведений о реке Камчатке. Из документов нам стало известно, что в 1677 г. Рубец был из Якутска направлен с государевой казной в Москву. Обратно в Якутск уже не вернулся, и остался жить в своем родном Тобольске. В 1684— 1685 и 1687 гг. впервые появились географические чертежи Сибири, на которых река Камчатка стала впервые изображаться на полуострове».

Что касается якутско-тобольской ветви Бакшеевых, то с выездом казачьего десятника Рубца она в Якутии, вероятно, обрывается.

А вот что касается тобольско-нерчинской (и, возможно, нерчинско-якутской) ветви, то мы имеем продолжение:

«Бакшеев Алексей Проклович (12(24).03.1873 - 30.08.1946). Из забайкальских казаков, родился в поселке Атамановский Читинского округа Забайкальского казачьего войска. Происходил из зажиточной казачьей семьи. Отец Алексея - Бакшеев Прокл Олимпиевич - занимался земледелием, а также почтовой гоньбой и извозом.

Алексей Бакшеев в 1895 г. окончил 5-летнее Читинское училище. В следующем, 1896 г. он был призван на военную службу, был зачислен в 1-й Читинский полк. В 1897 г. в звании младшего урядника Бакшеев был откомандирован в Иркутское военное училище. В 1899 г. состоялся выпуск, и Алексей Проклович получил свой первый офицерский чин - хорунжего.

В качестве офицера А.П. Бакшеев начал службу командиром взвода 1-го Аргунского полка Забайкальского казачьего войска. Участвовал Бакшеев в походе русской армии в Китай в 1900 г., в подавлении Боксерского восстания. Вместе с полком оставался в Китае. Затем он принимал участие в Русско-японской войне 1904-1905 гг. С 1905, но 1906 г. служил в частях, охранявших город Харбин. В 1907 г. подъесаул А.П. Бакшеев был переведен в 1-й Читинский полк, а затем был откомандирован в Ораниенбаум в офицерскую стрелковую школу, где проходил обучение пулеметному делу.

После окончания обучения был назначен начальником конно-пулеметной команды Отдельной Забайкальской казачьей бригады в Чите. С 1910 г. А.П. Бакшеев снова в рядах 1-го Читинского полка Забайкальского казачьего войска. Вместе с полком участвовал в Первой мировой войне. За подвиги в ходе боев в 1915 г. был награжден георгиевским оружием, а в 1916-м - орденом Святого Георгия IV степени. В ходе боев А.П. Бакшеев был тяжело ранен и попал в германский плен, из плена смог вернуться только в начале 1917 г. С 1917 г. Бакшеев - член казачьего войскового правления, С 1918 г. в Особом Маньчжурском отряде Г.М. Семенова. 6 января 1919 г. Бакшееву был присвоен чин генерал-майора. С 13 февраля 1919 г. - начальник 1-го военного района Забайкальской области, командир 1-й Забайкальской казачьей бригады. 16 июня 1919 г. был избран заместителем атамана Г.М. Семенова но должности войскового атамана Забайкальского казачьего войска.

12 июля 1922 г. вступил в должность войскового атамана Забайкальского казачьего войска. Участник Земского собора 1922 г. в качестве заместителя председателя профессора ПИ. Миролюбова. Был председателем войскового казачьего правительства Забайкалья. С 1922 г. - эмигрировал в Китай, жил в Харбине, состоял в Восточном казачьем союзе. После событий 1931 г. (оккупация японскими войсками Маньчжурии и создание государства Маньчжоу-Го. - Прим. автора) сотрудничал с японскими властями. Генерал Бакшеев был независим в суждениях и резок на слова, что, конечно, не всем нравилось. С 22 августа 1935 г. но 1938 г. - председатель БРЭМ. Начиная с 1935 г. Бакшеев - фактический начальник Дальневосточного союза казаков. Под давлением японцев ушел с поста начальника БРЭМ. В 1940 г. работал в переселенческом отделе ЯВМ. В это время возглавил Захинганское отделение БРЭМ в Хайларе. С августа 1940 г. - начальник Захинганского казачьего корпуса.

Поскольку атаман Г.М. Семенов безвыездно жил в местечке Кагашихми под Дайреном, всю деятельность от имени его осуществлял А.П. Бакшеев, а также генерал Власьевский. Именно А.П. Бакшеев как начальник Дальневосточного союза казаков принимал участие в военной подготовке казаков. Самым значительным событием стал 1942 год - празднование 10-лстия создания Маньчжоу-Го (Маньчжоу-Ди-Го). Так прошли основные военные годы Второй мировой войны, и наступил август 1945 г., когда на Маньчжурию напал Советский Союз. По некоторым данным, А.П. Бакшеев руководил остатками Захинганского казачьего корпуса в Хайларском районе в боях против советских войск. Но силы были не равны, да и многие казаки разбежались, не желая погибать в бессмысленной войне.

По данным П. Балакшина, в ходе советско-японской войны генерал Бакшеев был ранен в руку и не смог вовремя эвакуироваться. В результате действий СМЕРШ 8 сентября 1945 г. в Чанчуне был схвачен А.П. Бакшеев. После показательного судебного процесса в Москве в августе 1946 г. Бакшеев был осужден вместе с атаманом Г.М. Семеновым и другими участниками процесса и расстрелян 30 августа 1945 г.».

Балакшины

Эта фамилия приходит в Якутию на самой заре формирования Якутского воеводства и связана она, по всей видимости, со служило-торгово-промышленной корпорацией Балакшиных. Истории Якутии говорит о том, что нередки были случаи, когда представители одной семьи выступали в роли одного из трех основных звеньев промышленного освоения края: кто-то зверя добывал, кто-то разведывал и открывал новые промысловые районы, а кто-то успешно торговал – на Руси пушниной, а в Сибири хлебом.

Андрей Акинфеевич Балакшин был целовальником (торговым лицом) по Илимскому волоку в 1640-х годах: вел расходно-приходные книги хлебных запасов, денежных сборов, сборов пошлин с судных и кабальных дел.

Помимо этого, он был приказчиком гостя (купца) Александра Баева и вел торговлю хлебом:

«Царю, государю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии бьет челом сирота твой, гостиные сотни Алесандра Баева племянничишко Мишка Леонтиев.

В прошлом, государь, во 154-м году с Лены реки отпустил товарищ мой, дяди моего Алесандра Баева приказщик, Андрей Балакшин с твоими, государевы, товары и с хлебными запасы и с покрученики и со всякими промышлеными заводы в Якутцкой острог для торгу свояка своего Максима Офонасьева Усольца. И тот Максим из Якутцкого острогу пошел через море на Индигирку реку, и до Индигирки, государь, реки тот Максим не дошел, замерз на море у Хромые реки, и из-за морозу тот Максим пошел с покрученики сам семь на нартах для рыбной ловли и соболиного промыслу в Хромую реку. И судом, государь, божиим того Максима с покрученики юкагири побили, а которые, государь, покрученики остались у твоих, государевых, товаров и у хлебных запасов у моря в заморозе 7 же человек, и из них из 7 человек умерли цыножною смертию 4 человека, а 3 человека выбрели на Индигирки чють живы, приволоклись после Офонасьева дни. А в отпуск, государь, было тех твоих, государевых, товаров и хлебных запасов, и промышленых всяких заводов, и что дано было покручеником платьем и собак, и судно и судовых всяких снастей по проезжей грамоте Якутцкого острогу на 1 000 на 200 на 30 на 4 рубли с лишком. И что, государь, от тех 3-х человек осталось на море у Хромые реки твоих, государевых, товаров и хлебных запасов возле море на тундре бес пристрою, и те, государь, твои, государевы, товары и хлебные запасы лежали на верх земли и вьюках со 155-го году сентября с 14-го числа до 156-го.

И в прошлом, государь, во 156-м году июля во 12 день Якутцкого острогу служилые люди Шаламко Иванов с товарыщи тот твой, государев, хлебной запас не от велика де и судно, и судовые снасти взяли, а товары де в ямах и на верх земли в те годы згнило, а иных де ям многих и не сыскали. И ныне, государь, те служилые люди Васька Бугор с товарищи 22 человека, сыскав в серцах своих правду, /л. 64/ за тот хлебной запас, что оне взяли со мною, сиротою твоим, розделались, дали на себя кабалы до новой реки Андыри во шти сороках в 20-ти в 4-х соболях, опричь тех служилых людей, которые с ними ж были и от них отошли к сыну боярскому к Василью Власьеву — Шаламка Иванова, Пашка Кокоулина, Гаврилка Флорова, да промышленого человека Карпунки Соловья. И сын боярской Василей Власьев мне, сироте твоему, в тех их паях суда на них не дал, а судовую, государь, снасть — 2 шеймы да полпаруса, а в нем 15 полотнищ, и то все згнило, да 2 якоря отдали мне, сироте твоему, назад лицом.

Да меня ж, государь, сироту твоего, призывал Якутцкого острогу служилой человек Михайло Стадухин, которой послан для прииску новых землиц для твоего, государева, ясашного збору на новую реку Нандырь, и говорил мне, чтоб ево, Михайла, с полчаны для подъему на твою, государеву, службу, ссудил, хлебным запасом и иным всяким служебным товаром. А иттить бы мне, сироте твоему, на ту новую реку за тем за прежним и за нынешним, что вновь ныне им, Михайлу, с полчаны в суду роздам самому, а в том бы на них имать кабалы. И ныне, государь, яз, сирота твой, для твоей, государевы, службы на подъем ево, Михаила, с полчаны ссудил твоим, государевым, товаром и хлебным запасом на 16 сороков на 20 соболей» [РГАДА,ф. Якутская приказная изба, ст. № 2326 (457), лл. 63-65.]

В этой своей челобитной, живописуя о трудностях поставки хлеба в дальние окраинные северные земли, Михаил Леонтьев ставит и конкретную цель своего обпращения – пойти ПОД ЦАРСКИЕ ГАРАНТИИ вместе со Стадухиным на поиски дальней реки Анадырь, чтобы оправдать свои торговые издержки:

«Милосердый государь, царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии, пожалуй меня, сироту своего, вели, государь, мне иттить за теми твоими, государевы, хлебными запасы с ним, Михайлом, с полчаны, что роздал я в[с]суду на новую реку для твоей, государевой, службы. И о той, государь, ссуде вели, государь, ему, Михайлу, отписать в Якутцкой острог твоим, государевым, воеводам Василью Никитичю Пушкину с товарыщи, чтоб, государь, тот мой подъем, что я, сирота твой, поднял ево, Михаила, с полчаны твоим, государевым, хлебным запасом и служебным товаром, и извет на сына боярсково Василья Власьева тебе, государю, учинить ведомо. А на той новой реке по тем прежним и нынешним кабалам вели, государь, ему, Михаилу, с полчаны со мною розделатца прежиных кабальных долгов.

Царь, государь, смилуйся, пожалуй».

В 1659 году в документах Якутской приказной избы появляется имя еще одного торгового человека из этой купеческой фамилии: «Кабалы промышленного и (торгового) человека о займе соболей у служилого человека Вас. Ошуркова и торгового человека Бор. Балакшина».

А в другом документе он отмечается как промышленный человек: «Отпись мирского сборщика Федора Балезина в получении с промышленного человека Бориса Балакшина денег по мирскому окладу в «подмогу» целовальникам».

И примерно в это же время появляется в торговых делах Якутска племянник Андрея Акинфовича Семен Балакшин. И снова мы видим перевоплощение и этого торгового человака в человека промышленного: «Дело о взыскании долгов … торговым человеком Семеном Балакшиным со служилых людей Харитона Беляя, Ивана Корнилова и Михаила Махзалы Ирины» и «…торговым человеком Петром Осиповым Бизимовым с промышленного человека Семена Петрова Балакшина».

А по материалам Якутской приказной избы отмечен и служилый человек Андрей Балакшин:

 «Холостые рядовые казаки

…Ондрюшка Балакшин в прошлом во 199 м [1691] году на Олекме умер воспою. И в нынешнем в 200 м [1692] году октября в 3 день приверстан в ево Ондрюшкино место казачей брат Матюшка Скребыкин». [Выписка из окладной книги служилым г. Якутска 1692 года, РГАДА.Ф.214.Оп.5. Д.330. Л. 57].

Но это еще не весь расклад:

 В своем исследовании о крестьянах-земледельцах Илимского края – «На ленских пашнях XVII века» — Г.Б.Красноштанов находит и крестьян Балакшиных:

1677, Криволуцкая волость

«Деревня, а в ней:

двор - Кузька Леонтьев сын Воронин.

двор - Петрушка Семёнов сын Балакшин». Это деревня Воронина. Петрушка Семёнов сын Балакшин впервые упомянут в 1675 году.

1688 год, Криволоцкая волость, Красноштанов:

«Куска Алексеев (Балакшин). ... А детей и братей у нево нет. А племянник у нево Пронька Петров». Кузька Алексеев Балакшин упомянут в 1688 году впервые. До этого числился Петрушка Семёнов Балакшин. Видимо, он умер. Пронька Петров – это его сын.

От какого из этих родовых корней были пущены новые ветви, нам пока не известно.

Но известный якутский краевед Г.А.Попов в словаре знаменитых жителей Якутска отмечает:

«Балакшины – в г. Якутске в XIX в. известны: Константин Балакшин – ставил опыты по организации пригородного сельского хозяйства (40-е гг.); мещанин Балакшин – в конце 70-х гг. XIX в. купил у город. Управы на стройматериалы башню Ленского острога, перепродал ее Горчакову, кот. Построил дачу на Сергеляхе. В нача. XX в. в Якутиии проживали Балакшины – чиновник и часовых дел мастер».

Банщиковы

История появления этой казачьей фамилии связана с березовцами (казаками из Березова), правда, не очень ясно были ли такие казаки в Березове или Банщик был записан в березовский оклад, так как ситуация была следующей:

«Ефремко Середин убит во 150м [1642] году и того ж году в его место Филька Мартынов сын Банщик в нынешнем во 155м [1647] июля в 1 день тот Филька не хотя государевы службы служить с ленскими з беглыми казаками из Якутцкого острогу збежал на море в его место в нынешнем же во 155м [1647] году июля в 26 день по помете на выписке диака Петра Стеншина велено быть Богдашка Габышеву в съезжей избе для писма государевых всяких дел в место подьячево а оклад учинили березовской холостой».

Банщика мы вскоре потеряли, так как в дальнейшем он фигурировал уже в исторических документах как Филипп Мартынов.

И вот:

Не позднее 1649 (158) г. декабря 14 — Челобитная служилых людей Архипа Аршина, Григория Антонова о записи их в полк к Михаилу Стадухину для совместной службы по приисканию «новых землиц».

|л. 58| Царю, государю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии бьют челом холопи твои Якутцкого острогу служилые люди Архипко Максимов Аршин, Гришка Онтонов.

Милосердый государь, царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии, пожалуй нас, холопей своих, вели, государь, принять нас в полк к себе Якутцкого острогу служилому человеку десятнику Михайлу Стадухину и служить свою, государеву, службу, вели, государь, у нево, Михайла, в полку и новых землиц приискивать и твой, государев, ясак збирать с новых людей.

Царь, государь, смилуйся. [259]

На л. 58 об.:

Рукоприкладство: К сей челобитной вместо служилых людей Архипка Максимова, Гришки Онтонова по их веленью служилой человек Филька Мартынов и руку приложил.

Отметка о подаче челобитной: 158-го декабря в 14 день подали челобитную служилые люди Архипка Аршин, Гришка Онтонов [РГАДА, ф. Якутская приказная изба, ст. № 2326 (457), л. 58].

То есть, судя по этому документу, Филька Мартынов Банщик был включен в состав отряда Михаила Стадухина, который отправлялся в поход, обессмертивший имя его руководителя – Михаила Васильевича Стадухина. Что же касается участников этого похода – то в живых осталось всего полтора десятка человек. Имени Филиппа Мартынова Банщика в этом списке не числится…

Но само имя не исчезает:

В книге Г.Б. Красноштанова «На ленских пашнях XVII века» приводится любопытный документ: «150 [1642] году, мая в 30 день, роспрашиван в Съезжей избе пашенной Семейка Чертов, какое он, Семейка, ведает на сына боярского на Ивана Пильникова да на целовальника на Семёна Шелковника государево дело.

 …Да Иван же де Панкратов продавал той же государевы муки Нехорошку Банщику четверть да Семёну Шелковнику четверть, да Роспуте Стефанову четверть ж. И тоё де муку Иван Пильников у них у всех вынял. А Ивана де Панкратова и отпустил, дружа де ему. И отпись дал во всём запасе.

Да тот же де Семейка Чючерем извещал на Ивана Панкратова да на Семёна Шелковника государево дело, и приходил де к нему, Ивану Пильникову, в Съезжую избу. И он де, Иван, ево, Семейку, из Съезжие избы выслал. И он де, Семейка, пошедчи, во весь мир кричал, сказывал на Ивана Панкратова да на Семёна Шелковника государево дело. И служивые де люди енисейские ево, Семейку Чючерема, сильно взяли в судно.

Да посылал де он, Иван Пильников, вверх по Илиму служивых пюдей Ивашка Разглидея да Нехорошка Банщика, да Ваську Кирилова по ясак. И посылал де с Нехорошком Банщиком целовальник Семён Шелковник свои товары. И купил де ему, Семёну, Нехорошко Банщик на ево товар дватцать восмь соболей. Да Розглидей де ему ж, Семёну, купил дватцать два соболя на ево ж, Семёнов, товар. А то де мне сказывал служивой человек Васька Кирилов».

А затем фамильная ситуация меняется в корне.

И мы вновь возвращаемся к книге Г.Б. Красноштанова.

«В 1648 году здесь же [на Лене] был поселен из промышленных людей Ивашко Прокопьев Белых по прозвищу Банщик. В книге 1648 года он не упомянут, так как ещё не собрал урожай. По его прозвищу заимка стала называться Банщиковой».

 »На правой же стороне на низ по Лене реке, на том же лугу, пониже Аялги речки, пашенной ссыльной Дениско Созонов пашет на государя десятину ржи да полдесятины яри»

 Это тоже черкашенин. В будущем речку Аялгу называли Банщиковой и Истоком, а заимку - Банщиковой. До неё от устья Киренги 56 километров.

 «На том же лугу пашенной Ивашко Прокопьев Банщик пашет на государя десятину ржи да полдесятины яри»

 Банщик - это прозвище, а фамилия была Белых.

«В 1652 году здесь пахал Кузька Иванов Порозок, а Ивашко Еремеев пахал на заимке Банщиковой. Напомним ещё раз, что Ивашко Еремеев Микулка - непосредственный участник убийства илимского воеводы Л.А. Обухова в 1665 году, после чего бежал с Никифором Черниговским на Амур, а из Албазина бежал в Китай. Заимка, на которой пахал Ивашка Микулка, существует и сейчас, и по его прозвищу названа Никулиной. Она находится в 54 километре ниже устья Киренги».

Из материалоа Якутской приказной избы за 1666 год мы узнаем «об отпуске в Чечуйскую волость пашенным крестьянам Киренской волости Иваном Поповым детей вдовы пашенного крестьянина Чечуйской волости Степана Банщика, вышедшей за него замуж».

Но фамилия не исчезает: в «Крестьянской именной книге Илимского острога 1677 (185) г.» мы находим следующую запись:

Нижняя Илимская волость, а в ней пашенные крестьяне пашут государевы десятинные пашни по десятине ржаной по десятине яровой… по окладу пашут по полдесятины ржаной и по полдесятины яровой

Трошка Елизарьев сын Банщиков».

Но это уже другая история…

Барабанские

 Барабанские – это, вероятно, те же самые Барабанщиковы, то есть люди, фамилия которых напрямую была связана с должностью барабанщика в своем казачьем подразделении и, соответственно, с ношением этого самого барабана.

 Первым из Барабанских на якутской земле оказался енисейский казак Нестор Барабанский, который в составе отряда Посника Иванова Губаря в 1639 году основывал Верхоянское зимовье.

 Позже его сменил Спирька Барабанский, имя которого мы находим в списках казаков за 1661 год.

 Спиридон Барабанский служил уже в Якутии на постоянной основе. Это подтверждается записью в Якутской приказной избы за 1671 год: «Ужинная и умолотная книга десятинной пашни в устье р. Пеледуя казаков Ивана Михайлова Деревни и Спиридона Барабанского 1671—1672 (180)» и 1677 год: «Сказки казаков Спир.Барабанова, Петра Остяка с товарищами об израсходовании ими свинца и пороха при сборе ясака в охотском городке и в ясачных зимовьях» [Якутская приказная изба, (РГАДА Ф. 1177), Том третий (часть 1), 1634—1714, Справочник].

 В 1706 году в списках казаков, служащих в третьей пятидесятне Якутского казачьего полка отмечен Максим Барабанский.

 В 1720 году – якутский «служивой Дмитрей Михайлов сын Барабанской сказал сороки четырех лет».

 А в 1748 году в казачью службу по городу Якутску записаны:

Василей Барабанской 

Дмитрей Барабанской у него сын Иван 

Иван Барабанской

Лев Барабанской

Томские родоведы -- Л.А. Захарова, А.В. Конюк – работающие над проектом «Словаря фамилий жителей Томского региона XVII – начала XVIII в. (на материале сибирского делового письма», дают свое объяснение происхождению томской фамилии Барабановых, которое, возможно, имеет связь и с енисейско-якутской фамилией Барабановские. Барабановские, по сути названия, -- это дети Барабанова:

«Барабанов Иван (Ивашко), пеший стрелец в 1666 году, конный служилый в 1719 г.; Михаил, Петрушка, Гаврило. – Барабанов Ивашко, пеший стрелец, отец родом из Тобольска, служил в Тобольске конным служилым. Ивашко родился в Томске, верстан при Иване Бутурлине в 1665 лето. Сын Петрушка – 7 л. (Томск, 1666). К. с. Иван Барабанов – 70 л. – дети: Михаил – 30 л., Петр – 27 л., Гаврило – 20 л. (Кузнецк, 1719). Фамилия образована от некалендарного имени Барабан, которое могли дать человеку, играющему или имеющему какое-либо отношение к этому музыкальному инструменту».

 Судя по этой версии, фамильные корни связывают нас с Тобольском.

Барабанщиковы

История возникновения этой фамилии самая простая – патриархи этих родов, действительно, служили барабанщиками в своих казачьих подразделениях. Правда, не все из них стали носителями фамилии, напрямую связанную с их службой.

Первым якутским Барабанщиковым, по всей видимости, был енисейский казак Климко Барабанщик, который «в нынешнем во 159м [1651] году послан на государеву дальную службу на Алдан реку в Бутальское зимовье»

Впрочем, в Якутской приказной избе за 1652 год сообщается о поручной записи «служилых людей по Богдану Барабанщику с товарищами, взявшими на откуп площадное письмо». А в материалах за 1667 год – «о выкупе служилым человеком Сергеем Яковлевым полукафтанья, заложенного им служилому человеку Василию Барабанщикову».

В 1661 году в Якутии находится на службе сотник Ларька Барабанщик.

А в документах за 1675 год мы находим запись о его сыне: «о продаже казаку Михаилу Ларионову Барабанщикову в Средне-Вилюйском зимовье сыном боярским Артемием Крупецким якутки Лобурги».

А затем следует и династия Барабанщиковых, основу которой заложил тобольский сотник, и настоящая якутская история этой фамилии начинается все-таки с Михаила (Мишки) Барабанщикова, у которого в Якутии родились сыновья Максимко (1683) и Митко (1685).

Вероятно, о последнем из них эта запись, сделанная в 1720 году: «Во дворе отставного служивого человека Никиты Иванова сына Мухоплева живет служивой Никифор Горбунов Барабанщик».

В 1707 году Большерецкий острог на Камчатке подвергся нападению камчадалов и его гарнизон был полностью уничтожен, а сам острог сожжен. В составе этого гарнизона служил казак Василий Барабанщиков.

Барановские

Барановские – следовательно, дети Баранова.

У нас их первоначально было двое, которые в 1639 году прибыли из Тобольска с первым якутским воеводой Петром Петровичем Головиным:

Баранов Ивашко, пеший казак станицы Гаврилы Ильина

Баранов Офонка Ильин, казак станицы Клима Бобошина

Иван Абрамович Баранов был товарищем Герасима Анкудинова и вместе с ним в отряде Василия Власьева совершали походы на рр. Яну и Колыму. Но на Колыме их пути разошлись. Каждый создал из промышленных людей свои отряды и организовал (или пытался организовать) самостоятельные экспедиции. Для Анкудинова это закончилось трагедией – кораблекрушением и смертью от голода и цынги в корякской тундре.

Для Баранова его экспедиции были более чем успешные.

Вот оценка его деятельности крупнейшим специалистом по морским походам русских людей на Северо-Востоке России М.И. Белова:

«Иван Абрамов Баранов, ленский казак, служил в отряде Василия Власьева на реке Яне, откуда вместе с Герасимом Анкудиновым ушел на Колыму. Баранов принимал участие в первом походе Семена Дежнева на Анадырь и в морском походе летом 1649 г. с Михаилом Стадухиным на реку Погычу. За одной из рек, притоков Омолона, сохранилось имя Баранова. Напр., в 1657 г. казак Федор Чюкичев писал в Якутск, что «пошел... с Омолона, с Усть Баранихи на Чондон». (ЯОУ, ст. 153, л. 13). Баранов первый ходил на Чондон и проложил туда дорогу, которой затем пользовались русские для связи бассейна реки Колымы с побережьем Охотского моря».

Сохранился документ, написанный самим Барановым:

1650-1651 годы. Из челобитной царю Алексею Михайловичу казака Ивана Аврамова Баранова о выдаче ему жалованья за службу с охочими промышленными людьми на реке Чондон и других реках.

Царю государю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии бьет челом холоп твой Якуцкого острогу казак Ивашко Аврамов Боранов. В прошлом, государь, во 157 году февраля в... день бил челом я, холоп твой, тебе государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии, а челобитную подал ис прибыли на Ковыме реке в Верхнем ясачном зимовье сыну боярскому Василью Власьеву да целовальнику Кирилу Коткину, что итти мне, холопу твоему, с охочими с промышлеными людьми на твою государеву службу на нартах через гору на Чондон и на иные сторонние реки на неясашных людей и на каменных и окольных мужиков для твоего государева ясачного збору потому, что те, государь, чондонские и иные сторонние из Камени оленные мужики преж всего у твоих государевых ясачных зимовий с ясачным платежом не бывали и руских людей оне не видали. Явил я, холоп твой, прибыли тебе, государю, в казну дватцать соболей. А поднимался я, холоп твой, на твою государеву службу, муку покупал по семи Рублев пуд и больше, сетей неводных сажень по рублю, сети пущальницы по четыре рубля, меди красные и зеленые фунт по рублю, топоры по два рубли, собаки нартные по пятнатцати рублев, юколы беремя по два рубли, костья собачья пуд по рублю, лыжи по четыре рубли, нарты по три рубли, сукна белово по полтине аршин, холсту тонково по четыре гривны аршин, пищалей покупали по сороку рублев, фунт пороху ручново по шти рублев, свинцу фунт по рублю, кременье пищальное по полуполтине. А поднялся я, холоп твой, на тое твою государеву службу с промышлеными охочими людьми с тритцатью пятью человеки по Быстрой реке. А как я, холоп твой, поднялся на камень и на каменю нашел ходынских каменных оленных мужиков: князца Ларчегу да Тонгылыта да Чоногу. И тех, государь, я князцев с их роды и с улусными людьми учал толмачей наговаривать и призывать под твою государеву царскую высокую руку, чтобы оне, князцы, были послушны и покорны и дали бы в аманаты своих любимых детей и платили бы твой государев ясак с себя и с улусных людей... И спровадя, государь, я, холоп твой, тех аманатов на Колыму реку в Верхнее ясачное зимовье, отдал в отдачу сыну боярскому Василью Власьеву да целовальнику Кирилу Коткину. А сын боярской Василей Власьев взял, государь, твоего государева ясаку под тех аманатов на нынешней на 159 год вновь - под Ларчигу семнатцать соболей, а под Тонглыта десять соболей, а под Чоногу пять соболей. А впредь, государь, те иноземцы сулят твой государев ясак с роду своего (полной, говорят): а здеся де, государь, нам на Ковыме реке в Верхнем ясачном зимовье полного ясаку платить нельзя потому, что де стало через земли ходити к ясачному платежу и через иные люди, а с теми де, государь, людьми промеж собою воюемся - жен и детей в полон емлем - мы у них, а оне у нас. А наше де, государь, житье ходынских оленных мужиков на Блудной реке. А та, государь, Блудная, выпала в Ковыму реку выше Нижново ясашново зимовья. И будем де мы платить государев ясак полный, как мы будем на своей земли, на Блудной реке. А поднимаючися, государь, я, холоп твой, на ту твою государеву службу всякий завод покупал дорогою ценою и оттого я, холоп твой, обнищал и задолжал великими долгами, стою на правеже. Милосердный государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии, пожалуй, государь, меня, холопа своего, за мою к тебе, государь, службу и за раны и за аманацкую имку и за голодное терпенье своим государевым царским жалованьем, чем тебе, великому государю, бог известит. Царь государь, смилуйся, пожалуй» [ЛОИИ, Якутские акты, карт. 12, ст. 3, сст. 4-6.]

Теперь осталось только разобраться, какую из двух рек – Парень или Гижигу – называл Баронов Чендоном. Но здесь мы с вами не разберемся – в те годы географические названия были еще неустойчивыми, плавающими и могли закрепляться в сознании тех людей за разными географическими объектами.

Поэтому и мы будем говорить об историческом Чендоне – одной из северных рек на границе современных Магаданской области и Камчатского края.

Главное в другом – тобольский казак Иван Абрамович Баранов был ПЕРВЫМ, кто вышел в бассейны этих рек.

На этом его якутская история и заканчивается – по всей видимости, он вернулся в Тобольск.

Но появляются новые тобольские Барановы:

Баранов Офонка Ильин, казак станицы Клима Бобошина: «Офонька Ильин сын Боранов в прошлом во 148м [1640] году по его челобитью и служилых людей для болезни отставлен а в его место верстан гулящей человек Гришка Онтонов сын Усолец в прошлом во 155м [1647] году из Якутцкого острогу збежал на море и в том же во 155м [1647] году велено быть в его Гришкино место промышленому человеку Митрофанку Алексееву»

 «Степан Григорьев сын Баранов Вятчанин в нынешнем во 159м [1651] году послан на государеву на годовую службу вниз по Лене в Жиганы»]

Федотко Иванов Баран на службе на реке на Лене, 1665 г.

Но историческая шкатулка открывалась проще, чем мы думали. Оказывается, по данным за 1706 год, в Якутск были присланы на службу из Тюмени дети боярские Анисим Романов сын и Данила Барановские.

Кто-то из них остался в Якутии.

И в 1748 году в казачью службу был записан сын одного из этих детей боярских – Петр Барановский.

Безносовы

Обычно такие фамилии закреплялись за ссыльными людьми, которым за какие-то преступления «рвали ноздри», оставляя без носа.

Судя по архивным материалам за 1681 и 1692 годы, людей с таким прозвищем в Якутском казачьем полку было немало. И все они, кстати, были людьми семейными (в ж/о -- женатом окладе):

1681 год:

Безносов Ивашко, казак (ж/о)

Безносой Ивашко Семенов, казак (ж/о)

Безносой Микитка, казак (ж/о)

Безносой Назарко Максимов, казак (ж/о)

1692 год:                   

Л.60об.

Ивашко Гурьев Безноско в прошлом во 199 м [1691] году в Якутцком умер воспою

Л.59об.

Родька Иванов Безносого

Л.19об.

Ивашко Семенов Безносой

Микитка Безносой

[Выписка из окладной книги служилым г.Якутска 1692 года (РГАДА.Ф.214.Оп.5.Д.330.)]

Справочники по материалам Якутской приказной избы называют еще несколько имен. Например, рассказывают романтическую историю, связанную с Григорием Безносовым в далеком 1652 году, а точнее жалобу «служилого человека Ивана Михайлова о розыске служилого человека Григория Безноска, уехавшего с сестрой истца на Индигирку». В 1675 году было какое-то «дело по челобитным якутских служилых людей казака Петра Федорова новокрещена, Дм. Безносова, Парфена Полянского».

Но более всех отметился в якутской истории казак Никита (Микита) Федоров сын Безносов: в архивных делах сохранился «донос казака Алексея Юсова на казака Никиту Безносова, называвшего воеводу Андр. Афан. Барнешлева антихристом».  [Якутская приказная изба, Справочник, т. 2]

Воевода Андрей Барнешлев – это отдельная историческая «песня», исчадие ада, поселенное в Сибири и сделавшее здесь баснословную карьеру.

Если в нескольких словах, то по своему происхождению это англичанин, родившийся в России и потому являвшийся подданным русского царя. Участвовал в церемонии подготовки брака одной из дочерей царя, завершившейся крахом, так как жених-европеец не пожелал принимать православную веру. Иностранцы были высланы на родину, Бернсли (таково было его имя до крещения) – в Сибирь, где он был крещен, получил чин сына боярского, и сделал головокружительную карьеру, благодаря своему куму – якутскому воеводе Голенищеву-Кутузову Большому. Правда, оба эти воеводы кончили примерно одинаково – скоропостижной смертью, будучи важной частью коррупционной системы вывоза из Сибири ее богатств. Барнешлев был антихристом, так что Никита Федорович был абсолютно прав.

Но, как показывают документы, Никита Безносов был в 1677 году и участником заговора против воеводы: «Дело по извету промышленного человека Ивана Андреева Белкова о намерении казаков Силы Дехтярева и Никиты Безносова и промышленных людей Василия Павлова с товарищами убить воеводу Андрея Барнешлева, сына боярского Петра Ярышкина и казачьего сотника Третьяка Смирнягина».

Возможно, каким-то образом история с воеводой отразилась на его карьере – он не вырос в казачьих чинах. Но, тем не менее, не был и незаметной в истории фигурой:

В 1685 году он представляет в Якутске отчет по ужинной и умолотной книге десятинного хлеба в устье рек Витима и Пеледуя приказчика Сидора Возмищева, а в 1691 году – по книге сбора ясака по Патомскому зимовью казака Ивана Сергучева.

Были ли у Никиты Федоровича дети, мы не знаем. Но по данным за 1706 г. мы видим только двух – возможно, братьев – в составе Якутского казачьего полка:

Безносов Родион Иванов (16-ая пятидесятня)

Безносов Яков Иванов (9-я пятидесятня)

Эта же линия Безносовых пошла и дальше. По крайней мере, в 1748 году на казачью службу по городу Якутску были определены двое из Безносовых

Володимер (отчества мы не знаем) Безносов и Осип Родионов сын Безносов – сын Родиона (Родьки) Ивановича.

Осталось выяснить кто – Ивашко Гурьев или Ивашко Семенов? – был его отцом.

Безсоновы

Эта якутская фамильная история могла бы начинаться вот с этого сообщение о енисейском казаке:

«Ондрюшка Сидоров сын прозвище Безсонко в прошлом во 155м [1647] году послан на государеву дальную службу на Оленек реку»

Но все дело в том, что мирское русское имя Безсонко – «не дающий маме спать» -- было весьма и весьма распространенным. Например, многие из тобольских казаков, пришедшие в Якутию в передовом отряде первого якутского воеводы П.П. Головина были из станицы Безсонко Жукова. В составе якутских казаков, по спискам 1661 года, был Безсонко Васильев, дети которого могли уже писаться Безсоновыми. В более раннем документе, за 1654 год, встречается «Отписка воеводы М.С. Лодыженского в Сибирский приказ о посылке с казной в Москву Ивана Бурлака и Безсона Сидорова для подачи ими в Сибирский приказ челобитных от имени служилых людей Якутского острога», а также о наказе «служилым людям Безсону Григорьеву с товарищами, посылаемым на службу в Средне- Вилюйское зимовье».

В дополнение к последнему: «Отписка приказчиков Олекминского острожка пятидесятника Трифона Евсевьева и приказчика Средне-Вилюйского зимовья Бессона Григорьева о наборе аманатов и сборе ясака на 7160 г. (1651–1652 гг.) [РГАДА, Справочник, т. 2]/

В 1657 или 1658 году была дана «Память пятидесятнику Евдокиму Кизицины об отправлении вниз по Лене навстречу служилым людям с. Охоты – Петра Алексеева, Михаила Безсонова с товарищами для опечатания их имущества и соболиной казны и отправления их с приставом в съезжую избу Якутского острога» [РГАДА, Справочник, т. 2]

По именным спискам якутских казаков в 1681 году проходят казаки Якунька и Ивашко Безсоновы. А в делах Якутской приказной избы за 1682-1683 гг. есть «Отписки якутского воеводы И.В. Приклонского в Сибирский приказ … о походах служилого человека И. Безсонова на рр. Уд и Амгунь для обложения населения ясаком».

А вот и подробности: «9 июня возвратился из нового Удского зимовья казак Иван Бессонов, отправленный туда с пятидесятником Филькою Щербаковым в качестве толмача. Он неоднократно ездил из Удского на р. Амгунь, впадающую в море, для отыскания неясачных тунгусов разных родов и для приведения их в русское подданство» [Летопись Якутска П.П. Явловского].

1680: «об отводе казаку Якиму Бессонову и атаману Сергею Мухоплеву пашни и др.угодий и предоставлении им льготных лет»

1682-1683 гг.: «Отписка амгинского приказчика Александра Хлевинского о пересылке им ясачных соболей и документов, оставшихся после умершего казака Ив. Бессонова, собиравшего ясак с тунгусов на озере Током».

1684 г.: наказ «амгинскому приказчику Никите Салдатову о поселении на пашню отставного служилого человека Якова Бессонова» [РГАДА, Справочник, т. 2].

Поэтому в поисках родовых линий Безсоновых нам следует обратиться к периоду более позднему, чем начало русской колонизации.

1692 год:

Л.31.

Петрушка Максимов Безсоновых

Л.33об.

Максимко Акакиев Безсоновых

Л.38.

Якунька Иванов Безсонов [РГАДА.Ф.214.Оп.5.Д.330]

1706 год

Безсонов Иван Иванов (14-ая пятидесятня)

Безсоновых Петр Максимов (5-ая пятидесятня)

В 1720 году в числе служивых людей Якутска названы двое Безсоновых:

«Во дворе десятник казачей Родион Иванов сын Безсонов

Во дворе десятник Яков Иванов сын Безсонов» [Выписка из Переписной книги Якутского острога 1720 года [РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 2361. Л. 15]

Кто-то из них был даже заказчиком (управляющим) одного из острогов на Камчатке: «Шелковников по прибытии в Камчатские остроги велел Эверстову принять Большерецкий острог у Артемия Попова и быть в команде поручика Сафронова; Верхний поручил принять от служилого Петра Баранова Безсонову; сам отправился в Нижний, где принял острог от Нифонтьева.

Собрав ясаки, Шелковников сдал Нижнекамчатский острог Елисею Долгополову, до присылки Безсонова в Верхнем оставлен Нифонтьев; Большерецкий острог сдан от Эверстова Петру Чупрову. После того Шелковников морем отправился с ясаками в Охотск с Сафроновым и ясачную казною, куда и прибыл 24 июня 1724 г.». [Сгибнев]

В 1830 году состояли на службе в Якутском казачьем полку:

Безсонов Андрей – казак, первая сотня

Безсонов Иван – казак, первая сотня

Возможно, Иван Безсонов – это тот самый Иван Безсонов из Петропавловской казачьей команды, участник обороны Петропавловского порта, который указан в списке казаков, находящихся в Петропавловске в 1856 году:

Безсонов Иван – 50 [то есть 1806 г.р.), из казачьих детей.

В статье «История якутского казачества», в материале Якутский казачий полк из свободной русской энциклопедии «Традиция», есть любопытная информация: «Казак Михаил Безсонов был участником экспедиции Пржевальского, участвуя во всех географических открытиях экспедиции, лично отловил дикую лошадь, которую назвали именем руководителя экспедиции – лошадь Пржевальского. Потомки М. Безсонова и поныне живут в г. Якутске.

Правда, говорят, что лошадь Пржевальского живой сам ученый не видел – он сделал ее описание по подаренной ему шкуре и черепу. Но, возможна, какая-то доля информации в этом сообщении есть. По крайней мере, известие о том, что потомки казаков Безсоновых и «поныне живут в г. Якутске».

Белковы

Неизвестно, есть ли здесь какая-то связь, но есть нечто схожее:

Тобольский казак станицы атамана Ивана Александрова «Девятко Белкин в прошлом во 153м [1645] году по его челобитью для бедности отставлен» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 4. Д. 206/ Л. 60]

Впервые эта фамилия появляется в Якутии в 1677 году и весьма при любопытных обстоятельствах: «Дело по извету промышленного человека Ивана Андреева Белкова о намерении казаков Силы Дехтярева и Никиты Безносова и промышленных людей Василия Павлова с товарищами убить воеводу Андрея Барнешлева, сына боярского Петра Ярышкина и казачьего сотника Третьяка Смирнягина».

А в 1720 году: «Во дворе служивые Яков да Офонасей Стефановы дети Баксековы … у него ж живет … Карп Иванов сын Белков [РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 2361. Л. 25 об.]

В 1748 году Карп Иванов сын Белков зачислен в казачью службу по г. Якутску.

Еще один Белков известен по событиям, связанным на Камчатке с Харчинским бунтом 1731 года:после уничтожения Нижнекамчатского острога один из вождей этого бунта «…Голгоч пошел на Шапину и «тамошним иноземцам великие разорения зделал, кормы их и жилье прижег, а иных и приколол», после чего вернулся на Козыревку, где погиб в схватке с отрядом верхнекамчатских казаков, возглавляемых Семеном Белковым»; «С р. Камчатки Змиев ходил по р. Радуге для побития изменников, а в ноябре в Еловский камчадальский острожек; а казак Белков ходил для усмирения нижнешантальских и козыревских камчадалов».

В связи с этим возникают две версии, которые, в принципе, не опровергают друг друга.

Первая – Семен Белков из якутских Белковых.

Вторая – Семен Белков из тобольских Белковых, тем более что в Тобольске служилых Белковых довольно много:

Деревня Смолина на реке Тобол, 1689 год: «Во дворе драгун Дмитрий Леонтьев сын Белков 26 лет, сын Корнило 2 лет, братья драгун Тимофей 24 лет, Тимофей же 21 года, Иван 18, у него отец Леонтий Федоров 56 лет». Но это еще не все: «Во дворе драгун Петр Григорьев сын Белков 46 лет, у него дети: Иван 15. Тимофей 13. Леонтей 4, отец Григорий Федоров 70 лет, у него племянники: Иван 5, Трофим 3 лет».

И промышленный человек Иван Андреев Белков тоже мог быть из тех краев.

И последнее: в документах за 1748 год на Камчатке в Большерецком остроге в числе «убылых» указан разночинец Иван Белков – вероятно, сын Семена Белкова, а может быть брат Карпа...

Возможно, кто-то и разгадает…

Белоголовы

Есть сообщение о том, что по архивным данным эта фамилия принадлежала старожилам Зашиверского острога.

Мы ее встретили только один раз в документах за 1748 год: в казачью службу по городу Якутску был определен Никита Белоголов.

Вообще-то это старинная тобольская казачья фамилия, обнаруженная нами в казачьих именных Дозорной книге за 1623 год:

«Деревня по Сузгунской дороге на дуброве
Во дворе стрелец Федор Белоголов. Пашни у него паханные середние земли 4 чети да перелоги 6 четей в поле, а в дву потому ж. Пашенного лесу дубровы 4 десятины. Сена косит 100 копен».

По данным за 1627 год: «Федька Белоголов хлебного ему жалованья к его пахоте дати 2 чети бес четверика ржи четверть бес третника овса» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 14. Л. 108–152.].

Примерно в эти же годы мы встречаем эту фамилию и в Томске:

Белоголов Роман (Рамашко) Алексеев, томский пеший казак десятка В.М. Молитвы. Хлебное жалованье: 5 четей ржи, 4 чети овса (1636 г.). Женат. Был участником похода сына боярского Ф. Пущина на р. Бию (1632 г.).

Белоголов Сила (Силка) Алексеев, томский пеший казак десятка И.М. Быка. Денежный оклад: 4 руб. с четью. Хлебное жалованье: 6 четей с осьминою муки, по чети круп и толокна (1626-1643 гг.). Женат.

Вполне вероятно, что это братья. И не исключена вероятность того, что они из Тобольска.

Белоноговы

Семейно-родовую фамильную цепочку Белоноговых мы начнем перебирать с середины, так как у нас появилась для этого реальная возможность соединить якутскую и камчатскую ветви рода.

В 1748 году по городу Якуцку в казачью службу определены: «Дмитрей Белоногов у него сын Степан»

А в 1812 году в Тигильской крепости служит казачий пятидесятник Лев Степанович Белоногов (1755 г.р.) и рядовой казак Семен Львович Белоногов (1790 г.р.). В 1852 году Семен Львович, отставной казак, по-прежнему живет в Тигиле.

А в Усть-Приморске (совр. Усть-Камчатске) в этом же в 1852 году отмечен казак Николай Иванович Белоногов (1814 г.р.)

А теперь можно вернуться и к начальному звену фамильной цепочки.

Впервые мы отмечаем эту фамилию в Якутске в 1720 году:

«Томского города посадной Яков Тарасьев сын в Якуцк приплыл в 719 м году с хмелем, а стоит на подворье присыльного Семена Федорова сына Белоноги в дворе Алексея Горбуна»; 

«Во дворе умершаго Алексея Горпуна живут присланыя Тобольского города Семен Федоров сын Белоногов [РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 2361. Л. 56об.].

В Тобольске фамилия Белоноговых имеет солидный возраст: она отмечена в Дозорной книге за 1623 год: «На Абалаке Преображенском погосте.

Во дворе пашенный крестьянин Ивашко Белоног. Пашни паханные середние земли четыре чети с полу третником в поле, а в дву потому ж. Пашенново лесу дубровы три десятины. Сено косит в Абалацком лугу 70 копен».

Продолжая камчатскую историю Белоноговых, нужно отметить, что Феодосий Николаевич Белоногов, казак Усть-Камчатской дружины, был участником обороны Камчатки в период Русско-японской войны 1904-1905 гг.

Белоногов Петр Герасимович (1918 г.р.), старший сержант, погиб 3 августа 1943 года, захоронен юго-вост. д. Добрын Орловской области.

В Якутском казачьем полку в 1830 году служил Белоногов Павел -- пятидесятник на уряднической вакансии, вторая сотня.

И зная о том, что казачьи чины передавались по наследству, мы должны понимать, что родственная связь с пятидесятником Львом Степановичем Белоноговым, скорее всего, и определила карьеру Павла Белоногова.

Белоносовы

Эта фамилия встретилась нам всего однажды в документах за 1748 год: Иван Белоносов был определен в казачью службу по городу Якутску.

Но Карл фон Дитмар, чиновник по особым поручениям при губернаторе Камчатской области рассказал нам о дальнейшей истории этой фамилии:

«Утром мне сделали визит несколько человек тигильцев, между прочим, старик за 80 лет, некто Белоносов.  … Из памяти старика Белоносова до такой степени испарились все имена и даты, что рассказами его совершенно нельзя было воспользоваться. Он родился в Якутске, там был взят в солдаты и уведен сюда генералом Сомовым, который должен был провести, по приказанию императора Павла, батальон солдат в Камчатку. Солдатом он жил в Нижнекамчатске, который тогда будто бы был большим и красивым городом».

Но это не вся история. Эту фамилию мы обнаружили в Забайкалье: 

Эту фамилию мы находим в составе албазинских казаков в 1688 году с важной для нас пометой: «Прибыл из Тобольска с полком А. Бейтона. В 1726 году служил в Нерчинске» [Багрин Е.А., Гарнизон Албазинской крепости в 1687-1689 гг.»

«Петр Ушкаполов в 200 [1692] году в посылке из Удинска, в Нерчинске не бывал, а в ево оклад приверстан Фетка Белоносов 201 [1693]году апреля в 24 день [РГАДА Фонд 214 Опись 1 Дело 1063. Л.53 об., 7201-7202 гг. (1693-1694)].

«Федор Белоносов, а за хлебное жалованье служит с пашни» [РГАДА

Фонд 214 Опись 5 Дело 1424, Книга окладная жалованья служилым людям по Нерчинску.

1708 год].

1721 год, г. Нерчинск:

Пешей казак Дмитрей [Федоров сын] Белоносов 40 [лет]

дети у него

сын Василей 7

Герасим 2

Никита полугодовой [РГАДА Фонд 214 Опись 1 Дело 1626. Л.62об]

В материалах об «убылых» за 1744 год мы нашли возможного камчатского солдата, а впоследствии казака Белоносова, который родился не в Якутске, а в Нерчинске:

Деревни Ревякиной

Взято в рекруты

1078 Конан Свешников

1079 Герасим Белоносов [РГАДА. Фонд 350 Ландрадские книги и ревизские сказки.

Опись 2. Дело 1917. 2ая ревизия. Книга переписная населения г. Нерчинска и уезда].

Полк Сомова формировался из Иркутского гарнизонного батальона, который пополнялся местными рекрутами.

Иван Белоносов, вероятно, также, как и Федор Белоносов прибыл в Якутию из Тобольска.

Например, из тобольской деревни Черемхова Нижней Ницынской слободы, где в 1710 году отмечен в переписи крестьянин Иван Гаврилов сын Белоносов [РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.1528. Л. 154].

Белоусовы

Первым из Белоусовых прибыл в Якутию в 1639 году с первым якутским воеводой П.П. Головиным Левка (Леонтий) Григорьев Белоус, который был определен снабженцем: «Левка Григорьев сын Белоус в нынешнем во 159м [1651] году послан на государеву службу под Ленской волок в Ылимской острог по государевы по хлебные запасы» [РГАДА.Ф.214.Оп.4.Д.206. Л. 12 об.].

Собственно, он, Леонтий Григорьевич, и остался на якутской службе на долгие годы: мы нашли такую вот запись в делах Якутской приказной избы, которая датирована 1664 или 1665 годом: «о наказании батогами мельничного целовальника Леонтия Григорьева Белоуса, оскорбившего чечуйского приказчика Ивана Бурлака».

Были в Якутии и другие Белоусовы

В 1640-х годах на смена тобольских казаков «годовальщиков» прибыл отряд во главе с пятидесятником Ларионом Едомским, среди которых был и «Пронка [Прокопий] Иванов сын Белоус в нынешнем во 159м [1651] году послан на государеву дальную службу на Яну реку в нижнее зимовье» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 4. Д. 206. Л. 31].

В 1651-1652 гг. в Охотске служил Патрикей Герасимов Белоус, но более его имя не встречается – вероятно, он тоже был из тобольских «годовальщиков», который был в скором времени сменен.

В 1654 году в именных казачьих списках промелькнуло имя Федьки Белоуса, но в 1661 году его имя встречается в списках тобольских конных казаков.

В 1664 году упоминается в связи с ограблением на реке Олекм казачий пятидесятник Белоус Семен Петров. Но, как выясняется, это был не якутский, а илимский казак: «1657-1658 гг.. Дела: об отпуске хлебных запасов илимскими служилыми людьми Ив.Павловым и Семеном Белоусовым в зимовье на Олекме реке детям боярским Петру Бекетову, Федору Пущину и амурским служилым людям» [РГАДА, справочник, т.2].

В 1677 году встречается еще одно имя: «Дело о продаже имущества умершего Андрея Балдакова для уплаты таможенных пошлин за товары, посланные Балдаковым за море с промышленным человеком Степаном Белоусом» [РГАДА, Справочник, т. 2]. В связи с острой нехваткой служилых людей в якутские казаки очень часто верстали промышленных людей – как, например, стал казаком промышленный человек Владимир Тимофеевич Отлас.

Но значительный период отсутствия этой фамилии в казачьих списках говорит о том, что Семен Белоус, который в 1748 году был определен на казачью службу в г. Якутске, был человеком, который либо сам, либо его отец недавно прибыл в Якутск из какого-то другого места – вполне возможно, что снова из Тобольска или из того же Илимска.

Примерно в эти же годы фамилия Белоусовых появляется у коряков, живущих в окрестностях Тигильской крепости. Следовательно, кто-то из Белоусовых служил и на Камчатке.

Беляевы

Фамилия очень распространенная. Но самое первое упоминание связано со знаменитым Беляной – одним из первооткрывателей реки Колымы в сводном отряде Дмитрия Ярило и Михаила Стадухина.

Но он вскоре отбыл сначала в Москву, а потом на родину:

«Ивашко [Козьмин] сын Белянка в нынешнем во 158м [1650] году отпущен з государевою с соболиною казною к Москве в провожатых» [РГАДА.Ф.214.Оп.4.Д.206.Л. 52 об.]

В 1656 году в Якутск сослан был Беляй Харько (Харитон Клементьев сын), который впоследствии служил в Якутске палачом и биричем (глашатаем).

В Летописи Якутска П.П. Явловского есть сообщение за 1673 год: «По приказу воеводы от 27 ноября, через бирюча Даниила Коростеля и казака Харитона Беляева, объявлено жителям острога по всем улицам, «чтоб служилые и торговые и посадские и промышленные и всяких чинов люди во дворы к себе преж великого государя ясачного сбору, ясачных людей отнюдь не пускали, и с ними не торговали, и ничего у них без указу не покупали; а будет всяких чинов люди, преж великого государя ясачного сбору учнут что у ясачных людей покупать или на дворы к себе пускать, покамест великого государя ясак сберется, а сыщется про то допряма, и тем людям по указу великого государя быть в жестоком наказанье, да на них же возмут на великого государя пени безо всякие пощады».

Примерно в эти же годы был сослан в Якутск один из двух Беляевых Петрушек, которые потом были верстаны в казаки «мимо указа великого государя», первый в 1654-1660 гг. якутским воеводой Михаилом Семеновичем Лодыженским, второй -- якутским воеводой Иваном Федоровиче Голенищевым-Кутузовым в 1660-1666 гг.

1674 год: «По распоряжению воеводы, 5 июня выехала вниз по Лене контрольная ясачная комиссия, состоявшая из пятидесятника Евдокима Козицына, писца казака Петра Беляева и целовальника, посадского человека Пахомия Денисова. Ей предписывалось «ехать вниз по Лене реке, где встретят ясачных сборщиков, служилых людей, которые идут с Вилюя реки из дву зимовей, да из Жиган, да с Оленека, да с моря с Анадыря, да с Ковымы, да с Алазеи рек, и у торговых и у промышленных и у всяких чинов людей великого государя ясачную и поминочную соболиную казну и всякую мягкую рухлядь, и их пожитки... переписать на роспись чинянно, по статьям п переписав запечатать своими печатями; да у тех же ... людей переписать кость рыбья зубу, сколько у кого пудов и по скольку костей в пуде, да у них же переписать, у кого имяны ясыри мужского полу и женского». Опись ясака и самый ясак должны быть представлены Козицыным в съезжей избе и без промедления» [Летопись П.П. Явловского].

В первом томе Справочника по материалам Якутской приказной избы РГАДА мы находим прелюбопытнейшую информацию, которая многое объясняет из последующей родовой истории Беляевых: «1673 г., отрывок дела по обвинению П.Беляева в том, что «будучи на службе в ясак отписи давал без приказного ведома, и приказного ни в чем не слушал, и писал грамотки воровски», а брата его, Федьки, в том, что «чинился ослушен и ясашных людей бил»),* П. Беляев бит кнутом, а брат его, Федька – батоги».

Итак, Петр и Федор Беляевы – родные братья.

В материалах за 1677 год история повторяется: «1677 г. распросные речи по делу об ослушании казаков Петрушки Беляева и Гаврила Александрова приказному человеку в Жиганах)* Г. Александров обвинялся в насильственном захвате юкагирской женки и в сожитии с ней «блудным грехом». Юкагирская женка в своих речах рассказывает о захвате ее в полон русск. торг. людьми и переходу ее из рук в руки».

О первой якутской семье Беляевых мы получаем информацию из документов, датированных 1681 годом:

Беляев Петрушка Большей, казак – сыновья Данилко (1674), Мишка (1678).

Казачий сын Данила Петров Беляев был «поверстанн в пешую казачью службу 3 сентября 1688 г.», в четырнадцать лет.

В 1681 году в якутских казаках служили:

Беляев Ивашко Варакин, казак (ж/о)

Беляев Петрушка Большей, казак (ж/о)

Беляев Петрушка Меньшей, казак (ж/о)

Беляев Федька, казак (х/о)

А это уже данные за 1692 год [РГАДА.Ф.214.Оп.5.Д.330.)]:

«Петрушка Беляев большей в прошлом во 199 м [1691] году в Якутцком умер воспою» [Л. 20]

«Петрушка Беляев меньшей в прошлом во 198 м [1690] году на Вилюе в верхнем зимовье утонул» [Л. 21]

«Сенька Иванов Игелтин в прошлом во 199 м [1691] году в Якутцком умер воспою. И в нынешнем в 200 м [1692] году июня в 8 день приверстан в ево Сенькино место казачей племянник Сидорко Остафьев Беляевых» [Л. 48]

«Ивашко Беляев Варакин в нынешнем в 200 м [1692] году на Индигирке реке умер воспою» [Л. 24]

Федька Беляев [Л. 43]

Мишки, сына Петра Большего, мы в этих списках не нашли.

А вот Данилок было двое:

Данилко Васильев Беляй [Л. 54]

Данилко Беляев Мыкыс [Л.59об.].

То есть, получается, сын Петра Большего был Данилко Беляев со странным прозвищем Мыкыс.

В 1706 году Беляевы были распределены по следующим пятидесятням:

Беляев Данило Мыкыс (16-ая)

Беляев Дмитрий (2-ая)

Беляев Леонтий (10-ая)

Беляев Сидор Остафьев (13-ая)

Беляй Данило Васильев (9-ая)

В этом списке нет ни одного из двух казаков Василиев Беляевых – правда, один погиб еще в 1703 году при неудачной попытке начать строительство Нижнекамчатского острога. Но второй был в команде «воровского» атамана Данилы Анцыферова, убивших в 1711 году камчатских камчатских приказчиков Липина, Чирикова и Атласова, и затем ушел вместе с большей частью казаков восстанавливать уничтоженный камчадалами в 1707 году Большерецкий острог.

На событии 1711 года мы должны остановиться подробнее, так как мотивация этих событий напрямую связана с именем Данилы Петрова сына Беляева или Мыкыса, еоторый прибыл на Камчатку в отряде первого официального камчатского приказчика Тимофея Родионовича Кобелева, отряд которого расположился в верховьях реки Камчатки на месте устроенного тобольским казаком Потапом Серюковым Верхнекамчатского зимовья, которое товарищи Кобелева перестроили в острог, возведя крепостные стены.

А вот Данило Петрович каким-то образом обособился от всех и устроил себе собственное зимовье на реке Большой, среди племени камчадалов кыкша-ай, которые, как покажет дальнейшая история, не очень-то приветствовали появление русских в своем регионе.

А Данилу Петровича они приняли. Об этом нам сообщает С.П. Крашенинников в своей книге «Описание земли Камчатки»: в августе 1703 года группа верхнекамчатских казаков во главе с Дмитрием Ярыгиным отправились на реку Большую: ««прикащик Черкашенин августа 6 дня отправил служивых 15 человек на Большую реку к служивому Данилу Беляеву, он же Имикыз, которой на Большой реке от ясашных зборщиков остался и живет там своевольно, и велел оным служивым на Большой реке острог построить… которые, пришед на Большую реку, той же осени ясашную и казенный анбар и зимовья построили».

Но в 1707 году Большерецкий острог был камчадалами сожжен, а его гарнизон полностью уничтожен.

В живых остался только Мыкыс.

Об этом сообщают нам сами камчатские казаки, которые в 1707 году сместят Владимира Атласова с должности приказчика Камчатки, а в 1711 году -- убьют:

1711г. марта 23. — Челобитная царю служилых и промышленных людей, убивших в Камчадальском остроге казачьего голову Владимира Атласова, с объяснением причин этого убийства.

Державнейший царь, государь милостивейший! В прошлом 707 году, у казачьего головы Володимера Отласова, по извету служивого человека Данила Петрова Беляева, в доброй, чернобурой лисице, животы его Володимеровы в Верхнем Камчадалском остроге служилыя люди обрали, а обрав, в твою великого государя казну положили, а в животах его Володимеровых, по вышеписанному извету, доброго зверя лисицы чернобурой не нашли. И в нынешнем 711году, нам рабом твоим про того доброго зверя чернобурую лисицу учинилось ведомо, что он Володимер держит у себя в доме в тайных в скрытных местех. И мы раби твои, приехав в Нижней Камчатской острог, в к нему Володимеру вдом пришли неболшими людми, хотя его Володимера связать и про такова зверя спрашать. И он Володимер в дому своем стал со служилыми людми дратися, и ухватил со спицы палаш, и с тем палашем на служилых людей метался; ислужилые люди, бороняся от себя, его Володимера в дому его, с нашего совету казачья, убили, для того: опасался от него Володимера к себе убойства. И прежде сего он Володимер нашу братью служилых людей многих ножемрезывал, и в Камчадалских острогах служилого человека Данила Беляева тем вышеписанным палашем калывал на смерть. И после его Володимеровой смерти, нашли в дому его у жены его Володимеровы Стефаниды Федоровы втреухе зашиту лисицу бурую, а другую бурую лисицу нашли около ея Стефаниды в пазухе, а про третью добрую лисицу она Стефанида в Нижнем Камчадалском остроге в ясашной избе в сказке своей сказала, что де муж ея Володимерв вышеписанном 707 году, на оборе, взяв у племянницы своей Федоры доброва зверя, чернобурую лисицу, бросил в печь в огонь; и говорил де он Володимер: не дай, Боже, с такими заповедными добрыми зверми водитца впредъ.А как мы раби твои такия две бурыя лисицы у него Володимера в доме нашли, и те лисицы в Нижнем Камчадалском остроге в ясачной избе прикащику Козме Марианскому явили и записали, а в Верхнем Камчадалском остроге тевншеписанные две бурые найденые лисицы отдал в ясачной избе в твою великого государя казну прикащику Алексею Александровых. А на него Володимера были подаваны от нас рабов твоих изветы, как он Володимер в Камчадалскихострогах служилых людей многих на смерть бивал и с палашем и с ножем ганивался и метывался напрасно; и на прежде бывшаго прикащика Осипа Липина в налогах и обидах и в великом разорении подан быль от нас рабов твоихизвет отцу его духовному, архимандриту Мартиниану, в прошлом 710 году; а против извету посылал он отец архимандрита в духовенстве в наказание писма ему Осипу. А как он Осип в Камчадалских острогах жил, и тебе великомугосударю службою своею с другом своим Петром Чириковым не радели и к нам рабом твоим всячески, для своих корыстей, приметывались, и в том во всем на них Осипа и Петра подана будет челобитная. А в вышеписанном своемубойстве тебе великому государю вину свою страдничью приносим. Всемилостивейший государь, просим вашего величества, вели, великий государь, сию нашу челобитную в Верхнем Камчадалском остроге прикащику Служиломучеловеку Алексею Александровых принять, а приняв в Якуцке под отпискою с нынешними посылщики послать. Вашего величества нижайшия раби, служилыя и промшпленныя люди: Данило Яковлев Анцифоровых, Иван Петров сынКозыревской с товарищи, всех 75 человек.

Нынешняго 711 году, марта в 23 день. [Якутск, кн. 5, акт № 34. (Памятники Сибирской старины XYIII века», Книга первая, 1882 г., Петербург, стр. 439-441]

С.П. Крашенинников добавляет: «А в оправдание свое писали в Якутск, будто Атласов не давал им съестных припасов, которые с камчадалов собираются; будто сам пользовался оными, а они, прогуляв рыбную пору, претерпевали голод; будто из корысти своей выпустил аманатов, и от того во всех ясачных иноземцах учинилась такая шатость, что ясачные сборщики, посланные на Пенжинское море, едва спаслись бегством; будто колол он насмерть служивого Данила Беляева, и когда ему от служивых представлено было, чтоб он безвинно палашом не колол, но наказывал бы их за вины батогами или кнутом, как государевы указы повелевают, а он на то в ответ сказал, что государь ему в вину не поставит, хотя он их и всех прирубит; будто он, желая мстить казакам за мнимые грубые их речи, призвал к себе лучшего камчадала и говорил ему, аки бы колол помянутого служивого за то, что служивые хотят всех камчадалов прибить, а жен их, детей и корма по себе разделить; будто по той ведомости камчадалы жилища свои оставили и, соединясь в тесном месте, убили трех человек служивых и многих переранили; будто он посланную из Якутска подарочную казну почти всю употребил в собственную пользу, так что на Камчатке в привозе явилось у него бисера, а по-тамошнему одекуя, и олова не больше полупуда, а медь всю переделал он в винокуренную посуду; и будто у новокрещенного камчадала вымучил он нападками лисицу черно-бурую, которая в казну была приготовлена».

Казаки не только убили приказчиков Владимира Атласова, Осипа Липина и Петра Чирикова – они разграбили и «продуванили» (распределили между собой) их имущество, а потом их команда ушла на реку Большую, восстановив Большерецкий острог, желая присоединением южной Камчатки (земли камчадалов кыкша-ай и суачу-ай – авачинских камчадалов) и Курильских островов вымолить себе прощение перед царем за убийство приказчиков.

А в 1712 году оставшиеся верхнекамчатские казаки – в основном тобольские казачьи дети – снова взбунтовались и ограбили нижнекамчатских казаков. Приказчик Василий Колесов, ведя расследование по двум бунтам, весьма сурово расправился с этой «молодежью», не желая вступать в конфликт с большерецкими казаками, представляющими для него гораздо большую опасность, чем эти, с которыми он расправлялся жестоко и публично, как отписывал сам в Якутск: «…мы его Константина и Леонтия Беляева положа на плаху смертью показнили; а тех его Константиновых товарищей тут же на плахи клали и сняв с плах на козле кнутом били, и щеки бунтовым орлом орлили, а у иных уши резали, иному ноздри пороли, а иных бив на козле кнутьем и по улицам в проводки водили; а достальных всех, которые приличны были в том деле, вместо кнутья, на площади били нагих батожьем, того ради, чтоб на то смотря, иным так бунтовать, и свои и заговоры и круги заводить, и от казны великого государя бегать и в такой злой склон приставать было б неповадно».

В 1720 году [РГАДА.Ф.214.Оп.5.Д.2361] в Якутске Данилы Петрова сына Беляева не было. Вполне возможно он так и остался на Камчатке – по крайней мере, в Верхнекамчатске Беляевы проживали вплоть до закрытия этого села в 1960-х годах.

Но были в Якутске в это время другие Беляевы:

 «Во дворе служивой Сидор Елисеев сын Беляев … дети ево Никита шеснацати лет в службе» [Л.15об- Л.16].

«Двор служивого Дмитрея Петрова сына Беляева … и он послан на службу в Анадырской острог в 716 году» [Л.19]

«Служивой Иван Яковлев сын Беляев сказал сороки пяти лет холост стоит на подворье у Федора Перфильева» [Л.69].

В 1748 году в казачью службу по городу Якутску определены:

Иван Беляев

Сидора Беляева пасынок Никита Федоров сын Лосев

А вот еще интересные сведения из Летописи г. Якутска П.П. Явловского:

1764 г.: «29 января назначен на должность воеводы прапорщик Козьма Дуреев. В должности он пробыл до 1 июня того же года: выслан в тобольскую секретную комиссию. Тогда же назначен с приписью во второй раз Степан Беляев; в должности пробыл только один месяц».

Но, тем не менее, дважды отметился в должности якутского воеводы.

Возможно, это тот самый Степан Беляев, который отметился и в Корякии: «Прошлого де 1745 году в ноябре месяце в бытность ево, Потапова, в Акланском остроге, в небытность сержанта Ивана Енисейского, которой тогда был в Охоцке, прибыли из Анадырского острогу в Акланск партии сержант Алексей Мокрошубов да служилый Иван ... бикин для встречи едущаго из Охоцка в Анадырск иеромонаха Флавиана со свитою да дв ... Анадырского платежа оленных коряк в Анадырской острог с оленными табунами, князца Косинского с родниками, гранадер Иван Мамруков, служилые Козьма Ерганьин, Афанасей Решетков, Лев Баигачев, Василей Онофриев, да за ясашным сбором Анадырского платежа из коряк Антипа Кармалин, Алексей Юрганин, Иван Проидошин, Афанасей Кожевин, всего одиннадцать человек, и быв во оном Акланском остроге дни с четыре, того ж ноября 19 числа поехали означенные Мокрошубов с товарищи к имеющимся по реке Аклане у моря пешим корякам, которые жили разстоянием от Акланского острогу например верстах в шестидесяти в двух юртах всего мужеска полу человек семь. А он де, Потапов, да служилой Степан Беляев того ж ноября 20 числа поехали за оными ж Мокрошубовым с товарищи для взятья упромышленной ими в лете рыбных кормов, то де недоехав до вышеупоминаемых пеших коряк от юрты их в виду разстоянием менее десятины, увидели убитого на самой дороге из вышеупоминаемых команды гранадера Мамрукова, служилого Льва Баигачева, которой лежит наг в одних штанах, а оных Мокрошубова с товарищи побили».

Из допроса за 21 июня 1745 года: «И тако де означенная измена и убивство учинилось в начале в Акланском остроге от возмущения оленного коряцкого князца Косинского, а их де было в остроге и с ним, Потаповым, 12 человек, а имянно: служилые Козьма Коротких, Степан Беляев, Иван Колесов, Иван Ослоповской, Иван Черной, Трифон Крымской, Прокопей Шемаев, Никифор Солдатов, Алексей Тарбыкин, Иван Арзамас, Андрей Старков, и тако де они, Потапов с товарищи, и засели в том Акланском остроге в осад[е], и вышеупоминаемые де изменники коряки Косинской с товарищи на оленях в третей день, то есть ноября 26 дня, приехали всего человек со сто и более, и того де дни до прибытия тех изменников к острогу вышел от них для осмотру поставленных на крупашки пленок служилой Петр Карпов, то де оные изменники, напав на него незапно, не допустя до острогу сажень за сто, застрелили из луков и подступили под острог, от которых де отбились стрелянием из острогу из огненного ружья, токмо из изменников никого не побили, понеже стоят в отдаль. И простояв оные изменники одне сутки, паки от острогу отступили прочь и в третей де день паки подступили под острог и отошед чрез дни четыре и три, паки подступили к их острогу всего раз пять, токмо никакого им зла не учинили».

А камчатская родовая линия Беляевых начинается с Георгия (Егора) Степановича, крестьянина села Верхнекамчатск, сын которого – Поликарп Егорович --был назначен старостой села Щапино, а второй сын – Федор Егорович – будучи в народном ополчении участвовал в обороне Камчатки в период Русско-японской войны 1904-1905 гг. Сын Федора -- Беляев Аким Федорович (1910–1958) -- был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.».

• Назад
• Вперёд