«И на Тихом океане...»
- Подробности
- Опубликовано: 09.04.2019 00:55
- Просмотров: 2455
Новая поэма замечательного камчатского поэта Владимира Татаурова посвящена 100-летней годовщине гибели Николаевска-на-Амуре, сожженного красным партизаном Яковом Тряпицыным, и судьбе священников Черных, один из которых - Серапион Амурский - как мученик за веру был причилен к лику святых Русской Православной церкви.
Владимир Татауров
Сергею Вахрину –
патриоту, писателю, историку.
«И НА ТИХОМ ОКЕАНЕ…»
к столетию «Николаевского инцидента»)
I
ИЗ ДНЕВНИКА ПРОТОИЕРЕЯ СЕРАПИОНА ЧЕРНЫХ
«Род священнослужителей Черных начинается с ХVIII в.
на Камчатке. В числе первых поселенцев в «Описании земли
Камчатки» С.П. Крашенинникова упоминаются казаки –
Черной Иван, Черной Данила и Черной Леонтий.»
Н.А. Аруева «Люди и судьбы».
28 февраля 1920 год
Неделя 1-я Великого поста
Накануне дня Торжества Православия.
«Жизнь – бег!
Изнемогающий сохатый
Под елью замер, тяжело дыша.
А волчий круг смертельного охвата
Сжимается.
Звериная душа
Вот-вот расстанется с могучим телом,
Которое любило, пило, ело
И радовалось солнцу на бегу…
Но будет – лужей крови на снегу… –
Всё тот же сон…
В России та же смута.
Белогвардейцы и большевики…
Сегодня Николаевск на Амуре
Встречает партизанские полки.
Все в красных бантах. Флаги и тряпицы
Полощутся на ледяном ветру.
А члены штаба фронта и Тряпицын*
Прошлись по набережной поутру.
Вот он – войны гражданской пункт конечный.
А дальше – океан и горизонт.
С пришедшими сахалами** сердечно
Братается японский гарнизон».
_________
* Тряпицын Яков Иванович (1897 – 1920) – командующий Николаевским фронтом и Николаевским военным округом Красной Армии РСФСР и Охотским фронтом Народно-революционной армии Дальневосточной республики.
** Сахалы – бывшие каторжники, сбежавшие с Сахалинской каторги.
06 марта 1920 год.
Неделя 2-я Великого поста.
Вселенская родительская суббота.
«Упокой, Господи,
душу усопшего раба твоего
предка Алексия Черных*…
Прости, Господь, что скорбно мне и больно.
И смуту пережить дай силы мне
За прегрешенья вольно и невольно
Содеянные нами на земле.
Мой прадед, я храню медаль на ленте
Егорьевской –
Ты много лет назад
За Петропавловский порт был в ответе,
Англо-французский разгромив десант.
Сберёг Господь тебя от глупой пули.
И вскоре ты со шхуны на борту
Увидел ширь речную на Амуре
С избушкой в Николаевском посту.
Здесь камчадалами на новостройке
Построен Петропавловский собор.
Здесь сам Василь Степанович Завойко,
Случалось, брал пилу или топор.
Они смогли, камчатские братушки,
Обжить сие российские места.
А бывший пост с единственной избушкой
Столицей Дальнего Востока стал».
_________
* Алексей Черных – дьякон Петропавловского собора, заслуживший медаль на Георгиевской ленте в память Крымской войны, отправленный из Петропавловского порта к месту назначения с семейством, согласно от 05.03.1855 приказа контр-адмирала, командира Петропавловского порта, военного губернатора Камчатской области В.С. Завойко.
13 марта 1920 год.
Неделя 3-я Великого поста.
Вселенская родительская суббота.
«Господи, прими с миром души раб Твоих,
воинствовавших за благоденствие наше, за мир
и покой наш, и подаждь им вечное упокоение…
Вчера был Сахалинский Съезд Советов.
Четвёртый час утра. Зажёг свечу.
За окнами конец и тьмы, и света
В разрывах бомб, снарядов…
Я хочу
Молитву прочитать за убиенных
Гражданских, и японцев, и военных.
Под окнами опять рванул снаряд.
Не ведают, безумцы, что творят.
Штаб окружён. И в пулемётных лентах
Сахалы убиенные лежат.
За насыпью крадётся интервентов,
По плану операции, отряд.
Честь самураев в этот час в зените.
Тряпицын ранен в ногу.
«Застрелите –
Кричит в пылу – товарищи меня!»
Но на руках выносят из огня
Его.
Спешит майора Исикава
Японский консул отблагодарить.
Вот так является земная слава.
Уж заключают господа пари –
«Продержутся ль Советы до рассвета?
Спасители родные – интервенты,
Кто шёл на бой под стягом Колчака –
Спасайте от Советов и ЧК!»
И солнце цвета крови и отваги
Над дымным Николаевском встаёт
Один в один, как на японском флаге.
Но полк Амгуно-Кербинский идёт
К большевику Тряпицыну в подмогу,
Из пушек расчищая путь-дорогу.
Уже Симады с боем взят квартал.
Японский консул спрятался в подвал.
А самурай бесстрашный Исикава
Сам с саблей наголо, крича: «Банзай»,
Уже не славы…
Верно, смерть искал он,
Бросаясь в бой на цепи партизан.
Потом, признаюсь, стало ещё хуже:
И русские бандиты, и хунхузы*
По городу под видом партизан
Пошли всех грабить, семьи вырезать,
Насиловать.
Пошла гулять рванина.
Как говорится, горе не беда, –
Начальник штаба Лебедева Нина
Всех, наобум, стреляла без суда.
Прости, Господь, что скорбно мне и больно.
И смуту пережить дай силы мне
За прегрешенья вольно и невольно
Содеянные нами на земле».
_________
* Хунхуз – китайский бандит.
20 марта 1920 год.
Неделя 4-я Великого поста.
Вселенская родительская суббота.
«Упокой, Господи,
душу усопшего раба твоего предка
Иоанна Чёрного (Черных)*…
Молюсь, дабы обрёл покой и милость
Камчатский сотник Чёрный Иоанн.
Уж он-то вволю побродил по миру.
Уж он-то навидался дальних стран.
Швыряли боты бешенные волны
И ветер рвал полотнища ветрил.
Он прегрешений вольных и невольных
За прожитое столько натворил…
Уж он-то помнил, как погиб Атласов.
Поэтому в спокойствии и жил,
Что казаков своих бил по мордасам,
Чем страх и трепет наводил чужим.
А айны**, встретив подданных микадо,
Свирепый норов Чёрного ценя,
Кричали: «От Камчатки до Хоккайдо –
Владения российского царя!»
Составив обстоятельную карту
И опись всех Курильских островов,
Он к айнам был не толерантен, как-то,
Чем наломал, увы, немало дров.
Не знал он мер во власти и разгуле.
И это стало главной из причин,
Что он в Иркутске взят был на цугундер***.
В цугундере от оспы и почил».
_________
* Иван Чёрный (Черных) – казачий сотник, глава экспедиции исследования Курильских островов (1766 – 1769гг.)
** Айны – коренное население Курильских островов.
*** Цугундер – тюрьма.
Последняя запись.
03 апреля 1920 год.
Лазарева суббота.
«Господи, к гробу четверодневного,
на могилу Лазаря пришёл Ты,
и пролив слезы о друге, восставил
четверодневного мертвеца Ты, колос жизни.
Жизнь с каждым днём становится всё хуже.
По улицам безлюдным бродит страх.
Страшнее страха, может, только ужас.
Закрыты ставни. Двери на замках
И изнутри на кованых запорах,
А в душах отчуждения стена.
Поди узнай, есть жизнь ли за забором?
«Эй! Живы люди?» –
Только тишина…
И на душе сомненья и тревога.
Где мне сыскать заветные слова?
Как было у Спасителя, у Бога!
Неужто, вера у меня слаба?
ОН не успел,
а значит,
Лазарь умер.
Выходит так, что некого винить.
Не всё сбывается, о чём ты думал.
И прошлого уже не повторить.
Пускай мою мечту не видят вежды,
Надежда до последнего живёт.
Она живёт – последняя надежда,
Что чудо, всё-таки, произойдёт.
Чтоб от Москвы до самых до окраин,
Всем фактам и прогнозам вопреки,
Обнялись крепко братья – Авель, Каин –
Белогвардейцы и большевики.
Меня моя надежда не оставит.
Ведь не должна прерваться Жизни нить.
Но ОН пришёл!
И Лазарь будет жить!
…Что завтра ждёт меня? –
никто не знает…»
04 апреля 1920 год.
Вход Господень в Иерусалим.
Вербное воскресение.
Чудесный день!
Через неделю – Пасха!
Как трудно в этот день быть одному.
Крадётся николаевская паства
со свечками и с вербой на Амур.
Спешит, как говорится, «освящаться».
О, Боже мой, какое это счастье –
Средь верующих в Господа людей
Букетик вербы подставлять воде
И солнцу, что с небес на нас нисходят.
Задумчивый отец Серапион
С кропилом важно вдоль прихода ходит.
Старушкам, дьячками окружён.
Спаситель в город в этот день явился.
Пусть мир погряз в страданиях и зле,
Но, думаю, никто б не удивился,
Когда б Тряпицын въехал на осле
На лёд Амура к добрым милым людям.
Он – человек, как все, –
Живёт и любит.
Но он приехал на гнедом коне
С тяжёлым маузером на ремне.
И с ним его лихие партизаны.
«Всем – вон отсюда!»
«Прочь! Кому сказали?»
«Буржуи недобитые! Весь сброд!»
«Я поп сейчас тебе закрою рот!»
В строю вооружённые сахалы.
Сон наяву –
В кругу волков
Сохатый…
Как волчья стая замерла толпа…
«Товарищи! Кто вербой бить попа?»
«Верба хлёст – бьёт до слёз.
Верба красна – бьёт не напрасно».
«Кто разберётся с мироедов классом?»
«Петро, поставь синяк ему под глазом!»
Но души давит срама тяжкий груз –
Строй неподвижен.
Вышел лишь хунхуз.
Он бьёт в лицо, в живот.
Рвёт в клочья рясу.
Он бьёт за все обиды жёлтой расы
По голове ногой, под сердце влёт.
«А щас тащи его топить под лёд!»
…………………………………………..
Отца Серапиона из воды
Достали.
Положили под иконой.
Исчезли избиения следы.
Стал лик его лучистым и спокойным…
«Моли Бога о нас, святой новомученник
дальневосточный Серапион Амурский».
II
ТРЯПИЦЫН ЯКОВ ИВАНОВИЧ
«…Тряпицын был борцом за власть Советов…
Загубили Якова Тряпицына напрасно».
(из разговора советского военачальника
Блюхера В.К. с писателем П.И. Гладких)
1.
Тряпицын Яков – коммунар отважный,
Колчаковцами взят был под арест
В Иркутске.
Но сумел бежать однажды.
Ему был на германском фронте дважды
За храбрость дан Георгиевский крест.
Он вышел с девятнадцатью бойцами
В Хабаровском уезде, смел, рисков,
С такими же, как он, большевиками.
А нынче с ним две тысячи штыков.
С жестокою военной дисциплиной
Вскрывая укрепления, как таран,
Шли эскадроны партизан лавиной,
Врагов сметая в Тихий океан.
2.
Их храбрость – это славные дела их!
Де-Кастри, Циммермановка…
И вот
Взят на Амуре город Николаевск,
Приморья – белой армии оплот.
Задерживаясь за полночь нередко,
О сухарях забыв и о чайках,
Все документы белой контрразведки
Исследовала тщательно ЧК.
«Тряпицын, прочитайте – это ж надо
Так потерять порядочность и стыд,
Составлена петиция к микадо
От наших николаевских элит.
Российские чиновники, буржуи
Придумали диковинный почин –
Японцам шлют приветы-поцелуи,
Им отдают Амур и Сахалин».
«Придете, дорогие интервенты,
Без вас в стране совсем порядка нет.
Гоните большевицкие Советы.
Сердешный буржуинский вам привет!
И подписи на трёх листах. Чин чином.»
– Смеётся звонко Лебедева Нина
С реестром подписей ста двух иуд.
Тряпицын пишет:
«Под арест. И в суд».
3.
Сраженьям и войне гражданской – баста!
Вся власть Советам!
Наш последний бой.
«Не знаю, Нина, словно я по насту
Иду.
И, как болото под ногой,
Разверзнется бездонная пучина
Вот-вот.
И глупость – этому причина.
Москва открыла интервентам дверь,
Создав предательскую ДВР*.
Абсурдная нелепая программа.
О ней я Ленину сказать хочу.
В Москву через Иркутск радиограмму
Я посылаю лично Ильичу:
«Иркутск. Тов. Янсону – Уполномоченному иностранным отделом от ЦК ВКП (б) из Москвы – Ленину.
Нам стало ясно, что вы совершенно неверно информированы о положении здесь и хотели бы спросить, кто вас информировал о положении здесь, а так же Москву, которой вынесено постановление о буферном государстве на Дальнем Востоке, создание которого совершенно нецелесообразно… Вместо избавления от японцев, буфер нам дал ещё более злейшую войну… вы своим дурацким буфером сорвали уже готовую победу красной партизанской армии на Д. Востоке. Если бы не провокация буферов и земцев, то японцы, под давлением наших сил, ушли бы отовсюду…»
_________
* ДВР – Дальневосточная республика (06.04.1920 – 15.11.1922), буржуазно-демократическое государство, в народе называемое Довольно Весёлая Республика.
4.
В бывший Дом собраний благородных
Потянулись все – и стар, и мал.
Хор консерватории народной
Разучил «Интернационал».
Может быть, с презрительною миной
Улыбнётся сноб или эстет,
Но ведь это Лебедева Нина
Здесь открыла университет.
Где под керосинки тусклым светом
Пишут из неграмотности тьмы,
Мелом на доске: «Вся власть Советам!»,
«Не рабы – мы!» и «Рабы – не мы!»
Люди верят, что, на самом деле,
Принесёт плоды их героизм.
Ведь они по ленинской модели
Строят здесь военный коммунизм.
5.
«Знаешь, Нина, всё не так уж плохо.
Верю, что сбываются мечты.
Мы с тобой Советскую эпоху
Создаём совместно – я и ты.
Мы простим друг другу все обиды
В этой грязи и войны дерьме.
Наша ли вина, что полюбили
Мы друг друга в этой кутерьме?
Простучит нам телеграф внезапно
В нашу сумасшедшую весну:
То, что мне приказ – идти на запад,
А тебе – в другую сторону.
Так и разойдутся наши судьбы.
Не потерпит сердце пустоты,
В жизни у меня сейчас, по сути,
Только Революция и ты.
Так, чего мне унывать?
Довольно
Мыкать горе, что тебя люблю.
Я тебя в своей душе, хоть больно,
Но, клянусь, как контру, застрелю.
Брошусь в Революции пучину.
Трубачи атаку протрубят!
Что за слёзы, Лебедева Нина?»
«Да бе-ре-мен-на я от тебя…»
6.
«Что, Яков, загрустил? Давай закурим.
От льда Амур вскрывается…
Но вот
На карте Николаевск на Амуре
Уже означен, как японский порт.
Побереги для будущего нервы,
Когда в Де-Кастри высадят десант,
Когда пойдут в верховья канонерки
И будет здесь хозяин – оккупант».
Без устали в эфир тире и точки
Летят –
«Пришлите нам снаряды срочно!
Товарищи! Не можем больше ждать».
Ответ:
«С японцами в бой не вступать».
«Говорят нынче Троица.
Это тридцатое мая.
Милосердие, жалость,
а так же, сомнения прочь.
Я в ответе за всё
и ответственности не снимаю.
Пароходы от пирсов уходят
в тревожную ночь.
Партизаны уже лошадей
запрягают в подводы.
По ближайшим болотам
и топям настелена гать.
Моисей по пустыне
народ уводил на свободу.
У меня не пустыня.
Мне легче –
всего лишь, тайга.
На походе японцы.
Товарищи, поторопитесь.
Двадцать тысяч народа
из женщин, детей, стариков.
В ДВР и в России пусть знают,
что Яша Тряпицын
Никого не оставил
на пытки и смерть от врагов».
Радиограмма:
«Всем органам власти на Дальнем Востоке и Российской Федеративной Советской республики.
Говорит радиостанция RNL из Николаевска на Амуре. 1 июня 1920 год.
Товарищи! В последний раз говорим с вами. Оставляем город и крепость,
взрываем радиостанцию и уходим в тайгу. Всё население города и района эвакуировано. Деревни по всему побережью моря и в низовье Амура сожжены. Город и крепость разрушены до основания, крупные здания взорваны. Всё, что нельзя эвакуировать и что могло быть использовано японцами, нами сожжено и взорвано. На месте города и крепости остались одни дымящиеся развалины, и враг наш, придя сюда, найдёт только груды пепла…»
Не вините за это
сахалов, бандитов, хунхузов.
Партизаны уходят.
Их совесть и руки чисты –
Так когда-то сжигали Москву
при приходе французов.
Так рванут, уходя в сорок первом,
над Бугом мосты.
Страха нет.
По пожарищам города мечется ужас.
Там, в застенках тюрьмы,
Без суда убивают господ.
Вой безумных собак
да вороны безмолвные кружат.
Если это увидишь,
поймёшь, что такое – исход.
8.
Кто хоть однажды был в таёжной чаще,
Наверняка запомнил тот кошмар,
Когда на вас вдруг облаком звенящим
Напал Его величество Комар.
Он забивает ноздри, рот и уши.
Он с мошкарой везде, ядрёна мать.
Вот тут-то вспомнишь ты о зимней стуже,
Но, что поделать, надо привыкать.
Штаб уходил из города последним
От взорванной и выжженной земли.
И, чтоб не разыскали их по следу,
Все разными маршрутами пошли.
Плутала двадцать двое суток группа.
В тайге блуждали, не смыкая век.
С проводником всё получилось глупо,
Лазутчиком японским был эвенк.
За сотню вёрст нет ни жилья, ни тропки.
И как-то раз увидеть довелось
В бинокль Тряпицыну с ближайшей сопки,
Как волчьей стаей окружён был лось.
Под елью обессиленный сохатый
Стоял недвижный, тяжело дыша.
Замкнулся круг смертельного охвата.
И прыгнул волк, сохатого душа,
Под горло.
Стая кинулась на тело,
Которое любило, пило, ело,
Бежало в ширь распахнутых полей.
Осталась лужа крови на земле…
Конец пути. Вся жизнь, как на ладони.
Ну что поделать, такова судьба.
Зачем искать себе иную долю,
Жизнь – противоположностей борьба.
9.
Чтобы землю звёздами укрыть,
Ночью небо падает на землю.
Звёзды превращаются в костры.
У костров устало люди дремлют.
Над кострами сны их и мечты
С искрами взвиваются и гаснут.
Кто-то грезит о вещах простых,
Кто-то о несбыточном прекрасном.
Впереди – не жизнь, а красота.
Только нынче кой-кому не спится,
Шепчутся тихонько у костра,
Что не так удачлив стал Тряпицын.
«Нет еды, болота, комары.
Что темнит он со своею бабой?…»
«До какой ещё терпеть поры
Их, здесь появившихся, со штабом?»
10.
Души разъедаются быстрее,
Чем железо разъедает ржа.
Вспоминает партизан Андреев
Страшный николаевский пожар.
Как кричал Тряпицын злой и лютый,
К делу приступая от угроз:
«Убивай всех!
Это, ведь, не люди!
Это социальный наш навоз!»
Как несчастные в ногах просили,
Чтоб добрее к ним была судьба…
Пропади ты пропадом, Россия!
Русь, где попирает раб раба!
Я – Иван Андреев – почему-то
Здесь ещё живу, в дурной стране,
А не в префектуре Карафуто*,
Где житьё приемлемо, вполне…
«Выслушай, товарищ!
Вместе с Ниной
Яков – натуральный анархист!
Не в ладах с партийной дисциплиной.
Перед Революцией не чист».
«Он нам – враг!
А к нашему врагу нет
Жалости!»
Чтоб не попасть впросак
Пробрались на пароход «Амгунец»
Заговорщики в ночь
в три часа.
_________
* Префектура Японии на о. Сахалин. (1920 – 1925)
11.
«Как глупо! Как грязно! Как подло!
Как кавалерийский наезд…»
Тряпицина Яшу в исподнем
С «Амгунца» ведут под арест.
Цепями закованы ноги.
И Нина без куртки, боса.
Товарищи их вдоль дороги
Отводят в смятенье глаза.
Должны осудить их намедни.
Уж начали люди роптать.
«Андреев, не мешкай. Не медли!
Их надо быстрей расстрелять».
12.
«Кровь за кровь,
Смерть за смерть!
Сто три члена суда,
Вы согласны?» –
«Единогласно!»
13.
Привели Нину с Яшей в цепях
к яме, месту расстрела.
И согнали народ,
чтобы люди могли посмотреть,
Как в свои двадцать три
молодое и сильное тело
Примет в яме с червями
и с гнилью курносая смерть.
«Яша, Яшенька! По-человечески,
ведь, незаконно,
Чтоб беременных женщин
стрелять разрешали вот так».
«Не волнуйся, родная,
я знаю, отпустят нас скоро.
Это, просто, Андреев
на шутки такие мастак».
«Яша, Яша, любимый,
тебе я рожу мальчугана.
Он, когда подрастёт,
будет точно такой же, как ты…
Почему карабины подняли?
Достали наганы…
Хоть бы с нами, любимый,
случайно не вышло беды…»
Грянул залп. Как кувалдой
с размаха толкнуло в грудину.
«Волчья стая, сохатый…
Уже ничего не пойму…
Что с тобой?
Ты лежишь неподвижно любимая Нина.
Потерпи.
Я на руки вас с сыном сейчас подниму.
Унесу вас от ямы зловещей.
Нам надо скорее
в Коммунизм, там нас ждут.
Я сейчас наберусь трошки сил».
Но уже подошёл
бывший белогвардеец Андреев.
И прицельно контрольным
с нагана
в затылок
добил…
13.
Читатель дорогой!
Предвзятые потомки!
Вот и закончен поэтический рассказ.
Я много дней бродил в истории потёмках.
Там эти две судьбы, две жизни разыскал.
Какое дело нам, друзья, до этих жизней?
В лихое время жить пришлось в лихой стране
Им с верой во Христа,
С мечтой о коммунизме…
Забытые дела давно минувших дней.
Наедине с собой пытаюсь я не редко,
Познать судьбы хитросплетение следов.
Что знаем с вами мы о наших славных предках,
Коль мы своих не помним бабушек, дедов.
Ах, как мы счастливы, что многого не знали!
Иван, не помнящий родства, блажен вполне.
И я, смотря на сон грядущий сериалы,
Проснулся как-то среди ночи.
Страшно мне,
Что прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.*
_________
* М.Ю. Лермонтов «Дума»
11.03 – 02.04.2019