Экспозиции:

Открытые уроки камчатской истории:

  • Города и посёлки

    Камчатка вошла в состав Российского государства как уникальная цивилизация рыбоедов, а...

  • Землепроходцы

    В честь 325-летия присоединения Камчатки к России мы хотели провести открытые уроки камчатской...

  • Историческая мозаика

    В этом разделе мы хотим рассказать о самых разных событиях, личностях, интересных фактах, которые...

Аудио материалы:

  • Цикл радиопередач

     члена Союза писателей России Сергея Вахрина и журналиста Юрия Шумицкого об истории камчатских...

Видео материалы:

Последнее на форуме:

БУНТ

Не лёгким случилось начало ХVIII века на Камчатке. Недавно закончился беспримерный зимний переход на собаках с корабельной оснасткой бота «Архангел Гавриил» для Первой Камчатской экспедиции из Большерецкого острога на западном побережье Камчатки в Нижнекамчатский острог на восточном побережье. Массовая гибель собак и голод привели к недовольству русскими со стороны местного населения. И вот в 1731 году тойоны (вожди) еловского и ключевского поселений Фёдор Харчин с братом Степаном и их дядя Голгоч объединили вокруг себя недовольных тойонов Тигила, Ханея Иурина, Чегича, Лыкоча, Нефёда Тенивина, Чаромаша… И грянул бунт. Тот самый бессмысленный и беспощадный!

     

Памяти моей одноклассницы
Куркан (Коллеговой) Татьяны

                                          

 

  1. ПОХОД. ЗИМА 1727 ГОД.

 

Изнуряющий бег Гончих Псов
над вершинами острых зубцов –
это звёзды промчались во мраке.
Умирают в упряжках собаки
с безграничной любовью в глазах.
Вьётся нитью шахма в небесах.

 

Командора нельзя укорять.
Нарты в сопки везут якоря,
паруса, корабельные снасти…
В командора незыблемой власти
не держать курс в Курильский пролив,
а дойти, хоть собак уморив,
с Большерецка до Нижнекамчатска.

 

Мысли, мысли безудержно мчатся,
только посуху ехать нет сил…
Уж не слышен запев разудалый.
Труден путь.
Помоги камчадалам,
вестник Божеских тайн – Гавриил,
чтоб живыми вернулись в яранги

 

и поведай нам тайну, архангел –
есть ли морем в Америку путь?
Вдруг в подзорной трубе капитана
померещится фата-моргана 
и Америки нету отнюдь.

 

В армяки запахнувшись, в кухлянки
люди шли,
а небесный архангел
их, безудержных, сопровождал
в ледяную холодную даль.

 

Гавриил распахнул парусами,
как забитыми снегом крылами,
до Полярной звезды небосвод.
Глаз прищурьте.
За Гончими Псами,
нет, не нарты –
огромные сани,
прут
под флагом
Андреевским
Бот.

 

Шахма – след, колея от нарт

 

  1. ЗАГОВОР. 1728 – 1730 год.

 

Ивы растворились в полумраке
На Еловку опустилась ночь.
Воют уцелевшие собаки,
крадучись в ночи идёт Голгочь.

 

Плещется на перекате кижуч
Над кустами вьётся мошкара.
Чегеч, братья Харчины и Лыкоч –
Шепчутся тойоны у костра:
«Нынче собирают комиссары
и подьячие тройной ясак…»
«Забирают всё: кипрей, сарану…»
«Уток…»
«Заморили всех собак…»
«В их хозяйстве трудимся задаром…»
«Забирают и детей, и жён…»
«Тяжело живётся камчадалу…»
«Русскому, однако, хорошо…»

 

Злобен и могуч, до крови алчен
тихо подошёл тойон Голгочь:
«И тебе не стыдно, Федька Харчин,
воду в ступе без конца толочь.
Нам Хантай свою являет милость.
Мне шаман сегодня объяснил –
с русскими не надо житься миром.
Скоро бот “Архангел Гавриил”
русских увезёт в Студённо море.
Вот тогда нам жить да не тужить,
позабудем тяготы и горе
и заместо русских будем жить!»

 

«Зарыдают дети их и жёны.»
«Порастёт травой Нижнекамчатск.»
«Пусть острог останется сожжённым.»
«Фёдор, ты не против?»
«Всех кончать!»

От костра кровавят лица блики.
Дым клубится с комарами прочь.
С пылу с жару спит спокойно Лыкоч,
разморился богатырь Голгочь.

 

Спит и видит Лыкоч, что из речки,
Извиваясь, выполз, как кета,
в рыбий хвост одетый человечек –
это ли не чудо? –
сам Хантай!

 

«Долгожданный, родненький наш идол.
Ты ещё, однако, потерпи.
Много тёплой кровушки убитых
брахтатынов скоро будешь пить.»

 

«Поумнели, дорогие братья.
Кончился терпения запас.
Не хочу вас торопить и брать я
на себя ответственность за вас.

 

Не пристало дома жить гостями.
Скоро ваши реки все вокруг
до верховьев оградят сетями.
Будут чужаки пороть икру.

 

И не будет никогда толкуши,
И не будет больше кислых ям.
Будете кору с сараной кушать.
Так и передай своим друзьям.»

 

Вздрогнул Лыкоч от виденья шалый,
прогоняя мухомор-дурман.

 

И Завина вышла в небо в алом
И стелился над рекой туман…

Тойон – вождь
Хантай – божество ительменов с телом человека и хвостом рыбы
Брахтатыны – огненные люди.
Завина – заря.

 

  1. НИЖНЕКАМЧАТСКИЙ  ОСТРОГ.  1731 год.

 

Бабы разлетелись стаей.
Кто куда.
По избам прочь!

 

Гордый
с идолом Хантаем
неподвижно встал Голгочь.
Он домой пришёл!
Не в гости!
Над острогом Кутх парил.

 

Клирик Лазарев Иосиф
бот «Архангел Гавриил»
провожать уехал в устье.
А тойоны, чтоб им пусто
было жить да поживать,
стали русских убивать.

 

Яро полыхала церковь.
И в раскраске боевой
иноверцы, иноверки
вились под шамана вой

 

Дым и смрад от изб горелых.
разгоняло ветерком.
И лежали в острых стрелах
смирно казаки рядком.

          

Вот тогда с победным кликом,
в битве невредим и цел,
с жёстким луком вышел Лыкоч.
Подыскал привычно цель.
Равнодушно и спокойно
взял стрелу,
что поострей.

 

И упал на колокольне
сын Иосифа – Андрей,
за верёвку ухватившись,
как за жизнь,
в последний миг.
Как-то ласково и тихо
тронул колокол язык.

 

Так душа дьячка Андрея
полетела в небо, рея,
покидая тело вон…
Благовеста чистый звон.

 

А на колокольне рядом
сын Андрея голосил.
Вот и цель вторая кряду –
внук Иосифа – Максим.

 

В этот миг рвануло погреб
с порохом,
взметнув настил.
Инстинктивно Лыкоч вздрогнул
но калёную
пустил.

 

Вот она – дуга крутая!
Не стрела,
а высший класс!
Точно идолу Хантаю
угодило промеж глаз.

 

И кому же это надо –
не желать вины,
но смочь?
Лыкоча с большой усладой
бил
неистовый
Голгочь.

     

Весь острог в безумном беге.
Это маскарад, поди –
Русским стал счастливый Чегеч
В длинном платье попадьи.

 

Нынче – русский,
не иначе,
комиссар и капитан –
заводила Федька Харчин
мерял форменный кафтан.

 

Кутх – ворон, божество народов Камчатки
Калёная – стрела с древком из нескольких продольных частей разной древесины, соединённых между собой рыбьем клеем

 

  1. ВЕСТНИКИ.

 

Шли по Уйкоалю баты.
А на них, как сном объяты
убаюканы волной,
в первом бате – Сенька Плотник,
во втором Ивашка Постник
меж лопаток со стрелой.

 

Сенька жив, господня милость,
шибко кровь его сочилась
из увечья на лице.
Он шептал неубиенный
об измене и неверном
злыдне – Федьке подлеце,
Федьке Харчине тойоне,
что за ними шёл в погоне,
но в потёмках упустил.

 

Вот и Уйкоаля устье.
Юркий бат теченьем ткнулся
в бот «Архангел Гавриил»

 

Счастлив Сенька.
В самом деле –
он сумел дойти до цели,
он успел –
один из двух.
И на палубе мгновенно
только прохрипев: «Измена..»,
отдал богу Сенька дух.

 

     Уйкоаль – река Камчатка.

    Бат – долблённая лодка из тополя.

 

 

  1. НИЖНЕКАМЧАТСКИЙ  ОСТРОГ .  

(продолжение)

 

«Русские всегда
                 приходят за своим.»
Горе – не беда.
                 Значит победим!

Скоро выйдет срок,
                  немножко погоди,
воротим острог,
                  платье попадьи…

Полуостров Крым,
                   Аляска ли сиречь –
подобает им
                   слушать русских речь.

 

Будет, всё равно,
                   с верёвочкой бычок.
Дружба дружбой, но
                    раздельно табачок.

 

Пусть летят года,
                    только мы твердим:
«Русские всегда
                    приходят за своим.»

 

Тогда к Нижнекамчатскому острогу
с казаками пошли во вражий стан –
вернуть должок –
в опасную дорогу
Михайло Гвоздев,
Спешнев Иоанн.

 

В дни испытаний тяжкую годину
пусть крепнет дух, не задрожит рука.
Неподалёку от глухого тына
рванули из густого лозняка
два фальконета.
                       И фузей раскаты.
В пылу вокруг острога тын лежал.
И засверкали пятками камчаты.
И Федька Харчин тоже побежал.

 

Бывало, Федька догонял оленей
и в этот день бежал он впереди.
Голгочь Хантая бросил, как полено.
И вскидывая острые колени,
мчал Чегич в длинном платье попадьи.

 

Тойон – всегда тойон!
Он шит не лыком!
И словно Гиппократ: «Не навреди…»
шептал на пепелище церкви Лыкоч,
не ведая, что будет впереди.
Он не бежал.
Какие-то сомненья
испытывала чуткая душа,
не помышляя о богоявлении.
Смолою стен обугленных дыша,
не представляя, что такое ладан.
Уже тогда потомками оправдан,

предчувствием неясным упоён
стоял бесстрастный ключевской тойон.

 

 

  1. СУД.  1733 – 1739 год.

 

Эстафетой прилетело спешно
извещение для лиц сановных
в Петербург.
И виза на депеше:
«Разобраться. Наказать виновных.»

 

Воздалось за бунт всем в полной мере.
Проверяя тщательно доносы,
подполковник из Якутска Мерлин
проводил с пристрастием допросы.

 

Разыскные выполнив задачи
следствие нашло, кого винить –
трое русских казаков и Харчин
признаны виновными.
Казнить.

 

Вот тогда любуясь утром летним,
созерцая небосвода синь,
«Только чтоб не вешали последним» –   
перед смертью Фёдор попросил.             

 

А потом пороли всех кнутами.
Лыкоч и казак на пару с ним
спины исцеляли лопухами.
Лыкоч и Коллегов Евдоким.

 

  1. КРЕЩЕНИЕ.  1745 год.

 

Завина небо выкрасила ало.
Толпа пришла на берег Уйкоаля.
В толпе казак Коллегов Евдоким
и Лыкоч со спиною воспалённой
невдалеке неловкий и смущенный
стоял благим предчувствием томим.

 

Затем священник Лазарев Иосиф
над ними преклонёнными вознёсся
с кропилом величав и седовлас.
Когда креститься в воды Уйкоаля
вошли,
вдруг образ идола Хантая
с горы скатился со стрелой меж глаз.  

 

Крестясь щепотью пальцев неумело,
под воду окунаясь то и дело,
живительной представилась вода.
И вышел Лыкоч из реки смышлёный.

 

По сердцу – голубь!

 

И не по-вороньи
вдруг каркнул Кутх развенчанный тогда.
Не Лыкоч он.
Пусть имена такие
Забудут.
Он – Никита Евдокимов
Ему казак Коллегов имя дал.

 

Когда дьячок Максим поднёс икону
И благовест разнёсся колокольный,
Никита,
но не Лыкоч,
зарыдал.

 

Никита всхлипывал, себя жалея,
припомнив убиенного Андрея.
Над Уйкоалем плыл церковный звон.
Тот звон, который души наши будит.
А с колотушкою шаманский бубен
исчез, как тёмный безнадёжный сон.

 

Отныне он Коллегову был крестник.
И на его груди нательный крестик
висел с изображением Христа.
Не это ли была его отрада.
А выше награждения не надо,
ведь жизнь вокруг
прекрасна и чиста!

 

  1. ИСПОВЕДЬ. 1768 год.

 

Под вечер очертанья гор размыты,
И кажется, что близок горизонт.
У балагана нравится Никите
Сидеть и слушать колокольный звон.

 

Вечерний звон.
Вся жизнь перед глазами
Всё чаще размышленья о Творце.
Текут года, как Уйкоаль, слезами
на высохшем морщинистом лице,

 

морозами и солнцем опалённом.
Он был, наверно, неплохим тойоном.
стал старостой при церкви Ключевской.
Пора перебираться на покой.

 

«Молю о том, чтобы Господь дал силы
Он завещал быть честным до конца –
Сегодня я священнику Максиму
покаюсь, что убил его отца.»

 

Балаган – летняя постройка ительменов

 

  1. ОСПА. 1768 – 1769 год.

 

Укрывались в землянках
                            от ветра мы.
Уносили ветра
                      вместе с крышами
балаганы!
              Но чтоб о «поветриях»…  –
на Камчатке
                  такого
                          не слышали…
Чтоб заброшены
                           стали селения.
Трупы в избах,
                  а не на погостах.
Умирали на лавках
                       последние,
заражённые оспой.
Но участливы
                     к мукам людским
шли бесстрашные.
                   Хоть не привиты.

 

Не вернулся священник Максим.
Не услышал признанье Никиты…

  1. ЛИТУРГИЯ. 1770 г.

 

Давайте, братья, позабудем горе.
Пребудем в церкви, гости дорогие!
Коллегова Никиты сын Григорий
сегодня совершает литургию.                                         

 

Ведь людям, в сущности, не надо много.
Григорий пастырь
вечными словами
Вещал с амвона:
«и да будут милости Великаго Бога
и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами!» 

 

Господь наш милостивый Триединый.
Он любит нас. Он всё прощает нам.
Блаженного помянем Августина:
«Какие мы –
такие времена.»

 

Простим друг другу наши прегрешенья,
мы созданы по Божьему подобью.
Нам вместе жить во времена лишений
на Уйкоале с верой и с любовью.
Уж коли вкупе мы живём с надеждой,
тогда сплотимся вместе одесную,
обнимемся, откроем, други, вежды.
И возопим все вместе:
«Аллилуйя!!!»

 

Одесную – с правой стороны; но так же означает «близко» (Псалтирь15:8)
Вежды – веки

                           

  1. КОЛЛЕГОВА ТАТЬЯНА.   2024 г.

 

Как все, мы были в детстве шалуны.
Случалось, лазить уходили в скалы.
Цепляясь за кусты и валуны,
Мы орудийные шары искали.

 

Прошли года. Теперь, ищи-свищи,
Где наши сердцу милые раскопки.
И, где они, чугунные мячи,
Мои сокровища Никольской сопки
Истории случайные дары.

 

В один из дней мой друг по школе Таня,
Увидев заржавевшие шары,
Поведала о дальних предках тайну.

 

Про то, как шквал огня над головой
Сметал редуты канувшего века.
С крестом в руке
В атаке штыковой
Шёл впереди протоиерей Коллегов.

 

И как скользили штуцеры в крови.
Гремела над горами канонада
И рвали сопку имени Любви
Три дня англо-французских пушек ядра.

 

Тогда со сдержанностью напускной
Небрежно мои губы обронили:
«Коллегов?
Я не знаю, кто такой.
По видимости, твой однофамилец?»

 

Прости.
Сейчас я, Таня, стал мудрей.
Все знают, что медалью восславлялся
Михал Григорьевич, протоиерей!...
А Лыкоч ему прадедом являлся…

 

Сопка Любви – так горожане называют Никольскую сопку
Коллегов Михаил Григорьевич – выпускник Иркутской духовной семинарии,
протоиерей, «за оказанный им подвиг самоотвержения при отражении неприятельского
нападения на Петропавловский порт в лето 1854 года в августе месяце, высочайше
награждён бархатною фиолетовой скуфьёй и набедренником.», «будучи неоднократно
призываем к служению молебствий о даровании победы над врагами, совершал их во
время действий неприятельской эскадры с очевидной опасностью для жизни. Под
сильнейшим огнём эскадры он являлся сам на батареи, именем Бога Живаго ободряя
защитников.» Был награждён бронзовым наперстным крестом на Владимирской ленте
и бронзовой медалью.

 

 

14.05 – 27.05.2024г.

 

Владимир Татауров
с. Мильково – г. Петропавловск-Камчатский